Миры Филипа Фармера. Т. 11. Любовь зла. Конец времён. Растиньяк-дьявол - Фармер Филип Хосе - Страница 13

Прошло шесть недель, прежде чем Хэл отважился заговорить с очкецами о пробах крови, пытаясь убедить их, что землянам она нужна не для того, чтобы ее пить. Но те по-прежнему продолжали ссылаться на религиозные запреты.

В то время Хэл в основном общался с инопланетянином по имени Фобо — одним из двоих очкецов, работавших с лингвистом первой экспедиции. Еще тогда он выучил американский и даже немного научился говорить по-исландски. В древних языках своей планеты он разбирался слаба, но зато с его помощью Хэл сделал ощутимые шаги в современном сидцо. Вскоре они довольно свободно могли разговаривать на общие темы, используя смесь из двух языков.

Одним из объектов особого, тайного интереса землян была этаозская техника. Логически рассуждая, землянам нечего было ее бояться — уровень развития индустрии здесь был не выше, чем на Земле на границе XIX и XX веков (по старому стилю). И все же земляне не были уверены до конца, что очкецы ничего не скрывают. А что, если они, припрятав где-нибудь мощное оружие, только выжидают удобного момента, чтобы захватить своих гостей врасплох?

«Гавриил» не боялся ни термоядерных ракет, ни атомных бомб (к тому же этаозцы, возможно, еще не умели их делать). Но зато аборигены достигли больших высот (а кое в чем превзошли землян) в биологии, а уж тут могли изобрести кое-что пострашнее атомного оружия. Для землян местные болезни, даже если и не использовать их как оружие, представляли серьезную опасность: ведь то, что у приобретшего за тысячелетия иммунитет этаозца вызвало бы лишь легкое недомогание, землянина могло уложить в могилу.

Так, тихо и со всеми, предосторожностями, собирались сведения обо всем, что только возможно. Сведения проверялись, сверялись, сводились в графики и системы… И так должно было продолжаться до тех пор, пока гайяакцы не будут абсолютно уверены в том, что, начав проект «Этаозоцид», они не встретят ни малейшего сопротивления.

Вот в такой обстановке через четыре месяца после прибытия «Гавриила» два предположительно дружественных очкецам землянина и два столь же предположительно дружественных землянам очкеца отправились в совместную экспедицию. Их целью было обследование развалин древнего города, построенного две тысячи лет назад вымершими гуманоидами. И Хэл устремился к осуществлению своей давней, родившейся еще на Земле мечты: найти следы пребывания здесь Предтечи. Фантастика!

Экипаж, на котором они отправились, тоже выглядел фантастично.

ГЛАВА 6

Мотор чихал, кашлял и хрипел, а машина дребезжала и резко скакала по ухабам Этаозец, сидевший на заднем сиденье, наклонился прямо к уху Хэла и что-то прокричал.

— Что? — заорал Хэл в свою очередь, полуобернувшись назад. — Не слышу!

И перевел свои слова на сиддо: «Abhudai’akhu?»

Фобо снова наклонился к Хэлу и зачирикал как можно громче (его американский, украшенный этаозскими трелями и прищелкиваниями, было трудно назвать человеческой речью):

— Зугу говорит, чтобы ты стукнул вон по тому рычажку, справа. Это увеличит подачу спирта в карбюратор.

Антенна, украшавшая менингитку Фобо, щекотала Хэлу нос и пыталась ткнуть в глаз. В ответ на совет землянин старательно разразился словопредложением из тридцати слогов, что, собственно, означало «премного благодарен». Начиналось оно с глагола мужского рода, стоявшего в настоящем времени, одушевленного, в единственном числе. К нему был приставлен слог, обозначающий, что и говорящий и слушающий беседуют по доброй воле, а не по принуждению. Затем следовало личное местоимение; потом еще один слог, указывающий на то, что говорящий признает своего собеседника более сведущим в данном вопросе; затем еще одно местоимение, на сей раз мужского рода в единственном числе, третьем лице; завершалась вся конструкция еще двумя слогами, дающими в сочетании оттенок юмористического отношения к происходящему (если их поменять местами, они определяли бы ситуацию как крайне серьезную).

— Что ты сказал? — засвиристел Фобо так громко, что Хэл вздрогнул, и тут же вспомнил, что забыл добавить в конце фразы особый щелчок, отсутствие которого делало все выговоренное им бессмысленным набором звуков; но у него уже не было сил повторять все это снова.

