Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ. - Цао Сюэцинь - Страница 29

— Немного поспал, — отвечал Баоюй. — Сам не пойму, отчего так рано проснулся!

— Тебе нездоровится? — спросила Сижэнь.

— Нет, ничего. Только на душе неспокойно.

— В школу пойдешь?

— Меня освободили на день от занятий. Хотел погулять в саду, немного рассеяться, но боюсь, холодно будет. Вели девочкам убрать свободную комнату, поставить там курильницу, положить бумагу, тушь, кисть и тушечницу. И пусть никто меня не тревожит, я буду заниматься.

— Кто же осмелится тебя тревожить! — вмешалась в разговор Шэюэ.

— Вот и хорошо! — обрадовалась Сижэнь. — И позанимаешься, и успокоишься, и простуду не подхватишь. А как аппетит? Может быть, съешь чего-нибудь? Скажи, чего тебе хочется, я велю приготовить.

— Мне все равно, не хлопочи по пустякам, — ответил Баоюй и добавил: — Пусть поставят в комнату немного фруктов. Они хорошо пахнут.

— А в какую комнату? — спросила Сижэнь. — В свободных комнатах беспорядок, лишь в той, где жила Цинвэнь, более-менее чисто. После ее смерти туда никто не заходил. Но там холодно.

— Ничего, — промолвил Баоюй. — Пусть принесут жаровню.

— Хорошо, — ответила Сижэнь.

Девочка-служанка принесла поднос, на котором стояла чашка и лежали палочки для еды.

— Здесь все, что просила барышня Хуа Сижэнь, — сказала девочка, передавая поднос Шэюэ, — это прислала старуха из кухни.

На подносе стояла чашка супа из ласточкиных гнезд.

— Это ты заказала, сестра? — спросила Шэюэ у Сижэнь.

— Да, я, — ответила Сижэнь. — Пусть Баоюй подкрепится немного. С вечера он не ел и всю ночь не спал.

Сижэнь велела накрыть на стол, а Шэюэ уговорила Баоюя немного поесть. Вскоре явилась Цювэнь и сказала:

— Комната прибрана! Пусть только рассеется дым от жаровни, и господин может туда идти!

Поглощенный своими думами, Баоюй не ответил, лишь кивнул головой.

— Кисть и тушечница на месте, там, где вы приказали, — сказала девочка-служанка, входя в комнату.

— Ладно, — откликнулся Баоюй.

— Завтрак готов, — доложила другая служанка. — Где будете есть, второй господин?

— Покоя от вас никакого нет, — рассердился Баоюй. — Ну, несите сюда!

Вскоре принесли завтрак, и Баоюй обратился к Шэюэ и Сижэнь:

— Поешьте со мной, одному не хочется, уж очень тоскливо на душе.

— Мы недостойны сидеть с тобой за столом, — возразила Шэюэ. — Твоя просьба — просто каприз.

— Ничего особенного здесь нет, — заметила Сижэнь. — Сколько раз ели и пили вместе! Если это пойдет ему на пользу, можно и нарушить обычай!

И вот Баоюй занял место в центре стола, Сижэнь и Шэюэ по обе стороны от него.

После еды девочки-служанки подали чай для полоскания рта.

Держа в руках чашку, Баоюй сидел молча, словно о чем-то задумавшись, а потом вдруг спросил:

— В комнате все прибрано? Можно идти?

— Ведь вам уже сказали об этом, — ответила Шэюэ, — к чему снова спрашивать?

Посидев немного, Баоюй ушел в приготовленную для него комнату, воскурил благовония, расставил на столе фрукты, велел всем уйти и запер дверь.

После этого он взял листок розовой бумаги, произнес молитву и, обмакнув кисть в тушь, написал:

«Владелец двора Наслаждения пурпуром воскуривает благовония и подносит ароматный чай в надежде, что душа сестры Цинвэнь снизойдет и насладится жертвами». Дальше шли стихи:

Дописав последнюю строку, Баоюй зажег в курильнице благовонную свечу и сжег листок со стихами. Когда же свеча догорела, юноша отпер дверь и вышел из комнаты.

— Что-то ты очень быстро! — произнесла Сижэнь. — Тебе и там скучно стало?

Баоюй лукаво усмехнулся:

— На душе было тревожно, и хотелось побыть одному. А сейчас печаль рассеялась, и я решил прогуляться.

С этими словами он вышел в сад и, дойдя до павильона Реки Сяосян, крикнул:

— Сестрица Дайюй дома?

— Кто это? — послышался в ответ голос Цзыцзюань. Она откинула дверную занавеску, выглянула наружу и, увидев Баоюя, с улыбкой сказала: — Это вы, второй господин? Барышня дома! Пожалуйте!

Баоюй последовал за Цзыцзюань и услышал голос Дайюй:

— Скорее проси второго господина!

Подойдя к комнате Дайюй, Баоюй увидел по обе стороны двери параллельные надписи:

Еще с порога юноша спросил:

— Чем занимаешься, сестрица?

— Сейчас допишу сутру, и поговорим, — ответила Дайюй, подходя к нему. — Посиди! Осталось две строчки.

Она приказала Сюэянь налить Баоюю чаю.

— Не беспокойся, пиши, — махнул рукой Баоюй, и тут взгляд его упал на висевшую на стене полосу шелка с изображением Чан Э и ее прислужницы, а рядом — девы-небожительницы, тоже с прислужницей, которая держала что-то наподобие узла. Обе как бы плыли в клубящихся облаках.

Эта картина, подражание Ли Лунмяню[29], называлась «Соперничество в стужу», и надпись к ней была сделана смешанным каллиграфическим почерком.

— Ты, наверное, недавно повесила эту картину, сестрица? — спросил Баоюй.

— Да. Вчера служанки убирали в комнате, я вспомнила о ней, велела разыскать и повесить.

— А на какой сюжет картина? — поинтересовался Баоюй.

— Ты сам прекрасно знаешь! — засмеялась Дайюй. — А еще у меня спрашиваешь!

— Забыл, сестрица, — промолвил Баоюй. — Напомни, если не трудно!

— Неужели забыл изречение: «Луна льет на землю холодный свет, иней блестит, Циннюй и Суэ не боятся стужи, они соперничают в красоте».

— Вспомнил! — воскликнул Баоюй. — Сюжет оригинальный! И очень кстати, ведь наступили холода!

Он стал внимательно рассматривать картину.

Сюэянь тем временем подала Баоюю чай. Пока он пил, Дайюй окончила писать и сказала:

— Прости, что была к тебе невнимательна…

— К чему церемонии, сестрица! — прервал ее Баоюй и вдруг заметил, как хороша Дайюй в своей меховой куртке и надетой поверх нее белой безрукавке, подбитой горностаем, в расшитой цветами парчовой юбке, похожей на ту, что некогда носила Ян гуйфэй, с пышными волосами, заколотыми всего одной шпилькой.

Поистине: