Малахитовая шкатулка - Бажов Павел Петрович - Страница 110

Сторожить в таком месте у проездных ворот не всякому доверишь. Надёжный человек требуется. Наши общественники долго такого искали. Нашли всё-таки. Из служивых был, Васильем звали, а как по отчеству да по прозванью, не знаю. Из здешних родом. В молодых годах его на службу взяли, да он скоро отвоевался: пришёл домой на деревяжке.

Близких родных, видно, у этого Василья не было. Своего семейства не завёл. Так и жил бобылём в своей избушке, а она как раз в той стороне, где эта самая гора. Пенсион солдатский по старому положению в копейках на год считался, на хлеб не хватало, а кормиться чем-то надо. Василий и приспособился, по-нашему сказать, к сидячему ремеслу: чеботарил по малости, хомуты поправлял, корзинки на продажу плёл, разную мелочь ко кроснам налаживал. Работа всё копеечная, не разживёшься от такой. Василий хоть не жаловался, а всем видно было, — бьётся мужик. Тогда общественники и говорят:

— Чем тебе тут сидеть, переходи-ка в избушку при проездных воротах. Приплачивать будем как за караул.

— Почему, — отвечает, — миру не послужить? Только мне на деревяге-то не больно способно скотину отгонять. Коли какого мальчонку в подручные ставить будете, так и разговору конец.

Общественники согласились, и вскоре этот служивый перебрался в избушку при проездных воротах. Избушка, понятно, маленькая, полевая, да много ли бобылю надо: печурку, чтоб похлёбку либо кашу сварить, нары для спанья да место пред окошком, где чеботарскую седулку поставить. Василий и прижился тут на долгие годы. Сперва его дядей Васей звали, потом стал дед Василий. И за горой его имя укоренилось. Не то что наши заводские, а и чужедальние, кому часто приходилось ездить, либо с обозами ходить по Сибирскому тракту, знали Васину гору. Многие проезжающие знали и самого старика. Иной раз покупали у него разную поделку, подшучивали:

— Ты, бы дед, хоть по вершку в год гору снимал, всё-таки легче бы стало.

Дед на это одно говорил:

— Не снимать, а наращивать надо, потому эта гора на пользу человеку.

Проезжающие начнут доспрашиваться, почему так. Ну дед Василий всегда эти разговоры отводил:

— Поедешь дальше, делать-то в дороге нечего, ты и подумай!

Подручных ребятишек у деда Василья перебывало много. Поставят какого-нибудь мальчонку-десятилетка из сироток, он и ходит при этом деле год либо два, пока для другой работы не подрастёт, а дальше к деду Василью другого нарядят. А ведь годы-то наши, как вешний ручей с горы: столь круто бегут, что и глазом не уследишь. Через десяток годов первые подручные, глядишь, сами семьями обзавелись, а через другой десяток у них свои парнишки в подручные к деду Василью поспели. Так и накопилось в нашем заводе этих выучеников Васиной горы не один десяток. Разных, понятно, лет. Одни ещё вовсе молодые, другие в полной поре, были и такие, что до седых волос дотянулись, а примета у всех их одна: на работу не боязливый при трудном случае руками не разводят. Да ещё приметили люди, что эти выученики Васиной горы стараются своих ребятишек хоть на один год пристроить в подручные к деду Василью. И не от сиротства либо недостатков, а при полной даже хозяйственности.

Случалось, перекорялись из-за этого: моя, дескать, очередь, твой-то парнишка годик и подождать может, а моему самая пора.

Люди, конечно, любопытствовали, в чём тут штука, а выученики Васиной горы и не таились. В досужий час сами любили порассказать, как они в подручных у деда Васи ходили и чему научились. Всяк, понятно, говорил своим словом, а на одно выходило.

Место у проездных ворот на Васиной горе вовсе хлопотливое было. Не только за скотом, а и за обозниками доглядывать требовалось. На большой-то дороге, известно, без баловства не проходит. Иной обозник где-нибудь поближе к выезду из завода прихватит барашка да и ведёт его потихоньку за своим возом. Забивать опасались, потому до смертного случаю тогда достукаться можно. Наши заводские сами на большой дороге выросли. Им в таком разе щадить обозников не доводилось. С живым бараном куда легче. Всегда отговориться можно: подобрали приблудного, сам увязался, за хлебушком, видно, тянется, отогнать не можем. А отдадут— и вовсе никто вязаться не станет. Поругаются только вдогонку да погрозят. Караулу при проездных воротах, выходит, крепко посматривать надо было.

