Вангол-3 По следу «Аненербе» - Прасолов Владимир Георгиевич - Страница 17

Колька второй раз уже вытягивал кобылой невод из курьи, когда сверху раздался непонятный гул. Это был не обычный шум ветра в кронах деревьев. Да и откуда ему быть, ветру, когда тишь да гладь. Гул был выше, в небе. Он замер. Осторожно поднял голову и то, что увидел, привело его в изумление. Огромная птица пролетала над ним высоко-высоко, почти под облаками. Она не махала крыльями и не парила кругами, как это делали коршуны, таскавшие по недосмотру хозяек куриное пополнение. Она летела ровно. У Кольки было отменное зрение, и, приглядевшись, он увидел на крыльях этой птицы какие-то буквы и цифры. А еще крылья были явно украшены красными пятиконечными звездами. Это и вызвало у него полное непонимание и вдруг появившийся, казалось ниоткуда, страх. Он медленно сел на землю. Маруська, кобыла, тащившая снасть, повернув голову, вопросительно посмотрела на хозяина: «Дескать, ты чего? Рыба-то с невода уйдет!»

Колька понял и, вскочив, продолжил добычу рыбы.

– Мало ли чё там в небе может быть. Меня это не касаемо. – Успокаивая сам себя вслух, он, более не глядя на небеса с необычной птицей, гул полета которой постепенно стихал, вывел невод к берегу.

Кошель был тяжелым, серебрился жирным ельцом и хариусом. Выбирая рыбу в короба, перекладывая ее свежей крапивой, он скоро забыл о необычной птице. К раннему вечеру, как всегда в хорошем настроении, – он без доброй добычи домой никогда не возвращался, – уже приехал в родную деревню. Поклонившись в пояс деду Игнату, сидевшему на лавке у своего дома, Колька прошел дальше и увидел толпу народа у дома старосты. Малец, пробегая мимо него, крикнул:

– Кольша, ставь кобылу, на собрание беги. Староста велел всех упредить.

Управившись с рыбой, отпустив Маруську пастись, Колька направился к избе, где уже собралась практически вся деревня. Бородатые взрослые мужики небольшими группами стояли, неторопливо и негромко о чем-то разговаривая. Бабы с молодками шумными ватагами переходили с места на место, то и дело цепляя задорными шутками мужиков.

Те не обращали на них особого внимания, ожидая выхода старосты.

«Зачем он всех собирал? Никак что-то случилось?» – читалось у всех на лицах.

Колька подошел к молодым парням:

– Привет честному народу!

– Здорово, Кольша. Как порыбалил?

– Как всегда, с уловом. Зачем собрание, не знаете?

– Догадки кой-какие есть. А так не знаем.

– Чё за догадки?

– Дак вся деревня с обеда встревожена. Над нами большая птица железная пролетала, ероплан называется – так дед Игнат сказывал. Наверно, по этому случаю и сбор.

– Я тоже эту птицу видел. Над рекой пролетала.

– Ну что, заходите в избу, рассаживайтесь, уважаемые, разговор будет серьезный, – начал появившийся на высоком крыльце молельной избы староста.

Когда все расселись по лавкам, он продолжил:

– Больше пятидесяти лет мы живем здесь. Кто-то из стариков еще помнит, как их родители, спасая свои души от антихриста, пришли сюда, на берега этой реки. Нас преследовали, за нами гнались, но мы ушли от погони и схоронились в этой глуши. Пришли в эту тайгу, отрезав все пути назад, забыв те тайные тропы, что вели сюда. Здесь мы живем, своими руками обрабатывая эту плодородную землю, обихаживая ее как мать родную, и никто из наших семей, из наших родов не покинул ее с тех пор. Здесь жили, здесь и покоятся наши старики. Видит бог, мы никому не мешали и никому ничем не обязаны. Мы не просили ни у кого помощи тогда, когда замерзали здесь, в этом берегу, в земляных норах. Там, далеко за этими сопками и тайгой, живут те, кто предал Христа. Те, кто осквернил свою душу, позволив страстям плотским восторжествовать над истинными ценностями. Мы ушли от них и потому счастливы в своем миру. Но сегодня случилось то, что, возможно, изменит нашу жизнь. Вы все видели, как над нашей деревней несколько раз пролетел ероплан. Это такая железная птица, которой управляют люди. Нас нашли и теперь в покое не оставят. Сейчас нужно решать, что нам делать. Всем миром решать, потому позвал всех. Говорите, у кого какая думка.

