Великая шахматная доска - Бжезинский Збигнев Казимеж - Страница 20

Возможно, в определенный момент действительно единый и мощный Европейский Союз мог бы стать глобальным политическим соперником для Соединенных Штатов. Он, несомненно, мог бы оказаться экономико-технологическим конкурентом, интересы которого на Ближнем Востоке и где-либо еще расходятся с американскими. Но на самом деле такая мощная и политически единодушная Европа невозможна в обозримом будущем. В отличие от условий, господствовавших в Америке во время образования Соединенных Штатов, существуют глубокие исторические корни жизнеспособности европейских государств-наций, а энтузиазм по поводу многонациональной Европы, несомненно, идет на убыль.

Реальными альтернативами на ближайшие одно-два десятилетия являются либо расширяющаяся и объединяющаяся Европа, которая преследует — хотя и нерешительно, рывками — цель континентального единства, либо Европа в состоянии пата, которая не пойдет много дальше своего нынешнего состояния интеграции и пределов географического пространства, и, как вероятное продолжение пата, постепенно дробящаяся Европа, где возобновится старое соперничество держав. В ситуации пата самоотождествление Германии с Европой почти неизбежно ослабнет, вызвав более националистическое толкование немецких государственных интересов. Для Соединенных Штатов первый вариант, очевидно, наилучший, но чтобы он был реализован, требуется стимулирующая поддержка.

На данном этапе нерешительного строительства Европы Соединенным Штатам необязательно прямо вмешиваться в запутанные дискуссии относительно таких вопросов: следует ли Европе принимать внешнеполитические решения большинством голосов (эту позицию поддерживает в особенности Германия); стоит ли Европарламенту взять на себя функции верховной законодательной власти, а Еврокомиссии в Брюсселе стать, в сущности, исполнительной властью Европы; необходимо ли смягчить график выполнения соглашения по европейскому экономическому и валютному союзу; наконец, должна ли Европа быть широкой конфедерацией или многоуровневым образованием с федеративным внутренним ядром и до некоторой степени более расплывчатым внешним краем? Это вопросы, с которыми европейцам нужно совладать в своем кругу, и более чем вероятно, что продвижение по всем этим проблемам будет неравномерным, станет прерываться паузами и в конечном счете продвигаться вперед только за счет сложных компромиссов.

Тем не менее есть основания полагать, что экономический и валютный союз возникнет к 2000 году, может быть первоначально в составе 7-10 из нынешних 15 членов ЕС. Это ускорит экономическую интеграцию Европы и за пределами валютного измерения, стимулируя в дальнейшем ее политическую интеграцию. Таким образом, мало-помалу единая Европа с внутренним более интегрированным ядром, а также более расплывчатым внешним слоем будет все в большей степени становиться важным политическим действующим лицом на евразийской шахматной доске.

Во всяком случае, Соединенным Штатам не следует создавать впечатление, что они предпочитают более рыхлое, пусть даже и более широкое, европейское объединение. Напротив, они должны словом и делом постоянно подтверждать свою готовность в конечном счете иметь дело с ЕС как глобальным партнером Америки в сфере политики и безопасности, а не просто как с региональным общим рынком, состоящим из стран — союзниц США по НАТО. Чтобы сделать эти обязательства более заслуживающими доверия и таким образом подняться в партнерстве выше риторики, можно было бы предложить и начать совместное с ЕС планирование относительно новых двусторонних межатлантических механизмов принятия решений.

Этот же принцип в равной мере относится к НАТО. Его сохранение жизненно важно для межатлантических связей. По этому вопросу существует единодушное американо-европейское согласие. Без НАТО Европа стала бы не только уязвимой, но и почти немедленно политически расколотой. НАТО гарантирует ей безопасность и обеспечивает прочный каркас для достижения европейского единства. Вот что делает НАТО исторически столь жизненно необходимой для Европы.

Однако в то время, как Европа будет постепенно и нерешительно объединяться, необходимо урегулирование внутренних процессов и устройства НАТО. По этому вопросу французы имеют особое мнение. Невозможно однажды получить действительно единую Европу и при этом иметь альянс, остающийся объединенным на основе одной сверхдержавы плюс 15 зависимых государств. Раз Европа начинает обретать собственную подлинную политическую идентичность с ЕС, во все большей степени берущим на себя функции наднационального правительства, НАТО придется измениться на основе формулы 1+1 (США+ЕС).

Это произойдет не скоро и не вдруг. Продвижение в этом направлении, повторим, будет нерешительным. Но такое продвижение необходимо будет отразить в существующей организации альянса, дабы отсутствие подобной корректировки само по себе не стало препятствием для дальнейшего продвижения. Значительным шагом в этом направлении было принятое в 1996 году решение НАТО об образовании Объединенной совместной оперативной группы, что предусматривает, таким образом, возможность неких чисто европейских военных инициатив, основанных на натовском обеспечении, а также на системе командования, контроля, связи и разведки альянса. Большая готовность США учесть требования Франции об увеличении роли Западноевропейского союза в НАТО, особенно в отношении командования и принятия решений, также явилась бы знаком более подлинной поддержки Соединенными Штатами европейского единства и помогла бы до некоторой степени сгладить расхождения между США и Францией относительно будущего европейского самоопределения.

В дальнейшем ЗЕС может включить в себя некоторые страны — члены ЕС, которые по различным геополитическим или историческим причинам могут не стремиться к членству в НАТО. Это могло бы коснуться Финляндии, Швеции или, возможно, даже Австрии, каждая из которых уже получила статус наблюдателя в ЗЕС.16 Другие государства могут также преследовать цель подключения к ЗЕС в качестве предварительного этапа перед возможным членством в НАТО. ЗЕС мог бы также в определенный момент принять решение создать нечто подобное натовской программе «Партнерство ради мира» с прицелом на потенциальных членов ЕС. Все это помогло бы сплести более широкую сеть сотрудничества в области безопасности в Европе, простирающуюся за формальные границы Североатлантического альянса.

Между тем, пока возникает более обширная и единая Европа — а это даже при самых благоприятных условиях произойдет не скоро, — Соединенным Штатам придется тесно сотрудничать и с Францией, и с Германией, с тем чтобы помочь возникновению более единой и обширной Европы. Таким образом, в отношении Франции главной дилеммой американской политики и далее будет вопрос: как вовлечь Францию в более тесную атлантическую политическую и военную интеграцию, не подвергнув риску американо-германские связи? А в отношении Германии: как использовать доверие США германскому лидерству в атлантистской Европе, не вызвав тревоги во Франции и Великобритании, так же как и в других европейских странах?

Более доказуемая гибкость Соединенных Штатов относительно будущей модели альянса была бы в конечном счете полезна для поддержки Францией его расширения в восточном направлении. В конце концов, зона объединенной военной ответственности по обе стороны Германии более жестко закрепила бы последнюю в многостороннем каркасе, а это имело бы значение для Франции. Кроме того, расширение альянса увеличило бы возможность того, что «веймарский треугольник» (в составе Германии, Франции и Польши) мог бы стать изящным средством для того, чтобы уравновесить лидерство Германии в Европе. Несмотря на то что Польша полагается на германскую поддержку в своем стремлении вступить в НАТО (и несмотря на недавние и продолжающиеся колебания Франции относительно подобного расширения), будь она внутри альянса, общая франко-польская геополитическая перспектива имела бы большие шансы на возникновение.