Современный французский детективный роман - Буало Пьер - Страница 93

Репортер улыбнулся.

— Литературная критика призывалась, так сказать, на помощь правосудию. Благородная миссия! И, конечно, Убийца, вернее — одержимый литератор, среагировал соответственно своей своеобразной психике: он решил убрать Воллара. Одно преступление влекло за собой второе. Вот почему мы и устроили сегодня небольшой спектакль. Гастон Симони с Волларом собирались поужинать в ресторане. Я постарался, чтобы Убийца узнал об этом. После ужина мосье Воллар поехал провожать мосье Симони на набережную Анжу. Это очень тихий квартал, он вполне подходил для осуществления замысла мосье Дубуа. К счастью, мы приняли меры предосторожности и мосье Дубуа не смог отомстить своему критику. Признаюсь, что мы играли с огнем, и приношу извинения мосье Воллару, который подвергался риску получить пулю в лоб.

Воллар скорчил шутливую гримасу: чепуха!

Симони, вздохнув, сказал:

— Ловко задумано. Другими словами, вы просто сыграли на тщеславии Убийцы.

— Совершенно верно. Когда я раскритиковал его произведение и сказал, что с литературной точки зрения оно не представляет большой ценности, он, помимо своей юли, переменился в лице. И я это заметил.

— Ну и дела! — проговорил поэт.

— Но мы не в убытке, — заметил Воллар. — У нас есть и лауреат и Убийца. А знаете, здраво поразмыслив, я все-таки пришел к выводу, что роман нельзя назвать гениальным. Возможно, он и гениален — с точки зрения уголовной и полицейской, но не литературной. Словом, моя критическая статья остается в силе, и она поможет нам покончить с этим делом.

— Но вы говорили мне, — обратился Бари к Жозэ, — что до последней минуты у вас все-таки были сомнения.

— Да, — подтвердил Жозэ. — Убийца обеспечил себя довольно вескими алиби. Сейчас я вам все расскажу.

Жозэ помолчал, пристально глядя на Убийцу, сидевшего на стуле с поникшей головой.

— Я не думал, мосье д'Аржан, что вы способны на такое, — медленно сказал репортер.

Раздался звон наручников. Д'Аржан поднял голову и злобно улыбнулся.

— А я не думал, мосье Робен, что вы так хитры, — проговорил он хриплым голосом.

Жозэ пожал плечами. В общем-то Убийца скорее всего маньяк, человек немного тронутый, несмотря на все его ухищрения.

— Да, — начал Жозэ, — одна вещь оставалась для меня загадочной до самого конца. Д'Аржан был ранен Убийцей. Так, во всяком случае, я считал. Я сам видел царапину на плече д'Аржана. И видел пробитые стекла в лифте. Версия д'Аржана была вполне приемлема. Первая пуля пролетела, не задев его, после чего, как он утверждал, он потерял голову, кинулся в лифт, забыв, что в кабине автоматически включается свет, как только в нее заходят. И, как он сказал, в этот момент Убийца выстрелил в него второй раз. Все это выглядело вполне правдоподобно. Но если д'Аржан — Убийца, — а это все больше и больше подтверждалось, — значит, это ложь.

— Ну, так как же все произошло на самом деле? — спросил Воллар. — Кто стрелял в д'Аржана?

— Есть ответ и на эту загадку, — улыбнулся Жозэ. — В д'Аржана стрелял д'Аржан. Первый выстрел, который, как он мне сказал, был сделан с улицы, он сделал сам, целясь себе в плечо. Спросите у специалиста, он вам подтвердит, что это возможно. Д'Аржан, конечно, шел на риск. Пуля могла пройти глубже. Но ему повезло, он даже не очень сильно прожег свой пиджак. А когда стреляют в упор — это трудно, для этого нужно быть виртуозом. Должно быть, он до предела вытянул руку вперед и изогнул кисть руки. Но я, повторяю, разговаривал со специалистом, и он подтвердил, что это возможно.

— А второй выстрел? — спросил Симони.

— Второй раз д'Аржан выстрелил в пустую кабину. Я был не прав, считая, что один человек находился в кабине, а другой — снаружи.

— Да и зачем Убийце было стрелять в д'Аржана, — добавила Рози Соваж.

— Нет, простите, — перебил ее Жозэ. — Я имел право предположить, что д'Аржан ему попался на пути и Убийца хотел убрать случайного свидетеля. Кстати, д'Аржан именно на это и намекал мне.

