Современный французский детективный роман - Буало Пьер - Страница 122

— Я…

Но он не в силах был продолжать. Они только и сделали, что, глядя друг другу в глаза, распрощались за руку. Потом Мегрэ пошел к двери и, не оборачиваясь, закрыл ее за собой.

Он был удивлен, увидя Люка и Торранса у выхода. Взгляд его помощника, брошенный в сторону салона, объяснил ему, почему Люка оставил свой пост в коридоре.

Посреди салона в светлом костюме, белой шляпке и белых перчатках стояла мадам Парандон. Рядом с ней Лиза держала чемодан.

— Садитесь обе в машину и ждите меня…

Мегрэ чувствовал себя распорядителем на похоронах и знал, что всегда будет противно вспоминать минуты, которые он сейчас переживает.

Он подошел к мадам Парандон, слегка поклонился и услышал, как она произнесла тихим, спокойным голосом:

— Я следую за вами…

Лиза спустилась в лифте вместе с хозяйкой. Шофер вскочил, чтобы открыть дверцу; крайне удивленный тем, что Мегрэ не садится в машину сзади, он взял чемодан и положил в багажник.

— Вы отвезете мадам Парандон на набережную Орфевр, 36,— обратился к нему Мегрэ. — Въедете через арку во двор и повернете во дворе налево…

— Слушаюсь, господин комиссар.

Мегрэ подождал, пока машина пробьется через целую заставу озадаченных журналистов и фотографов, потом, осаждаемый их вопросами, вырвался и сел в маленькую черную машину сыскной полиции, где уже сидели Люка и Торранс.

— Вы сейчас произведете арест, господин комиссар?

— Не знаю.

— Вам удалось найти виновного?

— Еще не знаю, ребята…

Он говорил сущую правду. Одно за другим ему приходили в голову слова шестьдесят четвертой статьи, ужасающие по своей неточности.

А солнце все светило, каштаны цвели, и он увидел тех же людей, круживших около дворца президента Республики.

Жорж Сименон

Мэгре и одинокий человек

1

Еще только девять утра, а уже жарко. Сбросив пиджак, Мегрэ лениво разбирает почту и поглядывает в окно: листва деревьев на набережной Орфевр не шелохнется, на Сене ни рябинки, вода блестит, как шелк.

Август. Люка, Лапуэнт и добрая половина инспекторов в отпуске. Жанвье и Торранс отдыхали в июле, а сам Мегрэ собирается провести сентябрь в Мен-сюр-Луар в своем домике, похожем на жилище приходского священника.

Почти всю неделю к вечеру разражается бурная, но недолгая гроза, и ливень заставляет прохожих бежать, прижимаясь к стенам домов. После дождя жара спадает, к ночи воздух становится прохладным.

Париж опустел. Даже уличный шум не такой, как обычно, и кажется тишиной.

Город заполнили автобусы разных цветов и из разных стран; все они неизменно останавливаются и выплескивают толпы туристов в одних и тех же местах — у Нотр-Дам, Лувра, Сакре-Кёр, на площади Согласия, на площади Звезды и, конечно, у Эйфелевой башни.

Сейчас, если вдруг слышишь на улице французскую речь, удивляешься.

Начальник уголовной полиции тоже ушел в отпуск, освободив подчиненных от нудной повинности ежедневных рапортов. Почта не обильна, преступления в основном ограничиваются карманными кражами.

Телефонный звонок вырвал комиссара из оцепенения. Он взял трубку.

— С вами хочет говорить комиссар Первого округа… Соединить?

— Давайте.

Мегрэ хорошо знал его. Немножко манерен, одет всегда с иголочки, но очень образован: до поступления в полицию довольно долго был адвокатом.

— Алло!.. Аскан, это вы?

— Я вас не оторвал?

— Время у меня есть.

— Я вам звоню вот по какому поводу: утром на меня свалилось одно дело, и я подумал, что оно могло бы вас заинтересовать.

— А что такое?

— Убийство, но необычное… Знаете, слишком долго объяснять… Когда сможете освободиться?

— Прямо сейчас.

— Прошу прощения, что назначаю вам встречу у меня в кабинете, но убийство произошло в мало кому известном тушке около Центрального рынка.

Дело происходило в 1965 году, и парижский рынок еще не перевели в Ренжис.

— Через несколько минут буду у вас в комиссариате.

Мегрэ позволил себе удовольствие произнести это недовольным голосом, хотя на самом деле был даже рад немножко отвлечься от рутины последних дней. Он зашел в комнату инспекторов. По привычке хотел было взять с собой Жанвье, но подумал, что на время своего отсутствия надо оставить тут надежного человека, способного проявить инициативу.

— