Непредвиденная опасность - Амблер Эрик - Страница 5

Теперь все ясно. Они обыщут меня на границе, обчистят, разденут догола, потом отправят в концентрационный лагерь, где будут избивать. Вы сами видели этого шпика. Он остановился у двери и смотрел на меня. Вы же сами видели! Он узнал меня. Я понял это по его лицу. Здесь у меня в кармане десять тысяч немецких марок в ценных бумагах — это все, что у меня есть на белом свете. Прошу, умоляю, помогите мне, иначе их отберут у меня на станции в Пассау!

Мужчина умолк, и Кентон увидел, как он снова вытирает лоб платком.

Этот человек лжет, подумал Кентон, в том нет ни малейших сомнений. Может, он действительно металлург и еврей. Но уж точно не немец! Во-первых, говорит по-немецки куда хуже, чем сам Кентон. Во-вторых, любому немецкому бизнесмену известно, что теперь все ценные германские бумаги «блокированы» и за границей не принимаются. Ему также следовало бы знать, что деньги из Германии можно вывезти только наличными.

И потом эта история с нацистским шпиком! Кентон кое-что знал о нацистах и их методах — вряд ли они станут посылать шпионов следить за металлургами не арийского происхождения, едущими в вагонах третьего класса. Если они действительно хотели бы взять этого человека, было бы гораздо проще арестовать его при посадке на поезд в Ратисбоне.

И все равно, странная какая-то получается история. Тот человек в коридоре вел себя действительно подозрительно, и испуг Кареглазого был, несомненно, связан с его появлением. У Кентона проснулось профессиональное любопытство. Похоже, история наклевывается интересная.

— Не понимаю, чем могу вам помочь, — сказал он.

Кареглазый подался к нему всем телом. Кентон почувствовал на щеке его дыхание.

— Вы могли бы провезти мои ценные бумаги через границу.

— Но что, если и меня тоже обыщут?

— Вы англичанин. Они просто не посмеют. Риска никакого. Для вас это пустяк.

Кентон далеко не был в этом уверен.

— Боюсь, я не могу взять на себя такую ответственность.

— Но я заплачу вам, мой господин… — Попутчик умолк, пошарил в кармане и притянул Кентона поближе к двери — там из коридора в купе проникало больше света. В руке у него был кошелек. — Вот, смотрите!.. Я заплачу вам сто, двести, триста марок за то, чтобы вы вывезли из Германии мои бумаги.

В этот момент Кентон перестал быть сторонним наблюдателем, он превратился в соучастника. Три сотни марок! Сто он задолжал поляку, стало быть, остается двести. Двести марок! Достаточно, чтобы добраться до Берлина, не стесняясь в расходах. Этот странный тип с карими глазками мог оказаться кем угодно, и он, Кентон, имеет шанс прямиком отправиться в немецкую тюрьму, но риск того стоил. Еще бы, триста марок!

Он поломался еще немного — Кареглазый продолжал настаивать — и наконец позволил себя уговорить. На глазах попутчика от волнения выступили слезы, и он всучил Кентону аванс — сто пятьдесят марок. Остальное пообещал заплатить после перехода границы, получив бумаги обратно. Они, поспешил пояснить владелец, выписаны на его имя, Герман Захс, и для других ценности не представляют.

— Мой господин, — пробормотал попутчик и вцепился в плечо Кентона, — я доверяю вам все свои скудные сбережения. Вы ведь меня не предадите, нет?

В его блестящих карих глазках светились тоска и мольба, но пальцы впивались в плечо Кентона с удивительной силой.

Кентон заверил, что ни за что не выдаст, господин Захс ослабил хватку и, осторожно покосившись в коридор, протянул длинный и туго набитый конверт. Кентон на ощупь определил, что внутри толстая пачка плотно свернутых бумаг. И положил конверт к себе в карман.

Захс опустился на свое место, тяжело дыша от волнения и прижимая руку к сердцу.

Кентону такое поведение показалось немного наигранным. И вообще, ему все больше не нравился этот человек, хотя чем именно — объяснить затруднялся. Он наблюдал за тем, как Захс закурил короткую черную сигару и открыл большой потрепанный чемодан. Казалось, он напрочь забыл о присутствии Кентона.

Кентон вытянул шею и заглянул в чемодан. Похоже, он был набит под завязку грязным постельным бельем. Но Захс явно знал, где у него что лежит. Он запустил руку в правый угол. А потом рука вынырнула, и Кентон увидел в ней автоматический пистолет крупного калибра. Кареглазый ловким движением сунул его в кобуру под левой рукой.

