Глубинный путь - Трублаини Николай Петрович - Страница 75

Броня литостатов по толщине немного уступала броне морских боевых кораблей, но была менее уязвима. Это было одно из достижений творческой мысли Макаренко. Почти все разработки, касавшиеся скорости подземного корабля, четкости работы его механизмов, защиты электропровода, тянувшегося вслед за машиной, принадлежали Самборскому. Он быстро — как говорится, на ходу — конструировал, менял технические решения, почти не прибегая к чертежам.

Каждый «С-18» требовал для работы большой электростанции.

В центре страны имелись большие запасы электроэнергии, которую можно было передать по специальными кабелям. Но кабели следовало обезопасить от разрывов в боевой обстановке, чтобы избежать серьезных аварий и задержек. Инженеры должны были что-то изобрести.

Самборский принял некоторые меры предосторожности. В частности, на литостатах устанавливали небольшие аккумуляторы, и ток на них подавался с определенными интервалами. Большие литостаты, превращенные в боевые машины, достаточно медленно пробивали почву. Чтобы ускорить их движение, подвозить снаряды и выполнять различные вспомогательные работы, приспособили малые литостаты. Они, как мелкие корабли, окружающие линкоры и крейсера, должны были сопровождать боевые литостаты.

Здесь, в цехах, привезенных из туннеля и с других заводов великанов собирали, вооружали, приспосабливали к боевым задачам. После их одного за другим выпускали в подземные лито-гаражи, быстро выраставшие поблизости.

Количество готовых машин непрерывно увеличивалось. Бывшие литостатники — инженеры, техники, электрики — учились обращаться с ними, ожидая приказа выступать. Командование решило бросить сразу несколько сотен машин, чтобы добиться успеха на широком фронте.

В один хлопотный день я оказался в кабинете Макаренко. Его срочно вызвали в цех. Инженер оставил меня в кабинете, приказав дежурить у телефонного аппарата. Я старательно выполнял эти обязанности, радуясь тому, что смогу хоть немного отдохнуть — ведь в цехе с корреспондентом не церемонились. Там я был за слесаря, конструктора, чернорабочего.

Два раза Макаренко звонили незнакомые мне люди, требовали позвать его. Я дал им номер телефона цеха, где находился инженер.

Сняв в третий раз телефонную трубку, я услышал женский голос.

— Ярослава Васильевича можно?

— Его… нет, — ответил я, помедлив. Голос показался мне знакомым.

— А кто говорит? Товарищ Кайдаш?

Теперь я узнал этот голос. Не может быть!..

— Лида! — воскликнул я.

— Ну, я, — засмеялась она.

Да, это была Лида Шелемеха, ее веселый, бодрый голос.

— Откуда вы говорите? — закричал я в трубку.

— Из санатория. Ко мне приезжал Станислав. Он пробыл буквально несколько минут, сказал, что Ярослав находится поблизости, и дал мне его телефонный номер.

— Лида, но… как вы себя чувствуете?

— Сегодня три часа подряд гуляла по саду. Ясно?

— Чудесно! Вы долго пробудете в санатории?

— Рвусь отсюда, но меня не пускают. Разве можно! У меня же такая жуткая болезнь! А вы, оказывается, знали, чем я больна, и участвовали в заговоре молчания.

— Я… я…

Что я, собственно, мог сказать? Я даже не знал, открыл ли Барабаш Лиде тайну ее болезни.

— Я вас не совсем понимаю, Лида. Что говорит Барабаш?

— Юрий? — в ее голосе зазвучали грустные нотки. — Он сказал, что через месяц я смогу поехать домой. Но прежде он хочет приехать и повидаться со мной.

— Как так «приехать»? Разве он не в санатории?

— Нет. Он два дня назад уехал на фронт.

— Да… — медленно сказал я, вспоминая последний разговор с Юрием Барабашем.

— Какие новости на фронте? — спросила Лида. — Мне здесь редко дают газеты и запрещают слушать радио.

— Почему?

— Наверное, боятся, что пойду добровольцем в армию, — пошутила девушка.

— Нет, серьезно, почему?

— Считают, что мне надо беречь нервную систему.

— Война расширяется, но особых событий на фронте сейчас не происходит.

В это время в комнату вошел Макаренко.

— С кем это вы? — сухо спросил он.

— Попробуйте угадать, — сказал я, подавая ему трубку.

