Sapiens. Краткая история человечества - Харари Юваль Ной - Страница 73

На этом Роулисон не успокоился. Как человек армейский он имел множество военных и политических заданий, но каждую свободную минуту пытался посвятить разгадке надписи. Он пробовал один метод за другим и в конце концов смог расшифровать надпись на древнеперсидском: она далась ему легче других, ведь древнеперсидский не сильно отличался от современного, которым Роулисон свободно владел. Так он получил ключ к тайнам эламской и вавилонской надписей. Таинственная дверь распахнулась, и в нее хлынули древние, но все еще живые голоса: гвалт шумерского базара, торжественные воззвания ассирийских владык и пререкания вавилонских бюрократов.

Другой пример тесной взаимосвязи империи и науки — жизнь сэра Уильяма Джонса. Джонс приехал в Индию в сентябре 1783 года, получив должность в Верховном суде Бенгалии. Он был настолько пленен чудесами новой для него страны, что, не пробыв в ней и полугода, основал Азиатское общество. В задачи этой академической организации входило изучение культуры, истории и общества азиатских стран, в первую очередь Индии. Через два года Джонс опубликовал «Санскритский язык» — основополагающий труд в области сравнительного языкознания.

В этой книге Джонс указал на поразительное сходство санскрита — древнего языка Индии, ставшего священным языком индуистских обрядов, — с греческим и латынью, а также установил параллели всех этих языков с готским, кельтским, древнеперсидским, немецким, французским и английским.

Так, на санскрите «мать» — «matar», на латыни — «mater», а на древнекельтском «mathir». Джонс предположил, что у всех этих языков был общий, ныне забытый предок. Таким образом, он первым указал на то, что потом назовут «индоевропейской языковой семьей».

Работа «Санскритский язык» сыграла столь важную роль в развитии лингвистики не только благодаря дерзкой и точной догадке Джонса, но еще более — благодаря четкой методологии, которую он выработал для сопоставления языков. Переняв его метод, лингвисты начали систематически изучать происхождение и развитие всех мировых языков.

При этом ученые получили максимальную поддержку со стороны империи. Европейские власти полагали, что для эффективного управления нужно знать языки и культуру подданных. Британские офицеры по прибытии в Индию отправлялись на три года в Калькуттский колледж — для изучения индуистского и мусульманского права наряду с английскими законами и языков санскрита, урду и персидского наряду с греческим и латынью, а так же тамильской, бенгальской и индийской культуры наряду с математикой, экономикой и географией. Изучение лингвистики оказалось бесценным подспорьем для понимания структуры и грамматики местных языков.

Благодаря таким людям, как Уильям Джонс и Генри Роулисон, европейские завоеватели смогли хорошо разобраться в устройстве своих империй. Они знали историю и культуру покоренных народов гораздо лучше, чем любые прежние завоеватели или даже чем само местное население. Это знание давало им очевидные практические преимущества. Без таких сведений незначительная горстка англичан едва ли смогла бы управлять сотнями миллионов индийцев, подавлять их и эксплуатировать целых двести лет. В XIX — начале XX века менее пяти тысяч британских чиновников, от сорока до семидесяти тысяч солдат и порядка ста тысяч бизнесменов, слуг, жен и детей удерживали в повиновении миллионы индийцев[86]. Но практические преимущества — не единственная причина, по которой империи взялись финансировать изучение лингвистики, ботаники, географии и истории. Важно было и то обстоятельство, что наука служила идеологическим оправданием империи. В современную эпоху европейцы уверились, что приобретение новых знаний — заведомое благо. Поскольку империи обеспечили непрерывный приток новых знаний, они выглядели позитивно и прогрессивно. И поныне такие науки, как география, археология и ботаника, вынуждены признать, пусть и косвенно, сколь многим они обязаны империям. Ботаники редко вспоминают о страданиях аборигенов Австралии, но добрые слова для Джеймса Кука и Джозефа Бэнкса у них всегда найдутся.

Приобретенное империями новое знание давало им также возможность, хотя бы теоретическую, облагодетельствовать и завоеванные народы, принести им свет прогресса, медицину и образование, проложить каналы и железные дороги, обеспечить справедливость и процветание. Империалисты утверждали, что их расползшиеся государства — не орудие эксплуатации, а, говоря словами Киплинга, «бремя белых».

Иными словами, получается, европейцы распространили свою власть на весь мир из альтруистических побуждений, ради блага неевропейских народов.

Конечно, слова нередко расходились с делами. Бенгалию, богатейшую провинцию Индии, англичане захватили в 1764 году. Новые властители заботились только о собственном обогащении. Они проводили чудовищную экономическую политику, в результате которой через несколько лет в Бенгалии разразился Великий голод. Проблемы начались в 1769 году, в 1770 достигли катастрофического размаха, а закончилось бедствие только в 1773 году. Умерло около 10 миллионов бенгальцев, треть населения провинции[87]. Но это несчастье отнюдь не подорвало веру Уильяма Джонса и его коллег в прогресс, которым англичане облагодетельствовали Бенгалию.

На самом деле факты не укладываются полностью ни в сюжет угнетения и эксплуатации, ни в миф о «бремени белого человека». Европейские империи были достаточно обширны и разнообразны, чтобы в них происходило и то и другое — появлялись основания и винить их в смерти, несчастьях, несправедливостях, и рассуждать о том, как много колонии получили под их управлением. Благодаря союзу с наукой европейские империи смогли действовать с таким размахом, причем в масштабах всей Земли, что их уже не назовешь ни хорошими, ни плохими: они создали тот мир, в котором мы живем, и те идеологии, посредством которых мы их оцениваем.

Однако наука и сама выступала рука об руку с империей в не слишком благовидной роли. Биологи, антропологи и даже лингвисты вывели доказательства превосходства европейцев над всеми иными расами, а значит, их права (если не долга) править миром. Так, Уильям Джонс утверждал, что все индоевропейские языки происходят от единого предка. Ученым понадобилось уточнить, кто же говорил на древнейшем языке. Выяснилось, что первые носители санскрита, которые 3000 лет назад вторглись в Индию из Средней Азии, именовали себя Arya. Говорившие же на древнеперсидском называли себя Airiia. Европейские ученые пришли к выводу, что носители праязыка, от которого произошли санскрит и персидский, а также греческий, латынь, готский и кельтский, назвали себя ариями. Случайное ли это совпадение, что основатели могущественных империй — индийской, персидской, греческой и римской — все были ариями?

Затем английские, французские и немецкие ученые соединили лингвистическую теорию о строителях империй ариях с дарвиновской теорией выживания сильнейшего и получили вывод: арии представляли собой не только языковую, но и биологическую общность — расу. И не просто расу, а господствующую расу высоких, светловолосых, голубоглазых, трудолюбивых и разумнейших существ, которые явились из северных туманов и заложили повсюду в мире основы культуры. К сожалению, покорившие Индию и Персию арии смешались с местным населением, утратив светлокожесть и светловолосость, а заодно и рациональное мышление вместе с прилежанием. Индия и Персия в итоге выродились. В Европе же арии сохранили расовую чистоту, и потому-то европейцы сумели покорить мир, и они единственные достойны им править — только ни в коем случае нельзя повторять ошибку и смешиваться с низшими расами.