Да, подумал Кентон, этот господин Захс явно не так прост, каким хочет казаться.

На таможенный досмотр они пошли раздельно.

Захс заторопился и двинулся первым. Кентон, чувствуя, как тревожно ноет под ложечкой, поплелся следом на значительном расстоянии — с конвертом, спрятанным в носке на правой ноге, и немецкими банкнотами в левом ботинке.

Ожидая своей очереди у контрольно-пропускного пункта на немецкой стороне, Кентон увидел, как Захс благополучно миновал таможенника, который интересовался валютой. «Немца» никто не обыскал и не задержал. И Кентон похвалил себя за дар предвидения — его сомнения в правдоподобности рассказа Захса подтвердились. Он также заметил «шпика наци» — тот пересекал ярко освещенный двор, бодрым шагом двигаясь по направлению к австрийской таможне.

Самого Кентона досмотрели, как обычно, без происшествий, но он страшно нервничал и испытал облегчение, когда все закончилось. Вернулся в поезд, и навстречу бросился возбужденный Захс.

— А, наконец-то! Вот и вы! Все в порядке? Слава Богу!.. Нет, нет, нет, не надо, пожалуйста! — воскликнул он, когда Кентон вынул конверт. — Уберите! Здесь все еще небезопасно. Положите в карман! — Кареглазый выглянул в коридор. — Он все еще здесь, тот шпик.

И тут Кентон потерял терпение. Он замерз, изнервничался, и ему все больше не нравился господин Захс с его непонятными делишками. Вся эта болтовня о шпиках и какой-то там опасности выглядит пошло и мелодраматично. Более того, он подозревал, что вместо ценных бумаг в конверте содержатся: (а) наркотики, (б) украденные облигации на предъявителя, (в) секретный доклад о возможности размещения белых рабов в Вестфалии или же (г) нечто равно инкриминирующее. Теперь он не доверял Захсу. Какую бы там грязную игру ни затеял этот человечек, он, Кентон, больше не собирается в ней участвовать.

— Боюсь, — начал он, — я вынужден попросить вас забрать свои бумаги назад. Я нанимался только перевезти их через границу. Я выполнил свое обещание. Так что, будьте любезны, выдайте мне оставшиеся сто пятьдесят марок.

Захс на какое-то время утратил дар речи. Карие глаза потускнели. Затем он подался вперед и тронул журналиста за колено.

— Господин Кентон, — торопливо начал он, — пожалуйста, уберите конверт к себе в карман. Я увеличиваю ваше вознаграждение. Еще триста марок, если вы доставите эти бумаги в отель «Джозеф» в Линце.

Кентон открыл рот, собираясь отказаться. А затем в нем снова возобладало безрассудство, уже принесшее сегодня неплохой улов. Шестьсот марок! Да за такие деньги чего только не сделаешь.

— Хорошо, — ответил он.

Произнося это слово, он уже понимал, что совершает ошибку. И что на этот раз проявление слабохарактерности обернется для него нешуточной опасностью.

2

Залесхофф и Тамара

Офисы фирмы «Кесслинг унд Пайпер машинен ГмбХ» в Цюрихе не так-то легко разыскать. Попасть туда можно, пройдя узким проходом, ответвляющимся от тихой улочки неподалеку от станции «Цюрих», затем нужно отпереть обшарпанную, но очень крепкую дверь и подняться на пятый этаж по простой деревянной лестнице. Наверху, на площадке, имеется еще одна дверь, на ней краской выведено название фирмы. Стрелка указывает на звонок, под ней еще одна надпись: «Bitte schellen» — «Пожалуйста, звоните», — но звонок не работает. Есть еще один звонок, и он работает, но привести его в действие можно, только вставив ключ в замочную скважину, а об этом мало кто знает. Похоже, бизнес в фирме «Кесслинг унд Пайпер» не слишком приветствовался.

Хотя фирма сохранила изначальное название, ее основатели, Кесслинг и Пайпер, давно ею не управляли. Господин Кесслинг скончался в 1910 году, господин Пайпер — в 1924-м. С тех пор фирма не процветала — в основном по той причине, что новые владельцы предпочитали заниматься более серьезным делом, нежели производством вертикальных сверл и буров, фрезерных станков и револьверных головок для замков. Потускневшие коричневые фотографии этих изделий до сих пор украшали стены кабинета, оставаясь единственным напоминанием о профиле данной фирмы.