Не геройствуй (СИ) - "Akira Honey" - Страница 13

Хотелось сначала выпить немного вина, для уверенности в себе, но я вовремя вспомнил, что скорее вырублюсь на середине соблазнения, чем смогу нормально ориентироваться в пространстве. Продырявив мысленно Глеба всеми возможными способами, я направился в ванную, позволив ему надеть на себя боксеры и поперхнуться воздухом от увиденного.

Нервно сглотнув, я поплелся все-таки в ванную комнату, где медитировал в течение десяти минут. Даже толком не вытерся, кинулся обратно в спальную комнату, так как мне в голову пришла мысль, что Глеб меня ждать не будет и уснет.

Соблазнить… Как это делают в романах?.. А мне откуда знать? Я же их не читаю. Даже обидно!

И вот я такой красивый, вылезший из-под холодного душа, в одном халате на голое тело, врываюсь в комнату. Почему-то даже успеваю запыхаться за каких-то три метра коридора. Красота.

- Ты быстро, - невозмутимо ответил Глеб, хотя я таки успел заметить у него в глазах шаловливые искорки, направленные в мою сторону.

- Точно, - хмыкнул я, скорее не соглашаясь с ним, чем соглашаясь или точнее, вообще не имея ничего существенного в виду.

Я прилег рядом с Глебом, который пытался перестать коситься в мою сторону и смотреть в черный монитор выключенного телевизора. И задумался, а так ли сложно будет соблазнить того, кто, по сути, насильно женил (окей, мужил) меня на себе?

- Чем займемся? – спросил я, при этом совершенно не думая, что данная фраза в ситуации может быть двусмысленной и восприниматься, как позыв к действию.

Никогда бы не подумал, что атмосфера от интимной к интимно-сексуальной может так быстро переметнуться и причем существенно отличаться.

Появилось четкое ощущение, что нечто интересное витает в воздухе, создавая какую-то интригу и неуверенность. Глаза Глеба засияли в свете луны, которая своими лучами легко проникала в комнату через окно. Его губы, те, что прежде казались мне сладкими и приятными, манили, и я невольно сам потянулся к парню, дав ему существенный толчок к дальнейшим активным действиям.

Поцелуй был иным. Он был страстным, пусть и начался мягким, обволакивающим, заставляющим трепетать все тело, но вскоре губы Глеба заняли все мои мысли, отогнав прежние, как ненужные. Казалось, что сердце готово не просто выпрыгнуть из груди, но и отдаться тому, кто был сейчас передо мной. Нечто совершенное было в этом поцелуе, то, что играло на кончике языка, превращаясь в напряжение и расходясь приятной волной по телу. Будоражащее чувство вечности или чего-то нового, неизведанного, порабощало разум. И пусть Глеб повалил меня на постель, пусть он руководил процессом, нежно водя по коже руками, вырисовывая незатейливые узоры.

Я просто потонул в тех эмоциях, что дарили мне губы Глеба, позволив себе раствориться в них без остатка, отгоняя все предрассудки, позволяя любить себя и дарить наслаждение.

Возможно, это прозвучит слишком нагло, но, как оказалось, безумно приятно, когда тобой овладевают. Пусть порабощение и происходит медленно, клетка за клеткой, как поцелуй за поцелуем на моей коже, но это такое чувство, от которого сносит крышу и хочется кричать от тех эмоций, что раздирают тебя на части, после сцепляя вновь в новое создание, более совершенное.

Губы, изучающие, миллиметр за миллиметром поглощали душу, целуя, соблазняя, принося эйфорию, от которой сжимались кулаки, разрывая тонкую материю простыней в клочья. Руки, горячие, заинтересованные и властные, позволяли лишь стонать от восторга, когда касались напряженного тела. И глаза, изучающие, влюбленные, мистические, прожигающие насквозь…

Когда мое гулкое дыхание превратилось в стоны? Когда я перестал улавливать границу реальности и безграничного возбуждения, что отдавалось эхом в груди? Когда я стал отдавать полностью одному лишь поцелую? Хотя нет. Множеству поцелуев. Разных и одинаковых.

И пусть в комнате было прохладно из-за кондиционера, я горел. Горел изнутри от жара, что разъедал всю душу, от губ, что касались кожи, оставляя чуть мокрый след, и желание, чтобы они вернулись обратно.

Казалось, что от возбуждения, я почти схожу с ума, гранича на створках сознания и безсознания, летая из мира в мир. Сходя с ума, лишь от одного голоса Глеба, и не важно, что именно он говорил.

Когда парень сел между моих ног, эйфория немного спала, и на ее место пришел страх неизведанного, лишь улыбка Глеба успокоила меня, пусть и ненадолго. Ровно до того момента, как он начал ласкать внутреннюю часть бедер. Но моя попытка сбежать не удалась, и Глеб вновь прижал меня к себе, нависая, пугая и завораживая. Именно в эту секунду я понял, что пусть я и не жертва, а Глеб – не хищник, но я явно отношусь к отряду морковкоедов.

Сердце стучало как бешеное, не давая мне сосредоточиться на тех словах, что говорил Глеб, но тон его голоса был умиротворённым и обеспокоенным одновременно.

Когда я почувствовал внутри себя явно инородное тело, то смог собраться с духом и процедил сквозь губы нечто вроде «черника, отойди от меня», пусть я и был куда жестче в выражениях. Но Глеб никак не отреагировал на мои слова, целуя в губы, мешая мне сосредоточиться на том, чтобы начать отталкивать его.

Пусть от поцелуев парня становилось легче, я ощущал себя все равно разбито, будто меня обманули, так как ничего приятного не чувствовал. Лишь какое-то зудящее чувство лишнего внизу. Больно не было, что радовало.

Губы Глеба продолжали изучать мое тело, теперь сосредоточившись на шее. Это приносило удовольствие, и чуть запрокинув голову, я позволил ему вновь возбуждать мой интерес к процессу.

Не знаю когда именно, я вновь упустил тот момент, но я понял, что мне нравится происходящее. И не было никакой точки внутри или чего-то вроде того, просто было приятно. Возможно, я не прав, но к какому анализу я должен был прийти во время секса? Ведь главное – я наслаждался. На самом деле было приятно, что в тебя входит…

Желание владеть большим присутствовало, причем оно практически слилось с телом, и было тем, что я тут же потребовал, услышав смех Глеба в ответ.

Член, конечно, это тебе не пальцы. Ни в коем случае их нельзя сравнивать, так как член в разы лучше. Пальчики пусть и с меньшей толщиной, чем большинство членов, но у них есть фаланги, приносящие некоторое неудобство, во время входа внутрь (естественно тому, в кого их вводят), да и ногти, пусть они и пострижены по самое «не хочу».