Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ. - Цао Сюэцинь - Страница 95

— Не беда, что второй господин спит в передней, — подхватила Уэр. — Хуже то, что он во сне разговаривает и невозможно понять, что ему нужно.

— Сегодня в передней спать буду я, — заявила Сижэнь. — Может, и я начну во сне разговаривать? А второму господину постелите в спальне!

Баочай ничего не сказала, а Баоюй так смутился, что у него и в мыслях не было возражать, и его постель перенесли в спальню.

Баоюй позволил это сделать потому, что чувствовал себя виноватым и хотел успокоить Баочай, а Баочай, со своей стороны, боялась, как бы Баоюй не заболел от тревожных дум, и решила, что лучше всего его приласкать. Словом, оба пошли на уступки.

Вечером Сижэнь приказала перенести свою постель в переднюю.

Баоюй давно хотел попросить у жены прощения, и Баочай не стала его отталкивать. Вот так впервые со дня своего замужества она познала благоуханное «чувство облака и дождя». Отныне «силы двойки и пятерки»[76] слились воедино и застыли.

Но об этом речь пойдет ниже.

На следующее утро Баоюй и Баочай встали вместе, привели себя в порядок и пошли справиться о здоровье матушки Цзя.

Матушка Цзя любила Баоюя, в Баочай ей нравились покорность и послушание, поэтому она позвала Юаньян, велела достать из сундука яшмовые подвески времен династии Хань, чтобы отдать внуку. Конечно, они уступали чудодейственной яшме Баоюя, но все же могли считаться редкостным украшением.

— Мне кажется, я никогда не видела эту вещь, — сказала Юаньян, передавая подвески матушке Цзя. — Какая у вас ясная память, почтенная госпожа! Вы помните, в каком сундуке что лежит! Даже не пришлось их искать — открыла сундук и сразу взяла! Но зачем они вам понадобились?

— Что ты знаешь об этих подвесках? — промолвила матушка Цзя. — Их оставил моему деду его отец, а так как дед меня очень любил, то и подарил их мне перед свадьбой и сказал: «Эта яшма — истинное сокровище, она времен династии Хань. Так что держи ее всегда при себе, чтобы меня не забывать». Но я тогда была чересчур молода, ничего не смыслила и положила подвески в сундук. А после переезда в этот дом совсем о них позабыла! Здесь украшений было хоть отбавляй. Так и пролежали они в сундуке более шестидесяти лет. Я их ни разу не надевала. Теперь же, видя почтение, с которым относится ко мне Баоюй, я захотела подарить эти подвески ему взамен утерянной яшмы, как их когда-то подарил мне мой дед.

После того как Баоюй справился о ее здоровье, матушка Цзя подозвала его к себе и, ласково улыбаясь, промолвила:

— Сейчас я тебе покажу одну вещицу!

Баоюй приблизился, и она протянула ему ханьскую яшму. Баоюй принял ее и внимательно осмотрел. Красноватого цвета яшма была прекрасно отшлифована и по форме напоминала дыню. Восхищенный Баоюй не мог удержаться от радостного возгласа.

— Нравится? — спросила матушка Цзя. — Это подарок моего деда. Дарю ее тебе!

Баоюй поблагодарил, взял яшму и хотел показать матери.

— Не надо, — остановила его матушка Цзя. — Мать расскажет отцу, а тот снова будет ворчать, что я люблю его меньше тебя. Я ведь никогда им не показывала этих подвесок.

Баоюй ушел. Следом за ним попрощалась с матушкой Цзя и Баочай.

Через два дня матушка Цзя заболела: не могла ни пить, ни есть, грудь сдавило, появилось головокружение, рябило в глазах, не проходил кашель.

Госпожа Син, госпожа Ван, Фэнцзе да и остальные то и дело приходили справляться о ее здоровье. Матушка Цзя бодрилась, и они не особенно беспокоились, только велели сообщить о ее болезни Цзя Чжэну. Навестив мать, Цзя Чжэн распорядился пригласить врача.

Врач исследовал пульс и прописал лекарство, заявив, что ничего опасного нет, просто застой пищи — что нередко бывает у пожилых — и небольшая простуда.

Цзя Чжэн просмотрел рецепт, там значились самые обычные снадобья, велел приготовить лекарство, а потом каждый раз приходил навещать матушку. Но прошло три дня, а улучшения не наступало.

Цзя Чжэн велел Цзя Ляню найти врача поопытнее.