— Алло! Инженер Макаренко у телефона, — сказал Ярослав.

Вдруг строгость сошла с его лица, глаза засветились, и он нежно произнес: «Голубка…»

Голос инженера никогда еще не звучал с такой нежностью.

Казалось, от волнения у него захватило дух. На лбу разгладилась глубокая морщина, появившаяся за последние годы, на похудевшем лице сияла радостная улыбка.

— Лида, ты поправилась?

Я стоял в углу комнаты и волновался, слушая его слова.

— Мечтаю тебя увидеть, — сказал Ярослав. — Прости, что не писал, но теперь буду писать дважды в день.

Потом он долго слушал ее рассказ. Не знаю, что она говорила, но Ярослав словно застыл у телефона.

Вдруг зазвонил второй телефонный аппарат, стоявший рядом на столе. Я поспешно снял трубку. Самборский срочно требовал к телефону Ярослава.

— Минуточку, меня зовут к второму телефону, — сказал инженер своей собеседнице и взял у меня трубку.

Теперь он слушал Самборского. Сначала на его лице появилась досада, затем настороженность, которая быстро перешла в напряженность и волнение.

— Надо оборудовать этим прибором все литостаты! — воскликнул он.

Очевидно, речь шла о каких-то важных приборах и необходимости поскорее закончить оснащение подземных боевых кораблей.

— Сейчас приду к тебе, — сказал Макаренко и повесил трубку.

Затем снова заговорил с Лидой:

— Алло, Лидочка! Прости, дорогая, меня срочно, очень срочно вызывают по важному делу.

Не знаю, что Лида ответила ему. Он уже ушел в свои мысли. Сказав: «Не сердись. Передаю трубку журналисту», — он сунул мне в руки трубку и выбежал из комнаты.

— Лида!

Она молчала.

— Лида!

— Чего вы хотите? — неприязненно сказала девушка.

Раздражение и печаль звучали в ее голосе.

Я понимал ее.

— Не сердитесь на него, Лида, — сказал я девушке. — Тут такое дело… Быть может, решается вопрос нашей победа в войне.

Но я и сам не был уверен в том, что говорил.

— Я не сержусь, — сказала она. — До свидания, — добавила Лида дрожащим голосом и повесила трубку.

15. Подготовка атаки

Причина волнения Макаренко в разговоре с Самборским вскоре выяснилась. Оказалось, что на завод прибыл физик Гопп с новым изобретением. Он разработал систему сейсмотелеграфии, позволявшую поддерживать связь между литостатами и штабом. Используя для приема сверхчувствительный сейсмограф, который улавливал только колебания определенной силы, Гопп одновременно сконструировал сейсмопередатчик, использовавший такие же колебания.

Для оборудования боевых литостатов сейсмотелеграфными аппаратами требовалось время. Но Ставка Верховного Главнокомандующего решила уже в ближайшие дни бросить в бой отряды подземных боевых кораблей. Ярослав Макаренко считал, что еще до первой атаки все литостаты надо оборудовать аппаратом физика Гоппа. В то же время он озаботился подготовкой соответствующих специалистов для работы на сейсмотелеграфе. Для этого он мобилизовал на 48-часовые курсы буквально всех, кого только мог. В список мобилизованных попал и я.

Курсы немедленно приступили к работе. Руководителем назначили Гоппа.

Почти одновременно началась подготовка подземной атаки, и курсанты сейсмотелеграфных курсов вместе с подземными линкорами и крейсерами вскоре оказались вблизи линии фронта.

Уже несколько недель позиции воюющих сторон оставались неизменными. Линия вражеских укреплений протянулась от Балтики до Балкан. Первые подземные крепости этой линии появились на следующий день после начала войны, когда армии реакционных государств, пользуясь колоссальным преимуществом, ворвались на приграничную полосу советской территории. Десятки тысяч инженеров, миллионы рабочих тыловых войск работали над созданием этих укреплений.

Наступление захлебнулось, но железобетонные крепости укреплялись изо дня в день. Они уходили в землю на десятки и сотни метров. Их вооружали тяжелыми пушками, пулеметами, минировали подступы, защищали тяжелой артиллерией глубокого тыла. Сотни тысяч зениток выстроились у подземных крепостей, готовые за минуту-две выпустить сотни снарядов практически в любой квадрат неба.