Dirty Dancer (СИ) - "SаDesa" - Страница 50

– КАКОЕ ТЕЛО, ИДИО…!

Скидываю, когда трубка ожидаемо взрывается в ответ. Сдаёте позиции, мистер Нильсон. Каких-то полгода назад ты продержался бы куда дольше.

"Какое тело"? Тщедушное, тощее тельце, из-за которого я разбил всё, до чего смог дотянуться, и вышвырнул тумбочку из окна высотки.

Выдохнуть и ещё раз осмотреться по сторонам.

Никаких вывесок, опознавательных знаков или милых мальчиков, спешно несущих попки в безопасное место.

Мальчики, девочки… Наверняка неблагополучные, бедные, не способные оплачивать проживание в более приличном корпусе. Но Кайлер же…

Хмурюсь, припоминая, где он работал.

Доставка пиццы, точно! И что, чаевых не хватило на ежемесячный взнос? И Ларри обмолвился, что парень – не сирота, а у его матери есть какая-то квартира. Но почему тогда задрипанный клоповник в глухих ебенях?

Стоп-стоп-стоп!

Тормози, Рен! Класть на чужие "почему". Ты ищешь его вовсе не для того, чтобы подхватить на руки и унести, аки прекрасную принцессу. Кого вообще ебёт, какого члена мальчишка забыл в этой дыре? Кого вообще должно ебать что-то, кроме своей задницы и кучи нависших над ней неприятностей?

Точно не меня.

Поиграли и хватит. Только ещё одна партия в прятки, детка.

Иногда, впрочем, я представлял и это. Представлял, как сдираю казанки о свою собственную рожу, и гладкие скулы почти ребёнка куда пригоднее для этого, нежели твёрдая зеркальная гладь.

Парой пощёчин не отделаешься. Слёзы тоже давно не трогают, но я хочу, чтобы ты плакал, сучёныш. Плакал, когда я найду тебя. Плакал и умолял не ломать идеальный нос, чтобы лепетал, что шутка зашла слишком далеко, что ты не хотел ТАК, что перегнул и…

Вздрагиваю от звонкого лая кинувшейся на сетку псины, к территории которой я подошёл слишком близко.

Неловко кренюсь, удерживая равновесие, и, прокрутившись, упираюсь взглядом в бок серого, словно отсыревшего здания. Четыре этажа, мутные стёкла, парадный вход с неприметной, покрытой слоем дорожной пыли табличкой.

Не подходящее для детишек место. Вообще ни для кого не подходящее.

Подхожу ближе и у самого входа сталкиваюсь с выскочившим в одной рубашке несуразно долговязым пареньком. Такому только под кольцом прыгать, серьёзно. Под два метра будет.

Вытаскивает смятую пачку из переднего кармана серых шорт и, увидев меня, недоверчиво щурится, но после всё же давит слабую лыбу:

– А ты к Кайлеру, да?.. Старший брат?

Усмешка выходит сама собой, рассекает рожу, вытягивая уголки сухих губ. Оттесняю его плечом и, дёрнувшись от обступившей со всех сторон вместе с сумраком застарелой вони, переступаю ободранный порог.

Наваливается тут же, так что трудно дышать, так что рёбра стискивают лёгкие, и приступ паники жирной раздавшейся тушей продирается в желудок.

Слишком знакомо всё. Отпечаталось клеймом в памяти.

Один в один запах подгнившей капусты, грязной шерсти, обвалившейся сырой штукатурки и мокрых тряпок. Запах дешёвой ночлежки и детского приюта. Запах хосписа. Запах бедности и голода.

Прикусываю верхний шарик, да так, что зубы ломит, и забегаю по ступенькам наверх. Прыжками до расшатанной двери с мутным окошком. Наваливаюсь на неё плечом, выношу незапертую с разбега и оказываюсь внутри маленького, камерного, мать его, холла, если два на два с треснувшей плиткой можно так назвать.

