Глубинный путь - Трублаини Николай Петрович - Страница 29

— Кто же за Макаренко?

— Трудно сказать. У рабочих он пользуется симпатией. У большинства инженеров до этого времени тоже… Но… дурная молва. Великая сила — дурная молва!

— Вы считаете, что Макаренко безупречен?

— А кто разработал проект? Кто изобрел литостат? По чьим указаниям сконструировал его Самборский?.. А Самборский первый атакует Макаренко. Помните, как когда-то этот инженер-энергетик афишировал свою дружбу с Макаренко и каждый раз в разговоре подчеркивал: «мой лучший друг»? Макаренко обвиняют в чрезмерных тратах и торможении темпов строительства. Вы знаете, когда-то архитекторы спешили и экономили. Кончалось тем, что сооруженные ими здания либо рушились сами, либо их сносил ветер.

Догадов страстно защищал Макаренко, и меня это поразило. Даже такие люди, как профессор Довгалюк и подполковник Шелемеха, которые безусловно относились к Ярославу с симпатией, почти ничего не могли сказать в его защиту.

— Вы просто увлечены этим инженером, — сказал я.

— Конечно. Мне кажется, что у него какая-то личная трагедия и это толкает его на поступки, малопонятные большинству.

Замечание Догадова безусловно свидетельствовало о его наблюдательности.

— Ну, какая там трагедия! — небрежно заметил я.

Он пристально посмотрел на меня и, повертев в руках нож, тихо сказал:

— Простите, вы, может быть, не знаете, но говорят о какой-то истории между ним и Лидой Шелемехой.

— Кто говорит?

— Кто? Есть такие.

— По-моему, вы увлекаетесь сплетнями.

— Вы уверены?

И Догадов так посмотрел на меня, что я почувствовал, как запылали у меня уши. Черт знает, что такое! Дожил до таких лет и не научился как следует врать и скрывать!

— Ну, а кто может поддержать Макаренко?

— Мне лично известен только один такой человек. В Забайкалье работает инженер Кротов.

— Кротов? Кто он такой?

— Инженер-пневматик. Он руководит там организацией вентиляционной системы.

— Погодите, погодите… Коренастый такой дяденька с большим лбом?

— Да… Вы его знаете?

— Он приходил ко мне, когда я был за границей. Два раза приезжал.

О Кротове я мог кое-что рассказать, но придержал язык за зубами. Этот самый Кротов чуть не стал свидетелем моего разговора с тем, кому я надавал пощечин. Он вошел в комнату сейчас же после этого. Такое стечение обстоятельств и заставило меня запомнить молчаливого инженера.

— Что же говорит Кротов?

— Очень подробно обосновывает проект и все технические мероприятия Макаренко.

— Интересно было бы услышать…

— А вы приезжайте… Там ведь самая глубокая шахта на всем протяжении туннеля. Больше чем полтора километра глубины. Ее пробили как опытную. А я там буду собирать косточки. Обязательно приезжайте!

— Постараюсь. Вы же знаете, я снова работаю специальным корреспондентом «Звезды».

— Лучшего и желать нельзя, хотя вы отдаляетесь от строительства.

— Пока все задания, полученные мной, касаются туннеля.

Мы засиделись в столовой, потому что у каждого нашлось что рассказать другому. Догадов расспрашивал не только о моей зарубежной поездке, он и интересовался моими первыми впечатлениями после приезда на родину, хотел знать, как я нашел старых знакомых, и снова, как когда-то, просил устроить ему встречу с Лидой, признавшись, что она очень ему нравится. Он рассказал мне много нового о здешнем житье-бытье и при этом несколько раз с иронией упомянул о Самборском.

В это время в столовую вошли Самборский и Тарас. Они разыскивали меня. Догадов поздоровался с ними и заявил, что ему пора ехать на аэродром. Прощаясь, он спросил:

— Слышали новость: в Иркутск прилетел самолет, а по дороге из него выпали пассажиры?

— Прошлогодний снег, — иронично ответил Самборский. — А нового вы ничего не привезли?

— Нет, к сожалению.

Догадов ушел, взяв с меня слово, что я приеду к нему в Забайкалье.

— Не люблю этого типа, — заметил Самборский, когда палеонтолог исчез.

— Почему?

— Не знаю. Должно быть, потому, что он тоже не проявляет особых симпатий ко мне.

