Загадка персидского кота (ЛП) - Палмер Стюарт - Страница 1

Стюарт Палмер

Загадка персидского кота

ГЛАВА 1.

«Сюрприз! сюрприз!»

Все началось с Тобермори, который зубами и когтями старался проложить себе дорогу из кожаного дорожного мешка, в котором он оставался заключенным целую вечность. Тобермори был котом, который гулял сам по себе; и он был разборчив насчет своего местопребывания. От времени до времени он высовывал серую лапку из своего маленького окошечка и издавал тихий жалобный стон.

Тобермори чувствовал себя все более не по себе по мере того, как пароход начинало качать сильнее. Маленький пассажирский пакетбот «Американский дипломат» только что миновал статую Свободы и начинал колыхаться на больших волнах, катившихся мимо плавучего маяка Амброз.

Наконец, дверь кабинки ном. 50 отворилась, и кто-то начал возиться с багажом. Тобермори знал, что это не его хозяйка, достопочтенная Эмилия — она больше пахла лавандой и меньше крахмалом. Он протяжно возопил и услышал, как щелкнула задвижка мешка. «Милый котик», — воскликнула миссис Снокс. Тобермори выскочил из тюрьмы, размахивая своим великолепным хвостом и напоминая своим видом длинношерстого тигра в миниатюре. Тобермори огляделся кругом без всякого энтузиазма и тотчас же принял решение. Был только один выход — круглое многообещающее окошко над диваном. Тобермори прыгнул на него. Как раз в это мгновение брызги соленой воды полетели ему навстречу. Янтарные глаза кота расширились, когда он увидел перед собою только океан — бесконечный, чужой океан.

Тобермори передумал. Он с размаху чуть не вылетел из люка, и только с большими усилиями притянулся обратно в каюту. Если бы ему это не удалось — эта повесть кончилась бы, вероятно, совершенно иначе. Удивлённый и недовольный, большой кот несколько мгновений, прижав уши, злобно плевал на Атлантический океан, а затем протянулся своим длинным серебристо-серым телом на подушку ближайшей койки. Там он улегся, слизывая со своих лап нью-йоркскую пыль и мрачно глядя на миссис Снокс.

Эта особа быстро распаковала вещи Эмилии Пендавид. Ей было не по себе от взгляда этих янтарных глаз. Качая головой, она вышла в коридор, где встретила Питера Ноэля, красивого стюарда из бара в безупречном синем костюме.

— Знаете вы, что сегодня за день, — спросила она.

— 13-ое сентября, — ответил Ноэль. А что?

— Вот именно! И к тому же пятница! Этот большой серый кот в номере 50 — он знает! Он пытался выскочить на берег, как только я его выпустила. А когда кошки покидают тонущее судно...

— Крысы, — поправил ее Ноэль. — Крысы, а не кошки. — Он поклонился и продолжил свой путь. Питер Ноэль был вполне свободен от всяких суеверий.

Питер Ноэль прошел не торопясь в буфетную. Там он уселся на табурет и начал курить сигару. Только тонкая перегородка отделяла его от курительной комнаты для пассажиров. Тут он был королем. Большие черные бутылки в сетке за ним ровно дребезжали по мере движения судна. По другую сторону перегородки кто-то стучал в стену и напевал:

— Те, кто стояли у таверны, кричали: «Отвори мне дверь».

«Вот дурак!» — сказал себе Ноэль. Но все же он отцепил крючок и поднял окошко в перегородке. «Это будет скучное путешествие, — говорил он себе. — Публики едет человек 50, но всего только семеро удосужились прийти на священный обряд открытия бара».

— Ну, — сказал молодой человек. — Дайте мне большую рюмку виски.

— Виски нет, — ответил Ноэль.

Певец прекратил свое пение и убеждал нескольких присутствующих подойти к прилавку. Легче всего удалось убедить молодую пару. Это были, как решил Ноэль, обитатели Нью-Йорка, и по всему видно было, что они женаты.

— Что прикажете вам подать, мистер и миссис Хаммонд?

Голубые глаза молодой женщины были старше, чем ее гладкое моложавое лицо.

— Куантро, — сказала она.

Том Хаммонд вынул трубку изо рта и сказал, что удовлетворится коньяком.