Кирпичный коричневый пол. Стены зелёные, цвет лестницы от грязи и не разобрать. И стойка. Не будка или комнатушка даже, именно стойка консьержки, из-за которой она самая и торчит небрежными рыжими кудрями на макушке.

Ближе к ней, к сломанному ещё, наверное, в прошлой эре турникету, и ощущаю себя как на границе. На границе своего мира и его. Не когда такси свернуло на узкие улицы, не когда на подошвы безнадёжно налип мазут – сейчас.

Стряхнуть наваждение, стряхнуть с кончиков волос, немедленно стряхнуть. Я не принадлежу этому, я только… Вспоминаю номер комнаты и этаж. Только загляну мимоходом, как Кайлер в мой.

***

По скрипучим ступенькам, до невозможности ветхим, как если бы на заказ для клипа изготовленным декорациями – не больше. По обшарпанным половицам, с каждым чёртовым шагом с ужасом ощущая, как испаряется весь запал. Ощущая, как что-то ворочается внутри. Что-то, что всеми швабрами надеется, что мальчишка здесь не живёт.

Огибаю стайку девчонок без верхней одежды, столпившихся около приоткрытой двери. Тут же шепотки вслед. Хихиканье. Начинает казаться, будто на спину навешан ярлык, а рядом – ценник, чтоб уж наверняка. Слишком уж шмотки выделяются, даже без опознавательных знаков и надписей. Поправляю капюшон, туже затягивая шнурки, чтобы не светануть татуировкой невзначай.

Ряд дверей. Бордовых, обшарпанных, с расхлябанными облупившимися ручками, и номера есть только на трети. Впрочем, с этим явно везёт, и нужная мне оказывается именно с цифрами.

Повести головой в сторону, разминая шею, сдёрнуть теперь раздражающий капюшон, подтянуть рукава толстовки к локтям, словно намеренно оттягивая, обвести взглядом блеклые цифры и, примерившись, дёрнуть на себя ручку.

Не заперто. И воняет старыми тряпками куда сильнее, чем в холле. Словно метровой пыли слой.

Вижу сразу же. Вижу на полу – лопатками подпирает радиатор.

Шагаю вперёд, уже было сжимая кулак и… останавливаюсь.

Не так.

Всё слишком не так, как я себе это представлял.

Он не станет убегать от меня. Не станет давить на жалость и умолять не портить рожу. Не станет, потому что и вовсе не видит меня.

Не видит, сгорбившись и обнимая колени. Не отводит взгляда от старой, перемотанной скотчем трубки. Настолько древней, что даже экран, настойчиво отсвечивающий входящий вызов, чёрно-белый. Смотрит с таким ужасом, что я тут же понимаю: вот он источник всех его проблем. То самое, ради чего он готов разорваться напополам. То самое, чего он боится куда больше меня, Ларри и всех других проблем вместе взятых.

И гадское чувство внутри, которое гнало меня в этот отстойник, как-то теряется, угасая, отходит на второй план. Растерянность даже, мерзотное осознание, волна схлынула, и чёрта с два теперь хватит запала на то, чтобы…

Звонок обрывается и зубодробительная вибрация тоже.

Это-не-касается-тебя-Рен.

Ладно, детка, хватит строить из себя жертву, иди-ка сюда…

Шаг к нему, чтобы рывком вздёрнуть на ноги и вжать в ближайшую стену, хорошенько приложив упрямой головёнкой, а после того, как очухается, навешать хороших плюх, но упрямая адская машина начинает трезвонить снова. Да так, что выпавший в прострацию Кайлер дёргается всем телом и с чувством впечатывается затылком в батарею. Поскуливает от боли и словно не может заставить себя заткнуться, кусает губы, пальцами стискивает предплечья и взгляда не сводит с мерцающего ряда цифр. Словно вот-вот разрыдается, ударившись в самую настоящую истерику.