— Отыщи во что бы то ни стало, — наказывал он, — пусть как следует осмотрит матушку. Сдается мне, что врачи, которые до сих пор приходили, никуда не годятся!

После некоторого раздумья Цзя Лянь ответил:

— Когда был болен брат Баоюй, я позвал врача, который лечит только безнадежных больных. Самое лучшее его пригласить.

— Лекарское искусство — вещь непростая, — согласился Цзя Чжэн, — бывает, что неизвестный врач обладает незаурядными талантами. Надо непременно того врача разыскать!

Цзя Лянь кивнул, вышел, но вскоре вернулся и сообщил:

— Доктора, о котором я говорил, зовут Лю, он уехал к своим ученикам, а в городе бывает всего раз в десять дней. Ждать его мы не можем, и я пригласил другого врача. Сейчас он приедет!

Цзя Чжэну не оставалось ничего иного, как ждать. Но об этом мы рассказывать не будем.

Итак, матушка Цзя захворала, и все обитательницы дома приходили каждый день ее навещать. Однажды, когда все собрались у постели матушки Цзя, пришла женщина, дежурившая у калитки в сад, и доложила:

— Пожаловала настоятельница Мяоюй из кумирни Бирюзовой решетки, хочет справиться о здоровье старой госпожи.

— Она так редко бывает у нас! — удивленно воскликнули все. — Непременно надо ее принять!

Фэнцзе подошла к кровати и сообщила матушке Цзя о приходе Мяоюй.

Син Сюянь, давнишняя подруга монахини, первой вышла ее встречать.

На голове Мяоюй была точно такая же шапочка, какую когда-то носила знаменитая монахиня Мяочан, ослепительно белая атласная кофточка, поверх — муслиновая безрукавка с синей атласной каймой, подвязанная желтым поясом, белая с черными узорами сатиновая юбка. В руках — мухогонка из лосинового хвоста и четки.

Син Сюянь подошла к монахине, справилась о здоровье.

— Когда мы жили в саду, мне удавалось часто тебя навещать, — сказала она, — но теперь мы почти не видимся, — в саду никто не живет, а одна я туда боюсь ходить. Да и калитка все время заперта. Как я рада, что мы наконец встретились!

— Прежде в саду было слишком шумно, и я неохотно туда ходила, — ответила Мяоюй. — Но сейчас узнала о ваших несчастьях и о том, что старая госпожа болеет, потому и пришла. Что мне за дело, заперта калитка или не заперта. Когда хочу, тогда и прихожу, а заставлять меня бесполезно!

— Такой уж у тебя характер! — проговорила Сюянь.

Мяоюй прошла в комнату, поздоровалась со всеми, приблизилась к постели больной, справилась о ее самочувствии.

— Ты ведь умеешь предсказывать, — сказала ей матушка Цзя, — посмотри на меня и скажи, выздоровею я или нет?

— Вы добрая, и судьбой вам назначено долголетие, — отвечала Мяоюй. — Вы простужены, пейте лекарства, и я уверена, скоро поправитесь! Для старого человека важнее всего — покой!

— А я как раз люблю шум и веселье, — возразила матушка Цзя. — Не знаю, чем я больна, но все время ноет под ложечкой. Доктор говорит, что кто-то меня рассердил. Кто же это посмел бы меня сердить?! Ничего этот лекарь не понимает в болезнях! Я велела Цзя Ляню пригласить того, что был первый раз. Он и определил у меня простуду и застой пищи.

Матушка Цзя позвала Юаньян, приказала передать на кухню, чтобы приготовили обед из одних овощей, и пригласила Мяоюй вместе с ней пообедать.

— Спасибо, я обедала, — поблагодарила Мяоюй. — Мне совсем не хочется есть.

— Не хотите — заставлять не будем, — вмешалась госпожа Ван, — давайте просто посидим, побеседуем!

— А я для этого и пришла, — отозвалась Мяоюй. — Давно всех вас не видела.

Поболтав немного, Мяоюй собралась уходить, когда вдруг заметила Сичунь и спросила:

— Четвертая барышня, что это вы так похудели? От рисования утомились?

— Я теперь не рисую, — ответила Сичунь. — Всякая охота пропала. В комнатах, где я живу, темно. Не то что было в саду.

— А где вы сейчас живете? — поинтересовалась Мяоюй.

— В домике у восточных ворот, вы только что через них прошли, — отвечала Сичунь. — Заглянули бы как-нибудь. Ведь это совсем близко!