Масть - Каплан Виталий Маркович - Страница 5

Сперва лишился я новгородского имения – предполагалось, его менее жалко. Затем – обоих тверских. Далее дело коснулось дворовых людей в тверских моих домах… а после и самих домов… мне бы, дураку, остановиться, но я пёр напролом, вслух призывая упорхнувшую удачу. Может, было это недостаточно артистично, но для них сойдёт.

Пришёл черёд и ассигнациям, и золотым червонцам. Игра закончилась, когда осталось у меня из дядюшкиного наследства две с половиной тысячи ассигнациями. Как раз хватит, чтобы небольшой домик приобрести, ну и ещё кое-что. Всё, как договаривались.

Публика слишком удивилась бы, прояви я здравомыслие, останови игру. Потому на помощь мне пришёл граф Иван Саввич.

– Пожалуй, довольно, поручик. Этак вы, в запале, панталоны свои просадите, а как же, позвольте спросить, потом на службу государственную явитесь без оных? Так что давайте уж завершим, не дразните свою судьбу. Она такого обращения не любит и карает сурово… в чём вы сами сейчас изволили убедиться. Должен сказать, зря вы так налегали на вино… как в Писании сказано, «не упивайтесь вином, от него распутство». А бумаги на мой выигрыш оформим завтра, положенным чином, пригласим стряпчего. Надеюсь, поручик, вам не надо объяснять, что долг чести превыше долга по закону?

Для виду я покочевряжился, но потом молча кивнул и покинул гостеприимный дом полковника. Пешком покинул, ибо карету, лошадей и кучера Васятку я проиграл тоже. Так сказать, последний аккорд пиесы.

Вот ведь забавно получается. Мы – Иные, нам подвластны могучие силы, мы всех этих человечков могли бы испепелить, превратить в камни, заставить ползать у нас под ногами и лизать сапоги. А вот нельзя. «Нельзя жить в обществе и быть свободным от него», – внушал мне накануне дядя Яник. Законы надо соблюдать… во всяком случае, пока это необходимо. Вот как иначе, вернувшись на прежнюю свою должность под видом графа Сухорукова, мог он получить назад и нажитое честным трудом имущество? Варианты, конечно, были, но самый убедительный для людей – тот, что мы сейчас разыграли. Молодой внучатый племянник-повеса получает по завещанию всё дядюшкино состояние – и очень скоро проигрывает его в карты. Кому? Разумеется, новому главе тверской Тайной экспедиции, новому своему начальнику графу Ивану Саввичу. Не совсем уж догола проигрывается – пусть общество оценит благородство графа, не пожелавшего обобрать до нитки злополучного поручика. К которому, на радость публике, фортуна в конце концов повернулась задом. И который всё ж таки не до конца оказался испорчен – карточные долги платит, а ведь мог бы сослаться на давний указ государыни. Хоть и проказник, а благородный всё-таки юноша, дворянская кровь…

Между прочим, через месяц-другой, когда вся почтеннейшая публика Твери и окрестностей обсудит сие поучительное происшествие, когда во всех гостиных прозвучат многократные пересказы, когда все жёны, матушки, тётушки и бабушки обсосут новость как дворовые собаки брошенную кость – меня же и жалеть начнут. Таковы людишки – живёт в их сердцах то, что сами они почитают благородством, а на деле это жажда превосходства. Очень приятно будет им меня жалеть – проигравшегося в пух, почти нищего. С ними-то подобной беды не случилось, с ними-то всё в порядке… и жалея меня, они лишний раз сами собою восхитятся.

Это, впрочем, тоже объяснил мне дядюшка, тонкий знаток человеческой природы. А то бы я без него не догадался…

Глава 4

– Ну что, племянничек, – поинтересовался граф Иван Саввич, – в городе-то над тобой потешаются? Всего лишился, пав жертвой собственной дури да наглости! Кабы не милосердие нового начальника Конторы, остаться бы юному повесе без штанов. Кстати, а понимаешь, какая великая от сего польза?

– Чего уж не понять? – хмыкнул я, без разрешения плюхнувшись на обитый голубым бархатом стул. – Преклонение общества себе обеспечили, не потратив на то ни капли своей силы. Только зачем оно вам, дядюшка? Не наигрались в прошлой жизни?

Да, дядя Яник меня выручил из скверной истории, что правда, то правда. Но это не значит, что ему позволительно потешаться надо мною. Я того Харальду не позволил, не позволю и благодетелю. Возможно, дядюшка мне вольность рано или поздно припомнит, но вот такова моя натура.

