Зимняя корона - Чедвик Элизабет - Страница 28

– Будем надеяться, что ты преуспеешь больше, чем он.

– Ах, ну почему надо обязательно ехидничать? – запротестовал Генрих. – Дареному коню в зубы не смотрят. Так ты не ответила на мой вопрос.

Алиенора обвила руками его шею и приблизила свои губы вплотную к его рту.

– За Тулузу я бы простила тебе почти все на свете, – прошептала она.

– Почти? – Он взял ее на руки и понес на кровать.

– Я много раз говорила, Генрих, не смей пренебрегать мной и не обещай мне Тулузу, когда ты не собираешься выполнять обещание.

– Верь мне, – отвечал он, снимая котту и нижнюю рубашку и обнажая мускулистый торс. Золотисто-каштановые волосы крестообразно покрывали грудь и струились вниз, переходя в паху в густые заросли. – Я тебя не разочарую.

Алиенора страстно устремилась ему навстречу и с наслаждением отдалась его жарким ласкам. После долгой разлуки вожделение разгорелось в ней с неимоверной силой, но, даже пылко отвечая на его любовь, она не верила ему ни на йоту.

Глава 14

Пуатье, середина лета 1159 года

Ранний утренний свет лился через открытые ставни и достигал изножья кровати, ярко освещая часть расшитого полотняного покрывала. Повернувшись к Алиеноре, Генрих поцеловал ее в шею и провел рукой по ее нагим бедрам и боку. Она пробудилась и сонно взглянула на мужа. Его веснушчатая кожа загорела на лице и на руках там, где они были открыты солнцу, – свидетельство долгого пребывания в седле, – но остальное тело было цвета парного молока. Ее волосы роскошным каскадом упали ему на руку. С недавних пор она стала замечать среди золота случайные жесткие нити серебра и безжалостно вырывала их, чтобы они не нарушали янтарного великолепия.

Генрих сжал ладонью ее грудь и поцеловал в губы, обведя их языком, но это была не любовная прелюдия, а поцелуй на прощание. Затем он со вздохом сел на кровати:

– Я так же сильно хочу остаться с тобой, как и завоевать город в твою честь, и войско ожидает моей команды. Держу пари, что мой канцлер уже мечется по комнате, протирая подошвы своих сапог. – Он ухмыльнулся. – Кажется, идея стать солдатом захватила воображение Томаса.

Алиенора зевнула и потянулась:

– Бекет в чем-то похож на тебя.

– Ха! Почему ты так говоришь?

– Он наслаждается властью; ему нравится возвышаться над людьми, повелевать ими.

– Томас не повелевает мной, – резко сказал Генрих. – Он мой канцлер и делает, что ему приказано. Я наделил его высокими полномочиями, но король – я, и я один правлю миром.

Алиенора спохватилась, что задела больное место.

– Бекет мнит себя королем по доверенности, – ответила она. – Подчеркивает свою значимость, швыряясь деньгами и окружая себя роскошью. Закатывает шикарные пиры; даже его повседневная котта отделана серебром. Полагает, что именно так и поступают короли. Надеется, если укроет позолоченным покровом низкое происхождение, люди забудут, откуда он вылез в канцлеры. Но все, конечно, об этом помнят, потому что своей безудержной расточительностью Бекет постоянно об этом напоминает.

– Но на меня это не похоже, – не согласился Генрих. Встав с кровати, он натянул брэ и прикрепил пояс для чулок. – Никогда не любил всякую мишуру. Я даже положил свою корону на алтарь Вустерского собора, чтобы не таскать эту тяжелую штуку на голове четыре раза в год. Сделай одолжение, оставь Томаса в покое, пусть себе носит свои шелка в мою честь, потому что мне на это наплевать. Если он и стремится подчеркнуть свою значимость, что из того? – Он упер руки в боки. – Я все равно король, хоть здесь без шоссов, хоть на приеме в горностаевой мантии. А он все равно мой слуга.

Алиенора собрала волосы и откинула их назад.

– Все так, но иногда ты очень уж рьяно претворяешь его затеи в жизнь.

– Но заметь, только я решаю, делать это или нет. – Генрих снова поцеловал жену и с задумчивым выражением лица вышел из комнаты.