Ну, всё-таки, сколь ни беспокойно, а досуг тоже был. Старик в эти часы за работой сидел, а мальчонке что делать? Отлучаться в лес либо ещё куда старик не дозволял. Известно, солдатская косточка, приучен к службе. С караула разве можно? Строго на этот счёт у него велось. Парнишке, значит, в такие часы одна забава — на прохожих да проезжих глядеть. А тракт в том месте, как по линейке, вытянулся. С вершины в ту и другую сторону далеко видно, кто поднимается, кто спускается. Поглядит этак, поглядит мальчонка да и спрашивает у старика:

— Дедо, я вот что приметил. Подымется человек, хоть с той, хоть с другой стороны, на нашу гору и непременно оглянется, а дальше разница выходит. Один, будто и силы небольшой, и на возрасте, пойдёт веселёхонек, как в живой воде искупался, а другой, случается, по виду могутный, — голову повесит, как ушибли его. Почему такое?

Дед Василий и говорит:

— А ты сам спроси у них, чего они позади себя ищут, тогда и узнаешь.

Мальчонка так и делает, начинает у прохожих спрашивать, зачем они на перевале горы оглядываются. Иной, понятно, и цыкнет, а другой отвечает честью. Только вот диво, — ответы тоже на два конца. Те, кто дальше весёлыми идут, говорят:

— Ну, как не поглядеть! Экую гору одолел, дальше и бояться нечего. Всякую одолею. Потому мне и весело.

Другие опять стонут:

— Вон на какую гору взобрался, самая бы пора отдохнуть, а ещё идти надо!

Эти вот и плетутся, как связанные, смотреть на них тошно.

Расскажет мальчонка про эти разговоры старику, а тот и объясняет:

— Вот видишь, — гора на дороге человеку силу показывает. Иной по ровному-то месту, может, весь свой век пройдёт да так своей силы и не узнает. А как случится ему на гору подняться вроде нашей, с гребешком, да поглядит он назад, тогда и поймёт, что он сделать может. От этого, глядишь, в работе подмога, и жить веселее. Ну, и слабого человека гора в полную меру показывает: трухляк, дескать, кислая кошма, на подмётки не годится.

Мальчонке, понятно, неохота в трухляки попасть, он и хвалится:

— Дедо, я на эту гору ежедень бегом могу. Вот погляди!

Старик посмеивается:

— Ну, что ж. Худого в том нет. Может, когда и пригодится для дела. Только то помни, что не всякая гора наружу выходит. Главная гора — работа. Коли её пугаться не станешь, то и вовсе ладно будет.

Так и учил дедушка Василий своих подручных, а те своим ребятишкам это передали. И до того в наших местах укоренилось, что Васина гора силу человека показывает, что парни нарочно на перевал бегали, подкарауливали своих невест. Узнают, скажем, что девки за гору ушли по грибы либо по ягоды, и ждут, чтоб посмотреть на свою невесту на самом гребешке: то ли она голову повесит, то ли песню запоёт.

Невесты тоже в долгу не оставались. Каждая при ловком случае старалась подглядеть, как её суженый себя покажет на гребешке Васиной горы.

— И сейчас у нас гора эта не забыта. Часто её поминают. И не для рассказа про старое, а прямо к теперешнему прикладывают.

— Вот война-то была. Это такая гора, что и поглядеть страшно, а ведь одолели. Сами не знали, что в народе столько силы найдётся, а гора показала. Как новый широкий путь открыла. Коли такое сделали, то и дальше никакая гора на дороге не остановит наш народ.

1946 г.

Старых гор подаренье

то ведь никогда не разберёшь, где старое кончается, где новое начинается. Иное вчера делано, а думка от дедов-прадедов пришла. Вот и раздели концы! Недавно вон у нас на заводе случай вышел. Стали наши заводские готовить оружие в подарок первому человеку нашей страны. Всяк, понятно, старался придумать как можно лучше. Спорили немало. Наконец, придумали, что всем по душе пришлось и совсем за новое показалось. Старый мастер, когда ему сказали о форме, разделке стальной полосы и узоре, тоже похвалил выдумку, потом и говорит: