Глубинный путь - Трублаини Николай Петрович - Страница 73

После этого он собирался выехать в Иркутск.

Поезда в наполненном воздухом туннеле уже шли регулярно, но скорость их не превышала двухсот километров в час. Пропускная способность туннеля резко упала.

Чтобы немедленно попасть в Иркутск, Томазян заказал самолет. Я полетел вместе с ним.

В Иркутске мы узнали, что, возможно, к следующему утру возобновится нормальное движение поездов в туннеле, то есть со скоростью не менее тысячи километров в час. В управлении Томазян доложил Саклатвале о положении в восточной зоне, об аресте Черепашкина и о мерах, принятых для усиления охраны туннеля. Я был при этом и одновременно узнал от Саклатвалы, что получена телеграмма из Ставки Верховного Главнокомандующего. В ней сообщалось, что инженер Макаренко оставлен при Ставке на неопределенное время, а также предлагалось немедленно откомандировать в распоряжение Ставки инженера Самборского.

Утром из туннеля сообщили, что работы по выкачке воздуха закончены и электропоезда идут с прежней скоростью.

В то же утро меня вызвал по радиотелефону Черняк. Он приказывал немедленно прибыть в Москву для выполнения нового важного задания. Разговор наш был краток. Я ничего не успел рассказать, только выслушал приказ и лаконично ответил: «Есть немедленно прибыть!»

В Москву я ехал вместе с Самборским, который спешно сдал свои дела Кротову. Он никак не мог понять, почему его вызывают, когда, по его мнению, и он, и Макаренко были необходимы на Глубинном пути.

13. На фронте

— Вы еще не замотались? — спросил Черняк и, не дожидаясь ответа, добавил: — Все равно не дам ни минуты отдыха. Вы отправляетесь на на фронт.

Я присоединился к группе корреспондентов, которых отдел прессы отправлял на Западный фронт.

Тарас Чуть просил Черняка отпустить его на фронт вместе с нами. Антон Павлович долго отказывался, но в конце концов Тарас добился разрешения.

Перед тем, как отпустить парня, Антон Павлович потребовал, чтобы тот соблюдал обещание быть осторожным. Было и еще кое-что, о чем Тарас не знал: Черняк категорически запретил корреспондентам брать парня в опасные места и велел им беречь Тараса, как зеницу ока. Один из корреспондентов, посмеиваясь над этими предупреждениями, сказал:

— Почему вы беспокоитесь? Сколько лет парню? Недалеко до совершеннолетия. Ему надо закаляться.

— Пожалуйста, пусть закаляется. Только… подальше от пуль и снарядов.

— Ладно, ладно, — пообещал я.

Две легкие вездеходные машины «МС», которыми управляли сами корреспонденты, помчались по узким лесным дорогам к западным рубежам нашей родины, где кипели ожесточенные бои.

И вот до нас начал доноситься грохот орудий. Все чаще встречались замаскированные в лесах и на полях военные части. Бдительные часовые неожиданно возникали из ниоткуда, чтобы проверить на-документы.

Мы нигде не останавливались.

В штаб Западного фронта мы прибыли в тринадцать часов, на второй день после выезда из Москвы.

Бои разворачивались километров за сто отсюда.

Штаб расположился в небольшом, окруженном лесами городке. В воздухе патрулировали сторожевые самолеты, а на земле было заметно усиленное движение легковых автомобилей.

Они неслись то в штаб, то из штаба по асфальтированным лесным просекам.

Инженерные части быстро маскировали эти просеки, а также здание штаба и многочисленные радиостанции.

Бои шли масштабные и ожесточенные. Слышалась канонада. Это наши дальнобойные пушки громили укрепления врага.

Несколько раз вблизи разрывались снаряды дальнобойных орудий противника. Враги пользовались новыми артиллерийскими системами с дальностью стрельбы до двухсот пятидесяти километров.

Нашу корреспондентскую группу принял заместитель начальника штаба, молодой генерал, только что вернувшийся из поездки на передовые позиции. Мы засыпали его вопросами о положении на фронте. Он попросил нас присесть и начал свой рассказ.

