Триумф пана Кляксы - Бжехва Ян - Страница 12

Ну, скажите сами – разве он не гений?

Дочери пана Левкойника облачились в платья, цветом соответствовавшие их именам, и вместе составили настоящий букет.

Пан Левкойник надел фрак. Вечер был жарким, и пот ручьями бежал по лицу розовода.

Только Вероник не изменил своему обычному наряду, если не считать, что на этот раз он зашнуровал ботинки тонким зеленым проводом от электрического звонка.

Мы не смогли познакомиться с нашим хозяином, поскольку министрон Погоды и Четырех Ветров был занят приготовлением погоды для близящегося праздника.

Вероник тщательно запер двери, отдал ключи прислуге, и мы отправились к королю на прием. В тронный зал мы вошли как раз тогда, когда раковины исполняли государственный гимн Адакотурады.

Кватерностер I стоял на капитанском мостике фрегата. Чуть ниже выстроились государственные мужи. Премьер носил имя, у которого министерскими были не только окончание, но и приставка, и потому звался Трондодентроном. Гости толпились у стен, поскольку в центре зала были установлены сковороды, на которых придворные повара жарили яичницу цветов государственного знамени, то есть желто-красно-зеленую, чему соответствовали яйца, помидоры и зеленый лук.

Когда король в своей речи, слышанной нами накануне, дошел до слов: «Ежегодно мы вывозим за границу пятьдесят миллионов яиц и на полученную валюту покупаем до ста тысяч часов», – я незаметно отделился от нашей группы, пытаясь отыскать среди гостей Алойзи Пузыря.

Как вы помните, все сказандцы, недавние моряки, имели татуировки, и пан Клякса справедливо надеялся, что отсутствие ее у механического человека поможет нам обнаружить его. Но произошла накладка. Дело в том, что гости, хотя и оставались обнаженными по пояс, по случаю торжеств посыпали себя праздничным серебряным порошком, совершенно скрывшим их кожу.

Не мог я распознать Алойзи и по лицу, потому что, как вам известно, этот мошенник умел маскироваться и принимать вид любого человека.

Так что остались лишь ноги. Сказандцев тринадцать человек, а остальное население состояло из коренных трехногих адакотурадцев и их детей, родившихся от смешанных браков со сказандцами; эти дети были двуногими, зато имели по три руки, и узнать их не составляло труда.

Пробираясь сквозь толпу с потупленным взором, я отмечал в памяти двуногих сказандцев.

Первым был король Кватерностер I, далее – премьер Трондодетрон, затем – министрон Погоды и Четырех Ветров Лимпоторон и министрон Мира Трубатрон, наконец – четыре меньших министрона и пять сановников из окружения короля.

Я еще раз проверил свои подсчеты. Все сходилось. Двуногих сказандцев было тринадцать. Наша группа состояла из девяти человек. У остальных было по три ноги, и, стало быть, они являлись адакотурадцами.

Вероник повел самостоятельное наблюдение. Сначала, правда, он ошибся в счете, не взяв в расчет короля, но в остальном наши данные совпадали.

– На арифметику полагаться нельзя, – шепнул мне на ухо старый привратник. – Порой пятью десять – пятьдесят, а порой – ползлотого. Столько пан Хризантемский дает, когда я открываю ему ворота.

Тем временем гости подкрепились яичницей, и прислуга убрала сковороды. Придворный музыкант исполнил на ракушках Марш Бойцовых Петушков, после чего начался концерт.

Трехрукие девушки исполнили на двойных скрипках Торжественный Гимн Яйцу. Каждая из них двумя руками держала две скрипки, а третьей – водила смычком. Музыка была так хороша, что мне захотелось ее воспроизвести. Послушайте: «Пи-пи-взззз-ффф-фф-дли-дли-дли-мг-мг-рс-рс-тффф…»

Разумеется, это всего лишь небольшой фрагмент, но, надеюсь, он поможет представить себе все произведение целиком. Что же до исполнения, то могу заверить: благодаря проворству рук и пальцев скрипачек смычок вовсе не был виден, зато струны от трения раскалились докрасна.

