Dirty Dancer (СИ) - "SаDesa" - Страница 57

Двигается так, что еле дышит. Каждое слово вылетает с хрипом, но он не затыкается, вовсе нет – намеренно злит меня, напрашивается, требует обойтись с ним пожёстче.

И против воли, против очнувшегося, предупреждающе вопящего голоса разума проглатываю это и, кое-как прочистив горло, отвечаю ему, подстраиваясь под этот насмешливый тон, позволяю ему ужалить посильнее:

– Захлопни рот и сожми меня поплотнее, детка.

Заваливается вперёд, падает на мою грудь, тут же обхватываю, фиксируя, ладонью вцепившись в своё же запястье на манер замка.

Близко-близко, лицом к лицу. И его, готов поклясться, мокрое. Чёлка налипает на лоб.

Слишком для него, слишком вымотан.

Шумно дышит мне в лицо, и кажется, что отдаёт солёным железом. Кусал губы. Сомневался, стоит ли лезть?

Ни секунды.

Шепчет сбивчиво, съедая окончания слов и целые слоги, путаясь собственным языком и то и дело проходясь им по иссушенным, опухшим, наверняка чувствительным губам:

– Тебе понравилось, Рен? Понравилось сверкать голой задницей? Понравилось позировать для снимков?

Невольно стискиваю его так сильно, что хрипит, пытается дёрнуться, ладонями упереться мне в грудь, но тщетно. Ни сил, ни запала не хватает, но его несёт, так сильно несёт, что спустя всего полминуты мне снова хочется просто разорвать его.

– Понравилось ощущать себя полностью беспомощным? Слабым… Униженным…

Уничтожить на месте.

Заебать так, чтобы через дырку в заднице подсвечивались гланды.

Лёгкие сжимаются и горят. Всё тело требует сделать один-единственный ебучий глоток кислорода, а я не могу. Не могу разжать челюсти или втянуть в себя носом. Не могу, потому что, кажется, любое моё движение будет направленно на то, чтобы уничтожить его.

Переломать рёбра и раздавить внутренности. Раздавить, совсем как его явно отвыкшая впускать в себя толстый член задница сейчас сдавливает меня, обхватывает так, что любое, самое незначительное движение может заставить спустить снова.

И злоба, словно густой острый соус. Подчёркивает. Силу моего желания.

Вытрахать или отхуярить.

– Рен, – снова зовёт, тянется к моему рту, прикусывает подбородок, пробуя кожу на вкус. – Скажи, тебе понравилось? Понравилось чувствовать, что в любой момент можешь сам оказаться трахнутым?..

Отбрасываю его в сторону.

Скидываю с себя и, сдёрнув блядские мешающие тряпки и не глядя выбросив их на пол, рывком усаживаюсь на кровати, подогнув под себя ноги. И уже было замахнувшись, наблюдаю за тем, как лениво перекатывается на живот и уползает повыше, так чтобы приподнятая задница оказалась прямо передо мной.

Укладывается на грудь, подминая под себя подушку, и жалобно тянет, разом забыв про издёвки и ехидное шипение:

– Я хочу, чтобы было мокро. Кончишь в меня?

Перекрывает.

Смутно помню, как оказался рядом, как натянул его, словно тёплую живую перчатку.

Но отлично слышу его вопли – громкие, несдержанные, перекрывающие звонкие шлепки кожи о кожу.

Намертво цепляюсь, удерживаю худые крепкие бёдра и долблю его, как последнюю мразь, которая досталась мне, перед тем как окончательно уйти в расход. Как ни одну дешёвую или не очень шлюху.

Наваливаюсь, вдалбливаюсь, где-то далеко ощущая, как горят елозящие о покрывало колени. Отстранённо, совершенно отсутствующе, потому что всё моё внимание сосредоточено на тонких, из-под живота просунутых назад пальцах, которыми он пытается погладить, ещё больше раскрыть свою растянутую на стволе дырку. Давит на её края, цепляется фалангами и…

Да, всё как он просил.

Очень мокро внутри становится, заваливаюсь сверху, всем своим весом, не сдерживая, лишь бы в последний момент быть как можно глубже, как можно больше заполнить.

Дёргается, додрачивает подо мной и, изогнувшись, конвульсивно подрагивает, на мгновение сжимаясь на мне ещё туже. Почти передавливая.

Болью опаляет, но физически не могу вытащить сейчас.

Слишком сложно приподняться, слишком выжал меня. Но и вся злость, вся ярость, которую он вытащил, выплеснулась тоже. Остывает внутри, заполняя его, касаясь упругих стенок.

Я не чувствую себя живым, когда всё-таки приподнимаюсь на руках и откатываюсь в сторону, ощущая, как вместе с обмякшим, опадающим членом потянулся липкий влажный след.

Я не чувствую себя живым, я чувствую себя именно выебанным.

– Эй… – дышит через раз, даже не смыкая губы, зовёт меня.

Наблюдаю за тем, как трогает себя между ног и, задумавшись на секунду, быстро обсасывает пальцы.

И, чёрт… За что, господи? Это и есть моя кара за вечные пьянки, мешок скуренный травы и говняный характер?

За что? Ибо нельзя, нельзя смотреть так, как сейчас смотрит Кайлер.

Жадно, голодно и так, словно мало ему, словно…

– Вылижи меня? – просит, надув губы для вида, а пальцами уже гладит, осторожно касается моего члена, перебирается на живот, очерчивает ими подрагивающие мышцы, и ему явно нравится. Очень нравится это.

Вот дрянь.

Гадёныш слишком хорошо знает: я не пошлю его на хуй и не скажу нет.

Знает, что рычаг, за который он уцепился, почти безотказен.

Знает.

И я, к сожалению, тоже.

Знаю.

***

Распахиваю глаза резко, будто и совсем не спал.

Будто бы каждая клетка не отзывается противной, забившей мышцы тяжестью. Чувствовал бы то же самое, если бы вагоны разгружал. Но…

Поворачиваю голову, чтобы взглядом нащупать белую, кое-как прикрытую одеялом спину. Кажется, даже не пошевелился ни разу, вырубился сразу же, как свалился с меня и откатился к краю.

Слышу, как дышит, иногда вздрагивает.

Прикрываю глаза ладонью и понимаю, что в моих лёгких недопустимо низкая концентрация никотина. И кофе – в желудке.

Точно, готов убить за чашку крепкого и сигарету.

Но Кайлеру слишком хорошо досталось, и будить его сейчас было бы полнейшим свинством.

Во всяком случае, мне нравится думать именно так, а не признать то, что теперь я и вовсе не знаю, как с ним разговаривать. Не забрело в мой череп ещё таких слов.