Армия, двинувшаяся на Тулузу, по размерам была сравнима с теми, что отправлялись в Крестовый поход. Под началом Томаса Бекета собрали семь тысяч рыцарей. Он сменил сутану на кольчугу, у левого бедра висели вычурные ножны, из которых гордо выступала отделанная красной кожей рукоять изящного меча. С тем же воодушевлением, с которым в прошлом году он устроил парад в Париже по случаю обручения наследников двух престолов, он взимал налоги с Англии и Нормандии, чтобы покрыть военные расходы.

Алиенора, хотя и предостерегала Генриха насчет канцлера, успехами его на государственном поприще была весьма довольна. Тщеславие ее разыгралось, как никогда, после того как Томас собрал огромную сумму – девять тысяч фунтов стерлингов – на нужды кампании, и предчувствие успеха вскружило ей голову. Тулуза не устоит против такого грандиозного натиска. Если Алиенора, подобно своим предкам, торжественно воссядет на троне в большом зале Нарбоннского замка и станет вершить правосудие как хозяйка этих земель, вот тогда можно будет сказать, что превратности судьбы были не напрасны, и все в мире наконец встанет на свои места.

В других покоях замка Изабелла де Варенн прощалась с мужем, уезжавшим на войну. Армия, направлявшаяся на осаду Тулузы, в полном снаряжении ратным строем покидала Пуатье, к великому облегчению горожан и их жен. Изабелла редко видела Гильома в доспехах – он предпочитал надевать их только на поле битвы – и почувствовала одновременно и страх, и гордость за мужа, красовавшегося в кольчуге и шелковом сюрко в желто-голубую клетку, с мечом на поясе. Недавно они провели ночь как супруги, и она молилась о том, чтобы на этот раз ей удалось зачать.

– Выглядишь внушительно, – сказала Изабелла и коснулась его руки, покрытой жесткими стальными кольцами.

Он принужденно, тревожно улыбнулся ей:

– Я сопрею. Надеюсь, скоро все это можно будет снять. Мы еще даже не тронулись, а я уже мечтаю только о том, чтобы эта кампания как можно быстрее закончилась.

Изабелла вздрогнула:

– Я тоже.

– Конечно. – Он опустил глаза, опушенные густыми темными ресницами.

У Изабеллы занялось сердце. Она бы так хотела разгладить хмурую складку между его бровями и избавить супруга от участия в этом походе.

– Я буду скучать. Береги себя. А когда вы одержите победу, я приеду к тебе в Тулузу.

– Сегодня мне приснился странный сон. – Указательным пальцем он слегка ослабил тесьму на капюшоне кольчуги. – Я знал, что ты рядом, прикасался к тебе, чувствовал запах твоей кожи, хотя не видел тебя и не мог нигде найти. А когда проснулся, оказалось, что ты склонилась надо мной и твои волосы щекочут мне щеку.

– Я с тобой, – успокаивала она его. – Я всегда буду с тобой.

Он обнял ее и снова поцеловал, крепко, почти отчаянно. Когда же отпустил ее, она нетвердо встала на ноги, тронутая и ошеломленная его страстностью. Изабелла все еще не пришла в себя, когда он двинулся к двери, приостановился на пороге, бросил на нее прощальный взгляд через плечо и устремился по лестнице во двор.

Изабелла подошла к оконной арке, его поцелуй все еще пылал на ее губах, живот свело судорогой. Она ненавидела минуту разлуки, поскольку хорошо помнила, как отец садился на коня, чтобы присоединиться к королю Людовику в походе на Святую землю. И не вернулся. У него даже нет могилы. Кости его лежат где-то, брошенные гнить на склоне высокого холма в Анталии, где его настигла турецкая сабля. Он тоже был вооружен до зубов и так же бросил на прощание взгляд через плечо. Мужчины всегда уходят на войну. Будь она проклята!

Летним утром Генрих выдвинулся в Тулузу в составе бравого отряда, возглавлявшего длинную колонну рыцарей в доспехах; знаменосцы торжественно несли развевающиеся стяги. Горожане провожали войско на ратные подвиги: люди столпились вдоль дороги, свешивались с балконов и галерей под крышами. Они бросали уходившим цветы и выкрикивали ободряющие возгласы. Другие раздавали воинам еду – хлеб, головы сыра, копченые колбаски. Алиенора с гордостью смотрела на Генриха: величественно восседая на гарцующем белом жеребце, он выглядел героем-победителем, хотя еще даже не покинул стен Пуатье.