Вместо этого он просто дернул рычаг скоростей, на который указал ему Фобо; для этого ему пришлось перегнуться через сидящего рядом Порнсена.

— Тысячу извинений! — проорал он иоаху в ухо.

Но тот словно не обратил внимания: он сидел, прямой как палка, глядя перед собой, в напряжении сцепив руки так, что побелели костяшки. Как и его подопечный, он первый раз в жизни ехал на машине с двигателем внутреннего сгорания. В отличие от Хэла, он чувствовал себя крайне неуверенно в автомобиле, который едет по земле и при этом дребезжит, грохочет и плюется вонючими выхлопами.

Хэл усмехнулся: ему-то этот автомобильчик, словно сошедший со страниц старинной исторической книжки о заре автомобилестроения, очень и очень нравился. Он получал огромное удовольствие, поворачивая тугой руль и чувствуя, как механизм ему подчиняется: он ощущал эту машину каждым мускулом. Стук четырехцилиндрового мотора и запах горящего спирта приводили его в состояние полной эйфории. Вести эту машину было столь же романтично, как отправиться в море на рыбачьей лодке, и он тихо надеялся, что и это он тоже успеет, прежде чем навсегда оставит Этаоз.

Но его наслаждение усиливалось еще и мыслью о том, что все то, что доставляло ему такую радость, ввергало Порнсена в состояние животного страха (хотя Хэл и не хотел себе в этом признаваться).

И тут все закончилось: цилиндры начали стрелять, а затем заскворчали. Машина встала на дыбы, подпрыгнула и, прокатившись по инерции еще чуток, остановилась как вкопанная. Оба очкеца тут же выпрыгнули через борта, так как дверей не было, и, подняв капот, закопошились в моторе. Хэл тут же присоединился к ним, но Порнсен остался в машине. Он достал из кармана пачку «Милосердного Серафима» (когда ангелы курят, они курят только «Серафима») и прикурил.

Хэл отметил про себя, что у иоаха дрожат руки и что это уже четвертая с сегодняшней заутрени сигарета. Если Порнсен не будет за собой следить, то превысит дневную норму для иоахов первого класса. А это означало, что, если он опять прицепится к Хэлу, у того будет чем крыть… Нет! И еще раз нет! Даже и мысли такой нельзя допускать! Она чудовищно многоложна и ведет прямиком в мнимобудущее. ОН ЛЮБИТ СВОЕГО ИОАХА! И ИОАХ ТОЖЕ ОЧЕНЬ ЛЮБИТ ЕГО! И Хэл не должен строить планы, уводящие его со светлого пути, проложенного Предтечей!

Дав себе отповедь, Хэл подумал, что все же расстояние до Земли очень велико, что Сигмен очень занят, что в конце концов… В конце концов он может себе позволить извлечь из злоупотребления табаком своего иоаха хоть небольшое послабление для себя. Как-нибудь потом…

Хэл потряс головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее все эти непотребные мысли, и заглянул в мотор, чтобы помочь Зугу. Но тот прекрасно обходился без помощников: ведь он сам изобрел и собрал собственными руками эту модель. Это был первый и пока единственный образец машины с двигателем внутреннего сгорания на Этаозе.

Сейчас Зугу откручивал длинный тонкий шланг, соединявший карбюратор и круглую стеклянную банку, служившую отстойником.

— Возлюбленный сын мой! — подал голос Порнсен. — Мы что, собираемся торчать здесь весь день?

И хотя большую часть лица прикрывали дорожные очки, его губы скривились в достаточно выразительной гримасе, чтобы можно было судить о его настроении. Было очевидно, что если ситуация немедленно не изменится к лучшему, то в следующем же рапорте иоах даст своему подопечному самую нелестную оценку.

Дело в том, что Порнсен предлагал отложить поездку на два дня, пока не получит в распоряжение разведывательную шлюпку, и тогда вся дорога до руин заняла бы не больше пятнадцати минут, проведенных к тому же в тишине и комфорте. Но Хэл осмелился возразить ему, аргументируя тем, что, путешествуя по такой лесистой местности на машине, они смогут разведать гораздо больше, чем с воздуха. Больше всего Порнсена возмутило и обидело то, что его начальники согласились с мнением его подопечного.