Как Иисус стал богом - Эрман Барт Д. - Страница 39

В любом случае погребение Иисуса Иосифом представляет собой явную историческую проблему хотя бы в свете других пассажей из Нового Завета. Ранее уже отмечалось, что Павлу, по-видимому, ничего не известно ни об Иосифе из Аримафеи, ни о самом факте погребения Иисуса «видным членом совета». Эти сведения не входят в самый ранний символ веры, цитируемый Павлом в 1 Кор 15:3–5 – а ведь если бы автор этого символа веры знал нечто подобное, он непременно их привел бы: как мы уже видели, не называя по имени человека, который похоронил Иисуса, он создает дисбаланс со второй частью символа веры, где приводит имя человека, которому Иисус явился (Кифа). Таким образом, этот ранний символ веры не содержит никаких сведений об Иосифе. И Павел тоже ничего не говорит о нем.

Более того, существует еще одна традиция о погребении Иисуса, в которой ничего не говорится об Иосифе из Аримафеи. Как я уже заметил выше, книга Деяния апостолов написана тем же человеком, который был автором Евангелия от Луки. При написании евангелия этот неизвестный нам автор (мы для ясности называем его Лукой, хотя в действительности мы не знаем, кем он был) использовал большое число более ранних устных и письменных источников, как о том свидетельствует он сам (Лк 1:1–4). Исследователи наших дней убеждены в том, что одним из его источников было Евангелие от Марка, и таким образом Лука включает Иосифа из Аримафеи в свою версию рассказа о смерти и погребении Иисуса. Когда же Лука писал второй том своего сочинения, книгу Деяния апостолов, ему были доступны уже другие источники. Книга Деяния апостолов посвящена не жизни, смерти и воскресению Иисуса, а последующему распространению христианства по всей Римской империи. Примерно одна четверть этой книги состоит из речей, произнесенных ее главными персонажами, прежде всего Петром и Павлом – например, речей, целью которых было убедить людей принять веру в Иисуса или дать наставления тем, кто уже уверовал. Библеисты уже давно пришли к выводу, что эти речи не представляют собой подлинные слова апостолов, произнесенные в тех или иных обстоятельствах, а составлены самим Лукой. Лука пишет спустя десятилетия после тех событий, о которых он повествует, а в те времена никто не делал заметки. Историки Древнего мира, в общем и целом, сами составляли речи своих главных персонажей, как в том признается даже такой дотошный историк, как грек Фукидид (Пелопоннесская война, 1.22.1–2). У них просто не было другого выбора.

Тем не менее, когда Лука составлял свои речи, похоже, что он делал это отчасти на основе более ранних источников, имевшихся в его распоряжении, – точно так же, как его описание учения Иисуса в евангелии было заимствовано из более ранних источников (например, у Марка). Но если различные традиции (например, речи) дошли до него из различных источников, нет никакой гарантии, что они будут находиться в полной гармонии между собой. А если они не находятся в гармонии, то это почти всегда происходит потому, что кто-то вносит в эти история изменения или же выдумывает их.

Это делает речь Павла в Деян 13 тем более интересной. Павел говорит в синагоге в Антиохии Писидийской, используя эту возможность, чтобы сообщить собравшимся верующим, что еврейские начальники в Иерусалиме совершили тяжкий грех перед Богом, убив Иисуса: «И не найдя никакого основания для смерти, упросили Пилата убить Его. Когда же исполнили всё написанное о Нем, то, сняв с древа, положили Его в гробницу» (Деян 13:28–29).

Со стороны кажется, будто эти слова в общем и целом соответствуют тому, что евангелия сообщают нам о смерти и погребении Иисуса – то есть, что он умер и было положен в гробницу – но здесь погребение Иисуса осуществляет не один-единственный член Синедриона, а весь совет. Это совершенно иная традиция. Здесь нет ни слова об Иосифе, как и в посланиях Павла. Возможно ли, что эта возникшая еще до Луки традиция, более древняя, чем та, что встречается у Марка и связана с Иосифом из Аримафеи? Не является ли древнейшей из дошедших до нас традиций именно та, которая утверждает, что Иисус был похоронен группой иудеев?