Староста огладил свою бороду, поклонился всем и сел. Долго все молчали, осмысливая слова старосты.

Встал Фрол Федотов, старик восьмидесяти лет.

– Долго нече говорить, сниматься надо деревней и уходить.

– Куда уходить?

– Дале уходить, от Енисея на заход.

– Господи упаси! – заголосили бабы. Враз лица их осунулись и потемнели от предчувствия надвигающейся беды.

– Можно мне сказать? – поднял руку Степан Борона. – Я что думаю, начало лета, огороды токо посажены, трава не кошена, как сейчас уходить? Ежели уходить, то надоть подготовиться. Разведать место, мужиков снарядить, пущай лес валят для изб, землицу присмотрят, может, где есть. Ну-ко, охотнички, всю округу поизлазали, есть где справное место для деревни? Чтоб и речка рыбна была, и покосы чтоб? А?

– Дельно рассуждат Борона, дельно… – загудели мужики, закивали головой.

– Можно я? – поднял руку Колька.

Ему, конечно, еще рановато было на собраниях говорить, но не удержался. Коль позвали, значит, и сказать можно. Тем более что он и сам видел ероплан.

– Говори, парень, – кивнул староста.

– Я, это, ероплан тоже видел. Красивый, звезды красные на крыльях и… в общем, может, сменилась там жизнь. Может, поганую веру сменили люди, коль Бог им такое позволяет, по небу летать. Может, нам и бояться нечего, столько лет прошло…

– Понятны мысли твои, Кольша, не обижайся, но хватит, садись ужо. Я тоже рад бы такому, но не так все, как хотелось бы. Пять лет назад приняли мы в общину человека. Все его знаете, хороший кузнец и человек хороший. Теперь нашей он веры и семья у него добрая. Феофан, встань, ране я тебя просил никому ничего о себе не рассказывать. Теперь прошу, расскажи людям про то, как ты к нам попал.

Феофан прошел к старосте и встал перед людьми. Поклонившись всем, стал говорить:

– За пять лет, что с вами живу, благодарен я вам, люди добрые.

– И мы тебе благодарны, – послышалось из толпы в ответ. – Говори.

– Сказать – скажу. То, что я беглый из лагеря, вы знаете. А вот за что меня власть туда отправила, я вам не сказывал. И вообще, что за власть теперь в России, вы не знаете. А я знаю. Коль Иван Фадеевич просит, я вам расскажу. Сейчас 1942 год, а в 1917 году, в октябре, в России был совершен военный переворот. Царский режим был свергнут, царя и семью его казнили, а к власти пришел Ленин. Была большая война, Гражданская, брат на брата поднялся. Кто за Ленина, кто за старое царское правление бился… В общем, крови пролилось немерено, и Ленин победил. Победил, потому что пообещал мужику землю дать. Вся же Россия – сплошь крестьяне. Вот и пошли за ним, все на пути своем сметая. Однако власть он взял, а землю крестьянам так и не дал. Бунты были, залил кровью крестьянские волости, задавил и в колхозы загнал людей. Отнял все личное хозяйство. Скот в общее стадо, землю в общее поле. Кто не хотел добровольно, того выселяли в Сибирь. Кто сопротивлялся – расстреливали. Опять кровь да разоренье было великое, а потом голод. Но это все не главное. Главное, люди добрые, этот Ленин объявил, что Бога нет. Вообще нет. И стал все церкви крушить и разорять. Священников непокорных убивать, а кто винился, в тюрьмы и каторги отправлять. Всех, кто в Бога верует, преследовать стал. Под страхом смерти люди с себя кресты снимали, а нехристи измывались над ними. Тот же Ленин разрешил всем бабам от ребятишек, не родившихся еще, избавляться и свободу иметь, с кем в постель ложиться.

Ропот возмущения прокатился по толпе. Феофан, понимающе кивая, продолжил:

– Я коренной крестьянин, из-под Смоленска. Город такой есть, на Днепре-реке стоит. Отец всю жизнь, как и дед, в кузне деревенской молотом махал. Дом отца один под железной крышей в деревне был. Мастер, золотые руки, ограды кованые делал, аж в Москву заказывали. Тут и наступило черное время, когда повсеместно стали в колхозы людей сгонять. Комитет, из самых последних прощелыг деревенских, бражников да лодырей собранный, постановил нас раскулачить. То есть отнять все, что нажито было. Отца кулаком объявили, ну, врагом как будто для всего народа. Его, который, почитай, на всю волость лошадей самолично ковал! Не было двора, где б его железо людям не служило справно.