Завоеватель сердец - Хейер Джорджетт - Страница 50

Преследуя его по пятам, герцог Нормандии, нахмурившись, окинул взглядом два замка и, покусывая крепкими белыми зубами хлыст, вдруг сказал:

– До лучших времен, пока не почувствую себя тут полновластным хозяином, я прикажу выстроить здесь донжон.

Вот так состоялось рождение замка Бретей, и уже в следующем году на берегу Итона выросли его неприступные стены.

– Поручаю его твоей опеке, Гийом, – весело сказал герцог Фитц-Осберну. – Обороняй его для меня, и я сделаю тебя графом Бретей.

– Клянусь Богом, можете рассчитывать на меня, монсеньор! – поклялся Фитц-Осберн.

Между королем Генрихом и его вассалом был подписан мирный договор. Король оказался вынужден признать все территориальные завоевания Вильгельма и обязался более никогда не предоставлять помощи его врагам, а в назначенном месте встречи обе стороны обменялись «поцелуем мира»: один – высохший человечек с согбенными плечами и мешками под глазами, другой – воин с прямой спиной, пышущий энергией и силой настолько, что король рядом с ним выглядел дряхлым стариком. Они поцеловались, первый – с ненавистью в сердце, второй – совершенно равнодушно. Король Генрих удалился, дабы планировать отмщение. Рауль де Харкорт, просматривая четыре статьи, которые и составляли мирный договор, метнул на герцога быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц и сказал:

– Вы думаете, он будет соблюдать его, монсеньор?

Вильгельм пожал плечами.

– Все может быть. Но если он его нарушит, то формально станет ренегатом, и у меня будут развязаны руки.

А военные действия, между тем, еще не закончились. Хотя Молот Анжу и не встал открыто на сторону Генриха в последнем конфликте, все это время он не сидел сложа руки. Анжу прошел маршем через Мэн, чтобы объединить усилия с Жоффруа Майеннским, после чего они уже вместе разрушили замок в Амбриере, который Вильгельм выстроил после падения Домфрона. Письменное объявление войны настигло Анжу в его собственном логове; нормандская перчатка была брошена к его ногам с такой наглой самоуверенностью, что Мартель побагровел от ярости. Нормандец пообещал – на сороковой день он появится под стенами Амбриера. Повернувшись к Майенну, Мартель разразился богохульствами и поклялся, что если тот позволит Вильгельму захватить Амбриер, то Жоффруа и все остальные могут более не считать его своим сюзереном. Храбрые слова, но сказаны они были в запале и весьма необдуманно. Когда нормандские рыцари подошли к Амбриеру, Анжу и след простыл; следовательно, оспорить их права было уже некому.

Герцог быстро принялся за работу, и гарнизон анжуйцев, понимая, что сюзерен предал их, сдался после первой же попытки штурма. Вильгельм восстановил поврежденную главную башню, укрепил стены и, напрасно прождав несколько недель в надежде, что Мартель, отбросив собственный страх, примет его вызов, отступил обратно в Нормандию. Здесь он распустил свою армию, предварительно приказав воинам быть наготове и вновь собраться под его рукой в течение трех дней после получения от него распоряжения, если в том возникнет надобность.

А она, как и предвидел герцог, возникла. Когда лазутчики донесли ему, что Нормандец наконец убрал меч в ножны, Мартель, набравшись мужества, вступил в альянс со своим пасынком, герцогом Пьером Аквитанским[42], и Одо, дядей юного графа Бретонского. Аквитанец толком еще не пришел в себя после катастрофических событий прошлого года. Он собственными глазами видел, как была наголову разбита огромная королевская армия; если он вел своих людей в Нормандию, демонстрируя презрение к ее незаконнорожденному правителю, то отступление возглавил, уже преисполнившись страха и вновь обретенного к нему уважения. Герцога Пьера посетили смутные подозрения, что в лице презираемого и ненавистного Бастарда Нормандии он столкнулся с единственным человеком во всем христианском мире, который применил стратегический подход к планированию военных действий. Но когда к нему обратился Анжу, армия Вильгельма была распущена. Герцог Пьер собрал людей под своим изрядно вывалянным в грязи штандартом и повел их на соединение с человеком, который давным-давно заработал себе прозвище Молот.

