Единственный путь (СИ) - "Akira Honey" - Страница 12

— Может… я еще верю, — неоднозначно говорю я, не особо вдумываясь в смысл сказанного.

Парень, что сидит ко мне лицом, прижавшись спиной к стене, улыбается во все тридцать два. И я отворачиваюсь, чтобы пойти прочь.

Меня бесит это место. Я безумно хочу…

…

Долгое время смотрю на собственное отражение в запотевшем зеркале. Оно неясное, размытое, и нет привычных четких очертаний, лишь сплошное серое месиво с растекшимися темными синяками под глазами. На раковине возле зеркала стоит небольшая баночка с таблетками.

Вспоминаю, как я получил разрешение на довольно сильный аппарат.

Уже тогда, больше месяца назад, Женя начал переживать за мое состояние духа и затребовал, чтобы я в обязательном порядке пошел к психологу. Это создание андроидного типа в обычное время не могло бы и сравниться со значимостью живого общения. Вот только в замкнутом пространстве корабля все вещи начали приобретать новый доселе неизвестный оборот. Так и в этом случае человек–психолог скорее всего не понял бы моих переживаний, или и вовсе очередной самец попался. А так, пустые глазницы андроида напротив лишь выслушали, ничего не выражая, и под конец посещения механизм предложил мне принимать на ночь сильное успокоительное, с помощью которого я спал бы куда лучше.

Прослушать бессмысленный монолог из кучи переживаний и дать рецепт на лекарственное средство? Так привычно для робота. Ведь для истерзанной души нет лекарства.

Если честно… А ведь надо быть честным с самим собой. Я хочу вновь поговорить с Женей. Мне просто физически это необходимо. До боли. До скрежета в зубах.

Покрутив в руках злополучную белую банку, я смазал со стекла ладонью мелкие капли. С кристально ровной поверхности на меня взирал потерянный юноша. Тот, кто зачем–то поставил роли в обществе превыше дружбы, превыше тех эмоций, что…

С каких пор я стал отъявленным мерзавцем? В какой момент решил, что мое внутреннее эго и истерзанная после тайных встреч с никчемным любовником гордость имеет право разрушать нашу связь с Женей. Моим единственным по–настоящему прекрасным и чистым другом!

Я ведь никогда и не видел в нем парня на ночь или на всю жизнь, с кем бы желал засыпать и просыпаться. Разве что на разных постелях. Но зачем–то надавил на него, ущемленный и растерзанный после всех этих попыток со стороны извне покорить меня и сделать своим.

Этот маленький гений ведь один из всех, кто всегда видел во мне личность, а не красивую оболочку. И уж он точно не виноват в том, какие именно тараканы засели в моей голове и стали поедать меня изнутри.

Эти дни «необщения» режут меня без ножа. Мне безумно хочется ответить на его приветствие и сжать в объятиях, но… стыдно. Стыдно за собственный трусливый поступок.

Я должен встретить проблемы лицом к лицу. И будет лучше, если подле меня будет стоять он — забавный гений Женя.

Мне нужен этот милый и добрый мальчишка. И проецировать злость на него — не выход из ситуации.

Он лучше сигаретного дыма в легких. Куда лучше… Ведь он не приносит боль, а ее забирает.

Из рук выпала баночка с лекарства и упала куда–то вниз, закатившись.

Я кинулся прочь из этого душного места, терзаемый какими–то внутренними предостережениями. Интуиция вопила во все горло, пока я несся по почти пустынным коридорам космического корабля.

***

Что–то заставило меня нервно дернуться в постели и выключить скучный заунывный голос механического воспроизводителя текста. Как только аппарат погас и перестал гореть синеватым светом, комната потонула в темноте.

Стук в дверь разорвал ее.

— Максим, если это ты… то у тебя дурное представление о правильном времени, — произнес я, вставая с постели и нажимая пару кнопок на экране управления.

Замер. В коридоре стоял тот самый парень, что в последние дни начал безумно доставать меня своим вниманием. Я даже не могу нормально изучать материал, так как он постоянно появляется в моем уединенном месте и начинает делать какие–то двусмысленные знаки внимания. Где–то я его словно бы видел…

У него что–то важное ко мне?..

Стоило двери лишь отъехать в сторону, как парень тут же оказался внутри. Он, даже не смотря, нажал на пару кнопок, заставляя комнату вновь оказаться замкнутым пространством, хотя, я уверен, затворить дверь полностью у него не удалось, и тут же с ухмылкой взглянул на меня.

Следующая секунда показалась вечностью — с ее безумием иначе невозможно.

Касание рук. Без нежности. Так, что на светлой коже сразу проступили еле уловимые следы синяков, а дальше наверняка хуже.

Мои кисти за мгновение были заломлены одной лишь его пятерней. Обе руки, как какой–то знак свыше, над головой. Ноги подкосились, когда он дернул меня со всей силой назад, на кровать, так что я почти упал на нее, не до конца понимая, что происходит и к чему все это идет.

Удивление отразилось на моем лице, вот только ответом мне была усмешка на устах. Я тут же вспомнил, где его видел… В тот день. В тот первый день, когда мы с Максимом ступили на борт корабля, он стал убийцей. Военный сверху.

Удар затылком о стену и грубый, украденный поцелуй.

Выдергиваю кисть из руки и сжимаю свою в кулак. Успеваю даже смазанно ударить по нижней челюсти, прежде чем чувствую уже чужой замах и боль, медленно расползающуюся по телу от источника — солнечного сплетения.

После второго жадного до моих мук и терзаний поцелуя воспоминания как–то теряются… обрываются. Как какие–то куски пазла.

Но самая главная мысль — грязь.

Пустота и грязь.

Картинки застывают в темноте, становясь чем–то большим. Жизнью.