Опаленные крылья любви - Агаджанян Самсон - Страница 25

— Садитесь, полковник, — указывая на стул, произнес командующий. — Я вас вызвал по поводу назначения на должность командира дивизии Киевского военного округа. Офицер вы опытный, имеете боевые ордена, прошли хорошую боевую школу. Я не сомневаюсь, что вы справитесь с этой должностью. Поздравляю.

Он протянул полковнику руку. Русин встал и, не подавая руки, вытянулся перед ним. Генерал с протянутой рукой замер и удивленно смотрел на полковника.

— Товарищ генерал-полковник, я согласия на эту должность не давал, и никто со мной по этому поводу не разговаривал. Я сюда пришел со своим полком и уйду только с ним. От предложенной должности отказываюсь.

Командующий некоторое время молча смотрел на него. Потом сел и, о чем-то думая, забарабанил по столу.

— Владимир Алексеевич, — неожиданно для полковника, назвал он его по имени, — дело в том, что распоряжение о назначении вас на эту должность пришло из Москвы, и мы дали «добро». Уже есть приказ министра обороны. И я бессилен что-нибудь сделать. Приказ есть приказ. Моя должность не позволяет отменить приказ министра обороны.

— Товарищ генерал-полковник, только честно, вы знали, что маршал Советского Союза Чеботарев мой дядя?

— Я недавно узнал, когда из министерства обороны на тебя затребовали документы. Я был против, чтобы тебя забрали от меня. У меня другие планы насчет тебя. Я попытался возразить, но мне посоветовали этого не делать, вот тогда я и узнал, что за племянник маршала служит у меня.

— Товарищ генерал-полковник, разрешите мне по ВЧ переговорить с маршалом.

— Владимир Алексеевич, а может, не надо?

— Надо, товарищ генерал-полковник.

Командующий поднял трубку и приказал, чтобы его соединили с маршалом Чеботаревым. И тут же он протянул трубку полковнику.

— Слушаю, — раздался хрипловатый голос.

Русин, услышав голос дяди, улыбнулся.

— Здравия желаю, товарищ маршал Советского Союза! — бодро произнес он.

— Володя! Неужели ты?

— Да, дядя, — переходя на семейный тон, отозвался он. — Это я.

— Володя, тебе сказали, что ты назначен командиром дивизии?

— Да, сказали. Вот по этому поводу и звоню тебе. Я командующему сказал, что от этой должности отказываюсь.

— Как отказываешься? Ты что, в своем уме?

— В своем. В этом, дядя, можешь не сомневаться. Я сюда пришел со своим полком и уйду только с ним. Я не хочу в глазах своих офицеров быть предателем и пользоваться услугами дяди-маршала…

— Погоди, Володя, — недовольно прервал Константин Викторович, — прежде чем предложить тебя на эту должность, мы посоветовались с твоим командованием. И они дали о тебе высокую оценку.

— Дядя, давайте не будем лукавить. Имея такого родственника, можно из лейтенанта сразу полковником стать. Я прошу тебя отменить приказ. Я в Союз вернусь только со своим полком. Ты должен понять меня.

— Володя, ты ставишь меня в неловкое положение. Твоя мать прилетела из Америки. Она мне проходу не дает. Ты это понимаешь?

— Я не хочу этого понимать. Передай ей, что я жив и здоров. Дядя Костя, я уже три месяца не получаю писем от Наташи. Не знаю, что и думать. Позвони ей, узнай, почему она не пишет.

— Хорошо, я сейчас же ей позвоню. Да, забыл тебе сказать, твой Андрюша в Суворовское училище поступил.

— Правда? — радостно воскликнул Русин.

В трубке раздался смех.

— Володя, может, подумаешь еще насчет назначения?

— Нет. Я свое слово сказал. До свидания, дядя.

Он положил трубку и, улыбаясь, посмотрел на командующего. Генерал, покачивая головой, подошел к нему.

— Много в жизни видел офицеров, но… — он не договорил, лишь по-отечески посмотрел на него и крепко сжал его локоть.

Выйдя от командующего, Володя направился к своему однокашнику по академии, который работал в оперативном штабе. Подполковник Цакулов был рад ему. Поговорив с ним, Русин собрался уходить, когда Цакулов спросил:

— Ты помнишь Кархмазова? По-моему, вы с ним дружили.