В отдаленном углу две девушки хихикали и зажигали спички, чтобы дать друг другу закурить папиросы.

— А вам что угодно, мисс Фрезер. И что дать вашей подруге, — спросил тенор, который, очевидно, изучил имена всех пассажиров.

— Премного вам благодарны, — протянула Розмери Фрезер слегка деланным тоном. — Ничего ни для той, ни для другой.

Все оглянулись на нее. Том Хаммонд подтолкнул свою жену:

— Лулу, они курят сигары!

Лулу Хаммонд покачала головой.

— Они только делают вид, — сказала она. — Это папиросы из Порто-Рико в коричневой бумаге.

Она перевела обратно свой взгляд в сторону бара, но только после того, как отметила себе все подробности наружности Розмери Фрезер. Это была девушка лет двадцати, с темными волосами, бледная, на ней было красивое мягкое манто из беличьего меха, спускавшееся до ее тонких щиколоток. Лицо было овальное, с большими серыми глазами и стройным носом. Его портил только ребяческий рот со слегка выпяченными губами.

«Не красавица, — решила Лулу, — хотя Том будет думать иначе. В ней нечто есть».

Наружность другой девушки меньше обращала на себя внимание. У нее был загорелый цвет лица — почти настолько же темный, как ее порториканские папиросы. Она казалась лет на пять старше своей подруги. На ней было темно-синее вязаное платье.

Тенор не отчаивался. Он подошел к паре, сидевшей на балконе и перелистывавшей старые номера иллюстрированного журнала. Даме было лет сорок, у нее в глазу был монокль. Ее спутник был бледный молодой человек в розовой рубашке и коричневом костюме.

— Не беспокойтесь, — сказала достопочтенная Эмилия, ибо это была она. — Коктейль с шампанским, — крикнула она через плечо. Потом она отвернулась к молодому человеку. — Племянник! — окликнула она его.

— О, конечно, — отозвался Лесли Реверсон. — Давайте и мне. Джин, — и он приветливо улыбнулся.

Ноэль выставил напитки на прилавок.

— А где же мое виски? — спросил тенор.

— Виски нет, — повторил Ноэль. — У меня есть коньяк и джин, и ром, и абсент, но виски нет.

Тенор унылым тоном заказал себе рюмку джина и расписался на счете нетвердым почерком: «Энди Тодд». Сначала все молча пили. Вдруг загорелая девушка положила свою папироску и подошла к бару. Две крем де манд, — заказала она, расписалась на счете «Кандида Норинг» и отнесла рюмки в свой угол. Питер Ноэль слегка кашлянул.

— Ну, ну! — громко возгласил Энди Тодд.

— Вы обливаете свои штаны джином, — заметила ему Лулу Хаммонд.

Том Хаммонд заказал еще коктейль для Тодда и для себя, и они начали разговаривать. Розмери Фрезер перешептывалась со своей подругой. Обе девушки посмеивались. Потом они встали. Розмери подняла воротник своей беличьей шубы.

— Как тут холодно! — сказала она, выходя.

— Ей было бы тепло, если бы на ней было под этой шубой что-нибудь, кроме пижамы, — проворчала Лулу Хаммонд.

Обе девушки вышли в салон. Это была большая комната с плохим пианино и хорошим граммофоном, с десятью столиками для бриджа и двумя большими креслами. У одной стены за письменными столиками сидели пять старых дам, занимавшихся писанием писем. За одним из столиков для бриджа шла игра. С полдюжины детей гонялись друг за другом по салону. Толстый юнец лет восьми старательно пилил карманным ножом ножку пианино.

— Какая скука! — сказала Розмери, — Канди, почему мы не подождали «Бремена?».

— Ни одного мужчины на пароходе, — согласилась Кандида. — Этот бойкий молодой англичанин еще не в возрасте, а Хаммонд женат.

— Ну, не слишком женат, если посмотреть на его глаза, — сказала Розмери. — И я бы не сказала, что здесь нет ни одного холостого мужчины.

— Не говоришь же ты про этого певца?

— Он тошнотворен, — созналась Розмери. — Пойдем, взглянем на палубе.

Через два часа Розмери взбивала подушку на своей койке.

— У него престранные глаза, — заявила она.

— У кого, ради Бога? — воскликнула Кандида, отрываясь от своей книжки.