— А вам нужны его симпатии?

— Нет, — рассмеялся инженер. — А ты, Тарас, о чем задумался? — обратился он к Тарасу.

— Вы знаете, я где-то видел этого товарища, — сказал Тарас. — Только никак не могу вспомнить, где и когда.

— Верно, когда ты с Аркадием Михайловичем приезжал к Антону Павловичу. Это ведь бывший сотрудник «Звезды».

— Ага… Должно быть, там.

9. Совещание отложено

Мы с Самборским спешили в Иркутск. У него были неотложные дела в управлении, а я хотел проводить Станислава Шелемеху, который сегодня уезжал на запад. Подполковник и его жена летели самолетом, хотя Нина Владимировна не очень любила воздушный транспорт. Она уговаривала мужа ехать поездом, но тот решительно отказался и заявил, что к этому его может вынудить только нелетная погода. А погода все эти дни стояла исключительно хорошая. Мощный антициклон захватил всю Западную Сибирь и восточную половину Европы и, по прогнозам метеорологов, обещал продержаться две-три недели.

Самборский сошел возле управления, а мы с Тарасом поехали в гостиницу. Когда наша машина подкатила к «Витязю Иркуту», Станислав в сопровождении жены и сестры уже выходил на улицу, чтобы ехать на аэродром. Мы оба обрадовались, что успели встретиться. Тарас попрощался и пошел в гостиницу, а Станислав сел в мою машину, и мы поехали следом за машиной, в которой сидели Нина Владимировна и Лида.

Мне было приятно перед расставанием побыть со Станиславом хотя бы несколько минут один на один. Правда, я собирался не позднее чем через месяц-полтора поехать в Москву, но всякое могло случиться.

— Слушай, у меня к тебе просьба, — сказал Станислав.

— Заранее обещаю выполнить.

— Здесь остается Лида. Остается неизвестно на сколько, так как Саклатвала вызывает к себе добрую половину сотрудников лаборатории металлов. Ты будешь жить в гостинице по соседству с нею. Так вот, два поручения: первое — регулярно пиши мне о ней, потому что ее болезнь, кажется, начала прогрессировать. Второе — активно вмешивайся, когда заметишь, что она слишком много работает. Ей нельзя переутомляться.

— Охотно беру на себя эти обязанности. Правда, будут дни, когда мне придется выезжать… Но я постараюсь ненадолго.

— Куда ты собираешься?

— В Забайкалье. Хочу осмотреть самую глубокую шахту.

— Девятьсот сорок пятую? Ну, так Лида тоже там будет. Там собираются строить какой-то завод, потому что на месте нашли огромное количество сырья для нового сплава.

— Вот и прекрасно!

Мы уже проехали половину дороги до аэродрома, и я поспешил обратиться к Шелемехе с вопросом:

— Станислав, мне хотелось бы знать твое мнение о Ярославе Макаренко.

— Почему это тебя интересует? — испытующе посмотрев на меня, спросил летчик.

— Видишь ли, перед своим отъездом я считал, что это человек, достойный всяческого уважения. Но за границей и здесь я услышал о нем много отрицательного. Почти все говорят о нем плохо… И таких разговоров становится все больше и больше…

— А ты, когда услышишь подобные разговоры, обрывай их так, чтобы ни у кого не было желания разглагольствовать на эту тему! — резко сказал Станислав.

— Извини, ты именно это сейчас и делаешь?

Станислав покрутил головой, посмотрел на потолок машины и затем уже спокойнее ответил:

— Послушать инженеров, а тем более неинженеров, болеющих завистью, — выходит, что Ярослав настоящий преступник. Ну, а когда послушаешь самого Ярослава или Саклатвалу, будешь противоположного мнения. Я сам, к сожалению, не инженер и, кроме того, не мастер спорить.

Он помолчал. Для обстоятельного разговора уже не было времени — мы подъезжали к аэропорту.

— А что касается сплетен о московском ресторане… Ты, может быть, слышал? — пристально глядя на меня, сказал Станислав.

Я утвердительно кивнул головой.

— Все это глупости. Все имеют право ходить по ресторанам, а Макаренко, видите ли, должен жить аскетом. Специально им на радость, вероятно… Однажды в Москве я сам затащил его в ресторан. Зависть — великая сила, но съесть Макаренко им не удастся. Так и знай.