— Умара?

— Да, его. Так вот, вчера его душманы взяли.

— Что? — побледнел Володя.

— Их послали на выполнение одной задачи, а там засада. Говорят, что взяли живым.

— Где он сейчас?

— Пока не знаю. Разведка им занялась.

— Умар в каком звании?

— Подполковник.

Русин быстро попрощался и направился в разведштаб, но и там ничего вразумительного об Умаре ему не сказали. Он уехал к себе в часть. Волнение не проходило. Стоило только представить, как над Умаром издеваются душманы, как ему становилось плохо, он скрежетал зубами…

Русин рассказал своему начальнику штаба про друга. Подполковник Золотухин какое-то время молча смотрел на взволнованное лицо командира, потом спокойно произнес:

— Владимир Алексеевич, его можно обменять.

— Не понял? — пристально глядя на своего начальника штаба, спросил тот.

— Очень просто. Мы его можем обменять на одного главаря, которого вы взяли. Кстати, афганские хади[1] сильно им интересуются. Они каждый день приходят к нему. Я у них спросил, когда его от нас заберут, они сказали, что он очень важная фигура и лучше будет, если он еще побудет у нас, так, мол, надежнее.

Глаза у Русина загорелись.

— Пошли! — вскакивая, произнес он.

— Погоди, командир, надо вызвать переводчика. Мы же без него ни бум-бум.

Золотухин послал за переводчиком одного из солдат. Спустя час в кабинет постучали и вошел худощавый, изможденный афганец в светло-кремовой пуштунской одежде. Начальник штаба объяснил ему, с какой целью его вызвали. Переводчик, положив руку на грудь, молча кивнул головой.

Пленный находился в одном бараке, где специально была сделана камера для задержанных. Они подошли к камере и услышали за дверью крики и глухой стон. Русин резко открыл дверь. Два афганских хади ногами избивали лежащего.

— А ну прекратите! — гаркнул полковник. Они остановились и удивленно посмотрели на полковника.

— Скажи им, — не глядя на переводчика, глухо произнес Русин, — чтобы они ушли. Пленным займусь я.

Переводчик перевел им слова полковника. Те в ответ, махая руками, стали быстро что-то говорить.

— Что они бормочут? — нетерпеливо спросил Русин.

— Они говорят, что он важная фигура, и им должны заниматься только они.

— Вон отсюда! — в бешенстве заорал Русин и, не ожидая, когда те выйдут сами, схватил их за шиворот и выкинул из камеры.

Начальник штаба с удивлением смотрел на него. Он впервые видел Русина таким разъяренным. Афганец, лежа на полу, молча наблюдал за полковником,

— Развяжи ему руки! — скомандовал Русин переводчику.

Тот услужливо сделал это. Афганец встал с пола, рукавом вытер кровь на губах и помассировал отекшие кисти рук.

— Скажи ему, что у них в плену один из моих офицеров, и я хочу его обменять на этого офицера.

Переводчик быстро перевел. Афганец что-то у него спросил.

— Он спрашивает, где этот офицер сейчас находится.

— Где-то в кишлаке Чарикам.

На лице афганца появилась усмешка. Он произнес несколько фраз.

— Он говорит, что его младший брат хозяин этого кишлака.

— Он не врет? — недоверчиво окинув взглядом афганца, спросил Русин.

— Он не обманывает, — подтвердил переводчик, — я его знаю. Он большой хозяин, он…

Переводчик замолчал и с опаской посмотрел на задержанного.

— Я плевать хотел, кто он! — не выдержал Русин. — Ты спроси его, согласен он или нет?

Переводчик спросил. Афганец с достоинством кивнул.

— Владимир Алексеевич, надо точно узнать, где Умар, — вмешался Золотухин.

— Что ты предлагаешь?

— Пусть он напишет записку своему брату, и мы пошлем переводчика.

Переводчик испуганно посмотрел на подполковника.

— Я не пойду! Меня там убьют, — пролепетал он.

— Кому ты нужен, — отмахнулся подполковник. — Если он напишет записку, она будет гарантийным пропуском для тебя хоть в рай.

Переводчик перевел. Афганец что-то сказал.

— Он просит бумагу и карандаш.

— Держи! — Золотухин вытащил блокнот и авторучку из планшета, протянул афганцу.