Впрочем, до сих пор удары графа Анжу были направлены лишь на тех врагов, чье жалкое сопротивление и позволило ему счесть себя непобедимым завоевателем. Он прошел по их покорно согбенным спинам и встретил человека, который встал у него на пути с обнаженным мечом в руках, в упор глядя на графа прищуренным ястребиным взглядом из-под черных как смоль бровей. И Анжу, впервые померявшись с ним силами под Меланом, предпочел отступить перед этим непобедимым молодым человеком, с тех пор так и не избавившись от страха, проникшего глубоко под броню его тщеславия.

Трое военачальников – Мартель, Пьер и Одо – смело вторглись в Мэн, рассчитывая, что теперь, когда Вильгельм ушел, гарнизон в Амбриере сдастся после первого же удара. Они попытались взять замок штурмом, но были отброшены, понеся тяжелые потери. Львы Нормандии продолжали гордо реять над квадратной и приземистой главной башней, а с крепостного вала защитники насмехались над Мартелем за то, что он побоялся встретиться с Вильгельмом в назначенный день.

Вельможи решили осадить замок, чтобы теперь уже голодом принудить к капитуляции его оборонцев. Герцог Пьер не находил себе места от беспокойства, держа ушки на макушке и беспрестанно поглядывая в сторону нормандской границы. Мартель внушительно заявил:

– Будь я проклят, если не снесу эти стены в самое ближайшее время!

Через десять дней сплошной блокады гарнизон прислал осаждающим в подарок свежее мясо и вино, и те, кто находился рядом с Мартелем, когда он получил этот презент, испугались, как бы с ним не приключился апоплексический удар. Он никак не мог уразуметь, почему защитники преисполнились отваги, сделав ему столь наглое подношение, ведь, когда Амбриер покорно сдался герцогу Вильгельму по первому же требованию герцога, его гарнизон составляли люди, уже не надеявшиеся на то, что их сюзерен принесет им освобождение. Теперь же замок удерживали воины, которые нисколько не сомневались в том, что герцог не оставит их сражаться в одиночку.

И они не ошиблись. К Мартелю явились лазутчики с шокирующим донесением: герцог Вильгельм уже на марше.

Трое вельмож устроили военный совет, потом еще один и еще, но так и не смогли решить, как же им лучше поступить. А шпионы изо дня в день доносили одно и то же: герцог Вильгельм ведет с собой крупные силы и быстро приближается.

Внезапно герцог Аквитанский увидел всю несостоятельность Мартеля и понял, что ему необходимо срочно, как можно быстрее возвращаться в свои владения. Мартель же во весь голос завопил, что его предали; пошумел немного, похвастался да и отвел свои войска в тот момент, когда Вильгельм находился уже в полудне пути от Амбриера. С ним поневоле вынужден был уйти и Одо, так что по прибытии Нормандец обнаружил лишь дымящиеся костры на том месте, где совсем недавно стояла вражеская армия.

На сей раз он вернулся к себе только после того, как сделал две вещи, оказавшиеся крайне унизительными для самолюбия графа Анжуйского. Он осадил и захватил в плен Жоффруа Майеннского, а затем и отодвинул свою границу от Амбриера на запад, до точки южнее Сее. Жоффруа был отправлен в Руан, где составил компанию еще одному известному пленнику, Ги, графу Понтье; им суждено было оставаться в неволе до тех пор, пока не призна́ют Вильгельма своим сюзереном, а граф Анжу в бессильной злобе издалека наблюдал, как придвигается к нему граница Нормандии.

Вильгельм же распорядился выстроить на господствующей высоте новый замок. Когда перед ним разложили чертежи, он поднял голову и вопросительно взглянул на Рауля, но тот лишь покачал головой в ответ. Они обменялись понимающими улыбками: Вильгельм повернулся к Рожеру де Монтгомери и грубовато-добродушно поинтересовался:

– Ты готов стойко обороняться за меня, Рожер?

– Да, милорд, можете быть уверены, – незамедлительно отозвался Рожер.