– Остынь, – без улыбки произнёс тот. – Вернее, согрейся.

На столе передо мною тут же возникла чашка с чаем.

– Предпочёл бы давешнюю мальвазию, – сообщил я, прихлёбывая горячую, пахнущую лесными травами жидкость.

– Не время для винопитий, – парировал он. – Работа тебе скоро предстоит, и работа крайне для Дозора нашего важная. Потому, кстати, и человеческую репутацию твою следовало чуток подгадить. Нужно, чтобы окружающие считали тебя малым с лёгкой придурью, из гонора способным на глупые поступки. Это позволит тебе в некоторых обстоятельствах действовать раскованно и притом не привлекать ненужного людского внимания. А кроме того, неужто не понимаешь ты, от чего я тебя сим проигрышем избавил? Сам прикинь: молодой дворянин, служит в Тайной экспедиции, унаследовал несметное состояние… завидный жених, правда? Тучами вокруг тебя вились бы! Отбою не было бы от приглашений – то на бал, то на детский праздник. И никуда не денешься… ну разве что магию тратить, дабы отвязались. Да тут немереный расход будет! Одного, двух, ну, трёх заморочить несложно, а как на целый город заклятье наложить? А ещё ведь и подпитывать силой.

– Ну, спасибо, дядюшка! – вырвалось у меня. – Вот только жениться собрался… на какой-нибудь изящной… или, наоборот, страстной…

– Изящных и страстных и без женитьбы немудрено найти, – сухо изрёк дядя Яник. – И кажется мне, очень скоро отыщешь. Так что под венец я бы тебе пока не советовал…

– Давайте ближе к делу, дядюшка, – заметил я сухо. – Вы, кажется, что-то поручить мне хотели?

– А куда нам торопиться? – скривил он тонкие губы. – Ты домик-то купил уже у купчихи Зыряновой?

– Вчера, – кивнул я. – Весь день на то угробил. Никогда не думал, что в губернском присутствии столько бумаг заполнять придётся.

– Хорошо, – усмехнулся дядя Яник. – Маленький, в три комнатки, домик близ Горской слободы… яблоневый сад при нём, огородик, баня, конюшня, дровяной сарай, погреб… неплохое хозяйство, требующее рук. А рук у тебя только одна пара, да и то – пьяницы Тимошки.

– Ну, не такой уж он и пропойца, – вступился я за своего лакея, кучера и камердинера в одном лице. – Как поклялся Великим Постом завязать с вином, так и держится до сих пор.

О том, что держится он благодаря лёгкому заклятью «трезвый кучер», я упоминать не стал. А то дядюшка не догадывается!

– Значит, пускай сорвётся, – распорядился граф Иван Саввич. – Пускай основательно так сорвётся, чтобы все видели. После чего посеки его и отправь назад в Чернополье.

– Зачем? – удивился я.

Правду сказать, особо меня сей приказ не расстроил. Тимошка, чьи годы подбирались к полусотне, плут редкостный. Причём ленив он столь же, сколь и хитёр, и потому на всякую свою оплошность подыскивает железное оправдание. Если бы только было можно, я давно бы уже избавился от него. Рук у меня, что ли, нет? В полку я, что ли, не служил? Печь не растоплю? За лошадьми не поухаживаю? Мундир свой не вычищу?

Но неприлично такое дворянину. Сразу пойдут шепотки да кривотолки… как это поначалу было в полку, и пришлось выписать из деревни человека. Видать, подлец управляющий сплавил мне то, что в хозяйстве и даром не надо.

Впрочем, будь на месте Тимошки кто порасторопнее, мне бы от того тоже особой радости не случилось. Крепостных предпочитаю держать от себя на приличном расстоянии.

– А затем, – наставительно произнёс дядя Яник, – что место твоего лакея должно освободиться. И занять его должен кое-кто иной. Да, именно это слово. Теперь слушай и не перебивай, вопросы после. Суть вещей, племянничек, такова, что слабоват стал наш тверской Дневной Дозор. Ночные нас уже полгода как по всем статьям обходят. Высших магов только я, первого ранга – Егорыч и Онуфрий, второго – Лука Панкратыч, третьего, тебя считая, пятеро… ну и мелкая всякая шушера, низшая. Сам понимаешь, от упырей да оборотней больше хлопот, нежели пользы. Между тем как у Светлых явный перевес. Одна только графиня Яблонская чего стоит, а ещё трое в первом ранге, пятеро во втором! И арсенал у них помощнее нашего будет. Но всё бы ничего, кабы времена стояли мирные да безмятежные. Однако предстоят нам, похоже, великие потрясения…