Глубинный путь - Трублаини Николай Петрович - Страница 71

— Такова современная война, — сказал он. — Видите, куда добираются? Попробуйте защитить такую магистраль, если она не под землей.

— Только бы они вентиляцию не повредили, — сказал я.

Недалеко от станции находились огромные горловины вентиляционных шахт. По одним из них воздух поступал под землю, по другим выходил из туннеля на поверхность. Горловины были так удачно замаскированы, что их можно было увидеть только вблизи, да и то лишь зная об их существовании.

Мы направились к этим горловинам. Стоял ясный день. В ближайшем леске щебетали птицы. Около леска виднелся небольшой поселок.

Мы прошли уже половину дороги от подъемной станции до вентиляционных горловин, как вдруг бешеный порыв ветра сильно толкнул меня и повалил на землю.

Послышались шум и свист. Вокруг сразу полегла трава.

Я хотел подняться, но едва поднимал голову, как сильный ветер снова прижимал меня к земле.

Самборский упал рядом со мной и тоже безуспешно старался подняться. Я видел его удивленное и немного испуганное лицо.

Мелькнула мысль, что это неожиданный смерч. Сердце сжалось от страха. Немного подняв голову и посмотрев вокруг, я успел заметить, как втянуло в горловину вентиляционной шахты стаю каких-то птичек, минуту назад пролетевших над нами. Со стороны леска и поселка послышался странный гул. Я посмотрел туда и увидел, что лесок лег, словно высокая трава в поле во время бури. В воздухе носились ветки и листья. Вдруг с грохотом повалились трубы вентиляционной шахты, и их обломки поглотила горловина. Тучи с неимоверной скоростью неслись к нам с горизонта.

Прошло несколько минут, и все стихло. Но это продолжалось недолго. На ближайшей площадке закрутился смерч. Небо быстро серело. Стало трудно дышать.

Самборский вскочил на ноги. Я сделал то же самое и увидел, что навстречу нам, вытирая ладонью окровавленную голову, бежит Кротов.

— Что случилось? — бросился к нему Самборский. — Вы ранены?

— Катастрофа! — крикнул Кротов, не обращая внимания на разбитую голову. — В туннель прорвался воздух!

Я уже и сам об этом догадывался и с ужасом подумал о последствиях. Не говоря о том, что разрушительная сила громадной массы воздуха нанесла ущерб здесь, на поверхности, она могла, — и это главное, — привести к катастрофе с подземными поездами, которые на огромной скорости неожиданно встретили мощный воздушный поток.

— Немедленно радируйте в Иркутск, — приказал Самборский. — Сейчас вызываю санитарную и спасательную службы.

И, не дослушав ответ, побежал к подъемной станции, с которой ураганом сорвало крышу. За ним поспешил Кротов, вытирая платком кровь с головы. Оба забыли обо всем, кроме своих обязанностей. Я не отставал от них.

На вокзале, через который прошел весь прорвавшийся в туннель воздух, мы увидели несколько десятков раненых людей. Здание было во многих местах довольно сильно повреждено. Смертельных случаев не было — вероятно, потому, что людей здесь было немного и весь воздух пошел в туннель, тогда как в здании вокзала не наблюдалось такого колоссального завихрения, как на поверхности.

Значительно хуже обстояло дело в туннеле. Весь Глубинный путь делился на секторы. Автоматические шлюзы-заслонки с помощью могучих механизмов молниеносно поднимались и опускались, пропуская поезда. В этом районе участок между шлюзами-заслонками занимал почти полторы тысячи километров. Это составляло около двухсот миллионов кубометров пустоты. Воздух могучим потоком ринулся в подземелье, и первые поезда, встретившиеся на его пути, так резко затормозили, что передние вагоны с грохотом разбивались один о другой. Из диспетчерских пунктов службы движения сообщили, что серьезные аварии со значительным количеством человеческих жертв потерпели не менее десяти поездов. Сообщалось о пожаре на двух поездах.

Из соседних подземных вокзалов в район катастрофы срочно выехали работники санитарной службы. Несколько часов отняли расчистка путей и перевод поврежденных поездов на запасные колеи. Правда, воздуха теперь было достаточно, работать можно было без защитных масок, и это значительно облегчало работу.

Я позвонил на Верхнее озеро и попросил к телефону Аркадия Михайловича. Его там не оказалось. Ураган дошел и до плантации, но на особые повреждения там не жаловались. Я не стал слушать объяснения. Меня тревожило, куда подевался профессор Довгалюк. Раз он не вернулся на плантацию, значит, авария застала его в помещении подземного вокзала или по дороге на Верхнее озеро.

К сожалению, мне никто не мог помочь в розысках — все были заняты ликвидацией последствий катастрофы. Я прошел несколько километров по путям до подземных плантаций, но Аркадия Михайловича нигде не нашел. Расспрашивал встречных, не видали ли они старого ботаника, но никто не мог ничего мне сказать. Большинство людей не знали профессора, а знавшие — не видели его во время катастрофы.

Я вернулся на подземный вокзал и присоединился к Самборскому. Он осматривал разрушенную взрывом перегородку между вентиляционной шахтой и туннелем и давал указания, как ее восстановить и замуровать.

— Но как могла она здесь проломиться? — удивлялся инженер. — Неужели…

— Что — неужели? — спросил я его.

Он не ответил. У меня мелькнула мысль: «Неужели диверсия?»

Это было ужасно, но иного объяснения быть не могло.

— Кто-то из наших все же погиб, — сказал шедший рядом работник.

— Где?

— Вон там, — показал он на труп, лежавший в зеленой канавке.

Мы подошли ближе. Я наклонился и узнал профессора Довгалюка.

— Неужели мертв? — с волнением спросил инженер.

Но профессор был жив. Он застонал, когда мы притронулись к нему.

— Аркадий Михайлович! — позвал Самборский.

Профессор открыл глаза, узнал Самборского и хрипло прошептал:

— Задержите Черепашкина… он виновник… аварии…

Ботаник снова потерял сознание. Мы подняли его на руки и осторожно понесли в кабинет начальника подземного вокзала. Немедленно вызвали врача, и тот, осмотрев старика, сказал, что ничего страшного нет.

— Он получил сильные ушибы, когда падал. Через несколько минут очнется.

Тем временем начались розыски Черепашкина. Я остался возле Аркадия Михайловича, ожидая, пока его приведут в чувство. Мои мысли были заняты Черепашкиным. Зачем понадобилось ему причинять Глубинному пути такие повреждения? Может быть, бывший управдом сошел с ума?

Врач сказал правду: профессор Довгалюк быстро очнулся и смог рассказать о том, что с ним случилось.

Распрощавшись с нами несколько часов назад, профессор вспомнил, что ему нужно взять семена, и, прежде чем ехать на плантацию, решил зайти в камеру хранения багажа. Обратно он шел мимо незаконченных мастерских, отделявшихся от герметизированного туннеля только стеной. Вдруг он заметил, что из-за выступа стены выскочил и быстрыми шагами направился в глубину подземелья человек. Профессор внимательно присмотрелся и узнал смотрителя подземного сада.

— Черепашкин! — крикнул он.

Но тот, не оглядываясь, бросился бежать. Аркадий Михайлович крикнул еще несколько раз и поспешил вслед беглецу. Черепашкин не останавливался. Встревоженный странным поведением смотрителя, профессор еще прибавил шагу. Но расстояние между ним и Черепашкиным все увеличивалось, так как Черепашкин бежал что было сил. Вдруг Черепашкин бросился в поросшую травой канаву. Теперь профессор быстро приближался к нему. Но только он подошел к канаве, позади прогремел взрыв. Профессор видел, как падали рабочие, и почувствовал, как невидимая сила бросила его на землю.

Больше он ничего не помнил.

Во время рассказа старика вернулся Самборский.

— Ваш Черепашкин, Аркадий Михайлович, исчез неведомо куда. Нигде ни следа… Но я уже связался с Иркутском и уведомил начальника охраны Глубинного пути. Томазяну следует знать о случившемся.

— Томазяну? — удивленно спросил я. — Почему Томазяну?

— Он ведь наш начальник охраны.

— Давно?

— С начала войны.

Это было для меня новостью.