Мы узнали, что наступление вражеской армии на Западном фронте захлебнулось. Наши части предприняли попытку перейти в наступление.

Учитывая колоссальное преимущество в людях и в технике, это было бы вполне возможно, но на пути стали подземные укрепления, которые за это время успели создать враги. Высокая фортификационное техника позволила врагам так глубоко зарыться под землю, что им не страшны были ни снаряды самых крупнокалиберных орудий, ни тяжелые авиабомбы. Громадное количество зенитных орудий с обеих сторон очень затрудняло деятельность авиации.

— В общем, — закончил генерал, — положение сейчас такое, что мы можем оказаться втянуты в долгосрочную затяжную войну. Войну на истощение. Ясно, что мы победим, но победа дорого нам обойдется.

— А если мы разобьем врага на востоке, а потом с удвоенной силами ударим на запад? — спросил я.

— На востоке положение ненамного лучше, чем здесь. Там нашим войскам все же удалось перейти в наступление, но прорвана лишь одна из многочисленных линий обороны.

— Значит, дальше дело пойдет медленнее? — сказал я.

— Вижу, настроение у вас пессимистическое, — сказал, чуть улыбаясь, генерал.

— Нет, я смотрю на вещи реально. Настроение боевое — и потому, исходя из тех же реальных взглядов, я уверен в нашей победе. Но мне больно думать о жертвах. Вот что портит настроение. А жертв будет много.

— Чем быстрее закончим войну, тем меньше будет жертв.

— В этом я уверен. Мне кажется, победа все-таки зависит от того, кто будет хозяином в воздухе.

— Не знаю, — пожал плечами генерал. — Я же вам говорил, что современным подземным фортам никакие авиационные бомбы не страшны… Враг будет сидеть там до тех пор, пока мы его не выбьем и не выкурим. Для этого нам требуется много сверхтяжелых орудий. Самолеты с многотонными бомбами страшной разрушительной силы. Но, повторяю, авиация не даст такого эффекта, как в прошлую мировую войну. Этому препятствует, кроме самолетов-истребителей, чрезвычайная точность зенитной артиллерии и развитие радиолокации. Главное же то, что все важнейшие объекты спрятаны глубоко под землей.

На этом наша беседа с генералом закончилась.

Нашей основной задачей была работа в редакциях военных газет. Здесь же, в штабе, мы получили назначения на работу в газеты различных соединений.

Нескольких человек, в том числе меня и Тараса, прикрепили к редакции газеты фронта «Боевая тревога». По поручению редакции мы сразу же отправились на передовые позиции.

Меня интересовала боевая работа тяжелых орудий, расположенных неподалеку от вражеских укреплений. Ко мне присоединился Тарас. Нас направили в штаб одного из артиллерийских корпусов, который дальше других углубился на захваченную врагом территорию и быстро закопался в землю.

— Там вы увидите, каких результатов добились наши инженерно-фортификационные части буквально в течение тридцати или сорока часов, — сказали нам.

Нас удивила пустынность прифронтовой дороги. Было очень мало встречных машин. Позже мы узнали, что движение в основном происходило здесь по ночам.

Вскоре мы прибыли в штаб артиллерийского корпуса. В провожатые нам выделили лейтенанта. Он сел за руль машины и привез нас к глубокому оврагу в лесу. Дальше пришлось идти пешком.

Мы прошли метров шестьсот, как вдруг наш проводник нырнул в густой кустарник. Оказалось, один из кустов маскировал вход в небольшую пещеру. Подземные ходы расходились из пещеры в нескольких направлениях.

Лейтенант шепнул на ухо часовому пароль, и нас пропустили в один из ходов.

Километра два мы шли по подземному ходу. Облицовка его сперва показалась нам плохонькой. Но чем дальше, тем глубже он уходил в землю и тем толще становился слой цемента. Наконец, мы оказались в железобетонном укреплении.

Батарея, размещенная в этом укреплении, была спрятана за высоким холмом. За десятки километров отсюда несколько наблюдателей корректировали огонь. Сверху батарея была так хорошо замаскирована, что и опытный летчик-наблюдатель ничего бы не заметил. Даже огненные вспышки не вырывались по ночам из пушечных дул.