Гости встряхивали в такт часами, и в сочетании с музыкой это производило столь ошеломляющее впечатление, что Кватерностер I едва не расплакался.

Затем певицы исполнили сказадакотку о несушке на слова министрона Художественных Дел Трубатрона.

Этот знаменитый сказадакоточник трудился над текстом песни два года, так что она достойна быть переведенной на наш язык:

За певцами на сцену вышел танцевальный ансамбль и лихо сплясал акробатический танец адакоточичу. Он состоял из быстрой чечетки на трех ногах с тройным притопом, затем шло двукратное приседание с одновременным выкидыванием средней ноги вперед.

Быстро вращались раковины, соединяя отдельные марши в одну нескончаемую мелодию, Кватерностер I с удивительным чувством ритма бил в корабельный колокол своего фрегата. Зал гудел и гремел, а адакотурадцы ударяли часами об пол в такт адакоточиче.

Непривычные к такому гвалту дочери пана Левкойника позатыкали себе уши, зато пан Клякса следил за танцорами с нескрываемым интересом и даже дирижировал одним пальцем, как заправский капельдинер.

Но вот, когда танцоры снова пошли вприсядку и стали выкидывать средние ноги вперед, у одного из них нога внезапно оторвалась, пролетела над головами сидевших в зале и со всего маху ударила Кватерностера I по носу. Оглушенный король сполз на палубу. Музыка сразу же прекратилась, и все в изумлении замерли. Один только пан Клякса не потерял самообладания и воскликнул:

– Адась! Ты понимаешь что это такое? Эта нога была привязана! Алойзи притворялся адакотурадцем! Смотри… Вон он! Удирает! Господа, за мной!

С трудом протискиваясь сквозь толпу остолбеневших гостей, мы бросились к выходу. Пан Клякса с развевающейся по ветру бородой лез вперед, как танк, за ним я, за мной – Вероник, а позади всех, подпрыгивая, словно мяч, несся пан Левкойник.

Выскочив из зала, мы скатились с лестницы и бросились в погоню.

Если бы Алойзи не удирал, узнать его в толпе нам бы не удалось. Но он боялся, может, не столько нас, сколько королевской стражи и грозящего наказания за оскорбление высочайшей персоны. Так что он мчался, не оглядываясь, будто за ним волки гнались. Проскочив Лактусовую Аллею, площадь Желтка и улицу Белка, он юркнул в один из боковых переулков. Тут он мгновение поколебался и нырнул в ближайший подъезд. Мы ринулись вслед за ним и, перепрыгивая через три ступеньки, помчались с этажа на этаж. И вот, в тот самый момент, когда беглец уже собирался выскочить из слухового окна на крышу, пан Клякса схватил его за ноги.

– Попался! – пропыхтел ученый. – Попался, Алойзи! Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого! Не вырывайся! Алойзи, дорогой, это же я, Амброжи.

Мы вытащили Алойзи с крыши. Вероник крепко держал его за руки, а я за голову. Пан Клякса достал из своих бездонных карманов отвертку и ловко открутил за ухом у Алойзи небольшой винтик.

– Я расстроил его двигательный механизм, – грустно признался он. – Теперь не убежит.

Алойзи застыл, как кукла, и только монотонно бормотал:

– Не убежит… Не убежит… Амброжи портач… Амброжи мухомор… Амброжи шляпа… Амброжи бракодел…

– Потише, Алойзи, – сказал я. – Тут посторонние… Что они могут подумать? Нехорошо…

– Как дам пинка в зад! – процедил Алойзи сквозь зубы. К счастью, ноги его не работали. Пан Клякса внимательно оглядел его и наконец кивнул нам: