Тайные наслаждения - Хейер Джорджетт - Страница 16

– То-то мне показалось, что ты излишне мрачен. Дело настолько серьезное?

– Достаточно, но они молчат как рыбы. Разумеется, слухи все равно доходят – да и чего можно ожидать, когда такие старые олухи, как Бедлингтон, суют нос в государственные дела? Там полно подобных ему деятелей, которые просто не умеют держать язык за зубами. Нет, они, конечно, не собираются выбалтывать секреты первому встречному, но при этом ужасно невоздержанны! Вот почему на сей раз Веллингтон[10] хранит полное молчание насчет своих планов. Но судя по тому, что Батхерст[11] сказал Доктору[12], за этим кроется нечто большее, чем болтливость. Ты только не рассказывай никому, Нед, однако пропал один важный меморандум, и от этого они все там пребывают в панике. Судя по тому, что мне удалось узнать, он как-то связан с весенней кампанией его светлости и существует всего в двух экземплярах. Можешь представить себе: Бонапарт готов отдать что угодно, лишь бы хоть одним глазком взглянуть на него и понять, что задумал Веллингтон, направится ли он вновь маршем на Мадрид или нанесет удар в другом месте!

– Ого! И ты говоришь, меморандум был похищен?

– Нет, я не возьмусь утверждать этого, зато мне известно, что он пропал. Однако же в Конной гвардии царит такая неразбериха, что его, скорее всего, сунули по ошибке в какую-то другую папку или что-то в этом роде.

– А ты – суровый судья! – с некоторым изумлением заметил Карлайон.

– Знаешь, на моем месте Торренс[13] сказал бы то же самое, потому что Принни[14] насовал слишком много своих сторонников в Конную гвардию, причем таких подлецов еще поискать! Злоупотребление служебным положением – и это еще мягко сказано!

– Ага, ты снова намекаешь на Бедлингтона!

– Да, на него и кое-кого еще. Лорд Бедлингтон! – воскликнул Джон с нескрываемым презрением.

– Блистательная военная карьера, – пробормотал Карлайон.

– Блистательный военный вздор! – фыркнул Джон. – Адъютант регента! Сводник регента – вот так будет правильнее! Впрочем, довольно! Что проку вспоминать об этом? Как ты думаешь, тебе удастся вывести Ника из-под удара?

– Да. Хотя Евстасий наверняка постарался бы упрятать его за решетку, если бы мог.

– Что за вздорный малый! – сказал Джон, без особой, впрочем, злобы. – Хотел бы я знать, за что он так невзлюбил Никки?

– Похоже, сегодня вечером Евстасий обошелся с ним довольно-таки грубо, – заметил Карлайон. – Но он намеревался отомстить не столько самому Никки, сколько мне через него. К счастью, Гринлоу отослал сиделку сразу же, едва Евстасий заговорил. Так что особого вреда не случилось.

– Ага! Значит, с тобой там был Гринлоу, верно? Да уж, от этого старого черта почтения не дождешься, зато он надежен, как скала! Я бы много отдал, чтобы узнать, что подумал доктор о твоей сегодняшней выходке!

Карлайон, улыбнувшись, ответил:

– Да, я злоупотребил его хорошим отношением ко мне, и он принялся вспоминать, как снимал меня с церковной колокольни или вытаскивал дробинку из твоей ноги, Джон, в тот раз, когда мы стянули одно из охотничьих ружей отца и я так славно подстрелил тебя – помнишь? Он чуть было не прочел мне такую же суровую нотацию, как и та, которую почти наверняка сегодня от тебя выслушал Ник.

– Нахальный старый плут! – улыбнулся Джон. – Жаль, что он не сделал этого. Но, Нед! Завещание! С ним все в порядке? Его нельзя будет оспорить?

– Полагаю, оно вполне законно. Я, во всяком случае, оспаривать его не намерен.

– Да не ты, конечно! Но ведь Бедлингтон – следующий ближайший родственник Евстасия, и мне пришло в голову, что он может попытаться оспорить завещание под этим предлогом. Поскольку Евстасий сочетался браком…

– Ты кое-что забываешь. По условиям первоначального соглашения, при отсутствии завещания, составленного Евстасием, поместье переходит ко мне. Так что признание завещания незаконным Бедлингтону ничем не поможет.

– А ведь и правда! Ты намерен назначить душеприказчика?

– Да, самого себя и Финсбери.

– Это ты хорошо придумал – привлечь к делу стряпчего, – с одобрением заявил Джон. – Но, должен сказать, я предпочел бы, чтобы ты устранился от этого!

– Так оно и случится, правда, немного погодя, – пообещал ему Карлайон, отставляя опустевший бокал и поднимаясь на ноги.

– Полагаю, теперь тебе предстоит еще и заботиться о вдове!

– Чепуха! Как только завещание будет утверждено, она, скорее всего, продаст поместье и, надеюсь, сможет благополучно существовать на проценты.

– Оно дурно управлялось с тех самых пор, как Евстасий стал совершеннолетним, посему ей будет трудно найти покупателя, – пессимистически заметил Джон. – Ставлю десять против одного, поместье обложено такими обязательствами, что бедная девочка может запросто оказаться в еще худшем положении, чем раньше. Ты не знаешь, он, случаем, не угодил ли, кроме прочего, в лапы к ростовщикам?

– Нет, не знаю, однако считаю это вполне вероятным. Его долги должны быть уплачены, разумеется.

– Только не тобой! – резко бросил Джон.

– Посмотрим. Сколько ты пробудешь с нами?

– Завтра мне надо быть в Лондоне, но я вернусь, естественно, учитывая обстоятельства.

– В этом нет необходимости.

– Не сомневаюсь, ты прекрасно справишься и без меня! – с улыбкой заявил брату Джон. – Однако этому юному бездельнику предстоит давать показания на предварительном расследовании, и я, само собой, не могу остаться в стороне в такой момент.

Карлайон, кивнув, ответил:

– Как тебе будет угодно. Погаси свечи, когда надумаешь ложиться: слугам я сказал, что мы не нуждаемся в их помощи.

– Я еще должен закончить одно письмо. Спокойной ночи, дружище!

– Спокойной ночи. – Карлайон взял канделябр, стоявший на одном из столов, и направился к двери.

Джон вновь устроился за письменным столом, но вдруг поднял голову.

– Не знаю, стоит ли удивляться необузданности и манерам Никки! – сказал он. – От твоего выстрела у меня на ноге до сих пор остались шрамы!

Карлайон рассмеялся и вышел, закрыв за собой дверь. Еще несколько мгновений Джон глядел ему вслед со слабой улыбкой на губах, а потом вздохнул, покачал головой и вернулся к своей корреспонденции.

Миссис Шевиот проснулась поздно утром. Девушку разбудила служанка, которая принесла ей чашку горячего шоколада и сообщила, что завтрак будет подан в гостиной у подножия лестницы. Поставив на умывальный столик медный кувшин с горячей водой и убедившись, что для совершения туалета мадам не требуется помощь, она удалилась.

Элинор села на постели, с наслаждением потягивая напиток и спрашивая себя, какие же невероятные события минувшего дня существовали только в ее воображении. Присутствие девушки в этом уютном доме, очевидно, означало, что, по крайней мере, некоторые из них произошли на самом деле. Она не смогла удержаться, чтобы не сравнить свое нынешнее положение с тем, что наверняка ожидало бы ее у миссис Мейклсфилд, и не стала лукавить с собой, признавшись в наслаждении разительным контрастом. Наконец девушка встала с кровати и подошла к окну. Из него открывался вид на английский сад, в котором едва зацвели подснежники, и парк, раскинувшийся чуть дальше, за его пределами. Совершенно очевидно, лорд Карлайон был мужчиной влиятельным и богатым, поэтому унылая обстановка дома Евстасия Шевиота выглядела еще более убогой по сравнению с неброской элегантностью его собственного жилища.

Элинор надела скромное платье с круглой юбкой и, набросив на плечи шотландскую шаль с набивным рисунком, сошла вниз. Оказавшись в холле, девушка на мгновение заколебалась, не зная, в какую сторону направиться, но тут из двери в задней части особняка показался дворецкий, который приветствовал ее вежливым поклоном и провел в уютную утреннюю гостиную, где у камина ее ожидали хозяин с обоими своими братьями.