— Ну и история, — покачал головой Симони. — Признаться, мне до сих пор все это кажется дурным сном. Преступление ради литературной славы! Я впервые сталкиваюсь с таким явлением. В сущности, это довольно характерно для нашей эпохи. Нам следовало более продуманно подойти к присуждению премии. Мы увенчали лавровым венком преступника.

— Да, — сказал Бари. — А пресса в свою очередь напрасно с такой поспешностью раздула все это дело. Она действовала на руку Убийце. Кровь на первой полосе! Нездоровое, извращенное тщеславие!

— Конечно, — согласился Жозэ. — Но вы сами знаете, да и врачи это утверждают, что все преступники неполноценные люди. Мне кажется, что и у этого, несмотря на изощренность его ума, не все дома. Он не нашел своей дороги в жизни. Когда я был в Муассаке, я любовался великолепными барельефами и скульптурами монастыря Сен-Пьер. Там есть одна сцена, которая изображает старую притчу о Пиршестве богача. Так вот, д'Аржан, — не подумайте, что я хочу в какой-то степени снять с него вину, — оказался в положении бедняка за столом богача. Кем он был? Знающим, ловким литературным обозревателем. Он хорошо вел литературную хронику, давал живые, интересные статьи, много лет присутствовал при объявлении литературных премий. И каждый раз премия доставалась не ему, а кому-то другому. Он оставался ломовой лошадью, чернорабочим, выполняющим невидимую работу. Он написал роман, который приняли кисло. В газетах появилось несколько вежливых, сухих критических статеек и все. Вот тогда-то его душу и начали разъедать злоба и зависть. Он жаждал признания. Постепенно он отказался от надежды завоевать славу обычным путем и разработал свой чудовищный план. Он знал, что Бари на досуге пописывает стихи…

Жозэ сделал паузу.

— Мне кажется, что преступника особенно приводило в ярость то, что вот, например, Бари сочиняет стихи и не придает этому особого значения, не гонится за литературной славой и не собирается издавать их, а пишет для себя, для своих друзей. Да, поведение Бари ожесточило д'Аржана. Он навел справки о своем редакторе, расспросил его самого, узнал о существовании тети и старого дома в Муассаке… И начал готовить свое преступление. Он наверняка заранее побывал в Муассаке, побывал, как и все, в старом монастыре и набрел на эту странную букинистическую лавку, владельцем которой был Гюстав Мюэ. Фамилия букиниста поразила его. Он поразмыслил, расспросил соседей, порылся в книгах, начал плести канву, отталкиваясь от этой фамилии: Мюэ — немой.

— Вот тогда-то и родилось «Молчание Гарпократа», — тихо вставила Рози.

— Да, — сказал Жозэ. — Даже в выборе псевдонима Поля Дубуа я вижу все то же стремление бросить вызов обществу. Д'Аржан взял очень распространенную фамилию «Дюбуа», но превратил ее в необычную, заменив «ю» на «у».

Обернувшись к Убийце, репортер спросил:

— Ну как, дорогой друг, разве я не прав?

Убийца передернул плечами и раздраженно сказал:

— О, вы очень проницательны, вы многое узнали, но не все. Всего вы никогда не узнаете.

И он уронил голову на грудь. Его худое лицо исказила чудовищная ненависть. Д'Аржан всегда слыл элегантным молодым человеком с довольно аристократическими манерами, но сейчас это было жалкое, опустившееся существо.

— Что же нам остается узнать? — мягко спросил Жозэ. — Разве мы не все выяснили? Вы попытались бросить тень на Бари, написали в Муассак его тете на бланке главного редактора. Письмо было отпечатано на машинке. У старушки, обожающей своего племянника, оно не вызвало никаких подозрений. В общем, вы предусмотрели все, но об одном не подумали: вы сделали его слишком незаурядным преступлением. Вот это и помогло мне распутать весь клубок. Все ваше поведение говорило об озлобленности, страшной озлобленности.

Д'Аржан не шелохнулся.

Он так и сидел, понурив голову, опустив плечи, с закрытыми глазами. Из него уже ничего нельзя было вытянуть.

Несколько дней спустя писатель Жюль Воллар встретился с репортером Жозэ Робеном. Обменявшись приветствиями, они заговорили о событиях, которыми были заполнены все газеты.