Если эта традиция действительно более древняя из двух, в этом есть смысл. Любая традиция, ставящая своей целью подвести читателя к рассказу о пустой гробнице, просто обязана была доказать, что Иисус получил надлежащее погребение в гробнице. Но кто мог осуществить это погребение? Согласно всем преданиям, у Иисуса не было семьи в Иерусалиме, и следовательно, не было ни фамильной гробницы, куда его могли положить, ни родственников, которые могли совершить погребальный обряд. Более того, евангельские рассказы не раз сообщают, что все последователи Иисуса после его ареста скрылись, так что они тоже не могли взять на себя эту задачу. Римляне не собирались этим заниматься по причинам, которые я проясню далее. Это оставляет нам только один выбор. Если последователи Иисуса знали, что он должен быть похоронен в гробнице – иначе откуда могли взяться рассказы о пустой гробнице? – и им необходимо было выдумать историю, описывающую его погребение, то единственными, кто мог это сделать, были сами еврейские власти. Отсюда и древнейшая из имеющихся у нас традиций, изложенная в Деян 13:29. Возможно, эта же традиция лежит и в основе 1 Кор 15:4: «Он был погребен».

По мере того как традиция о погребении рассказывалась и пересказывалась, она, возможно, не только приукрашивалась, но и конкретизировалась. Рассказчики были склонны добавлять детали к историям, казавшимися не совсем ясными, или давать имена людям, которых традиция оставила безымянными, или добавлять имена отдельных личностей к рассказам, в которых первоначально упоминались только безымянные персонажи или неопределенные группы лиц. Эта традиция продолжалась еще долгое время после новозаветного периода, как блестяще продемонстрировал мой учитель Брюс Мецгер в своей статье «Имена для безымянных»[54]. Мецгер показал, как люди, которые в новозаветных рассказах остались безымянными, в более поздних традициях получали имена: например, волхвы, или священники в Синедрионе, осудившие Иисуса, или два разбойника, распятые вместе с ним. В рассказе об Иосифе из Аримафеи мы, возможно, имеем дело с ранним примером этого феномена: неопределенное заявление о том, что некие безымянные представители иудейских властей похоронили Иисуса, превратилось в рассказ об одном конкретном человеке, сделавшем это, который назван по имени.

В дополнение к этому мы располагаем очевидным доказательством того, что в евангельских традициях, по мере того как время шло, а рассказы все более приукрашивались, наметилась тенденция находить «хороших парней» среди «плохих». Так, например, в Евангелии от Марка оба разбойника «поносили Его» (Иисуса) на кресте; в более позднем Евангелии от Луки так поступает только один из них, в то время как другой исповедует веру в Иисуса и просит вспомнить о нем, когда тот придет как Царь (Лк 23:39–43). В Евангелии от Иоанна есть еще один «хороший парень» среди «плохих парней» Синедриона, вызвавшийся помочь с погребением, по имени Никодим, который сопровождает Иосифа из Аримафеи, чтобы вместе с ним отдать последний долг телу Иисуса (Ин 19:38–42). Наиболее примечательная фигура здесь – это Понтий Пилат, в самом раннем из наших евангелий, от Марка, представленный исключительно в черном свете, как человек, осудивший Иисуса на смерть. Но он делает это с большой неохотой у Матфея, и лишь после того, как трижды объявляет Иисуса невиновным, у Луки и Иоанна. В более поздних евангелиях, не вошедших в Новый Завет, Пилат предстает как «хороший парень», невиновный до такой степени, что он даже обращается в веру и становится приверженцем Иисуса. Отчасти эти все усиливавшиеся попытки оправдать Пилата предпринимались с тем, чтобы показать, на ком в действительности лежала вина за незаслуженную казнь Иисуса. Для авторов этих сочинений, живших намного позже свершившегося факта, вина лежала на непокорных евреях. Но этот образец – также из числа попыток найти кого-нибудь хорошего среди нравственно испорченных противников Иисуса. Упоминание об Иосифе из Аримафеи как о тайном поклоннике, стороннике или даже последователе Иисуса, могло быть аспектом того же самого явления.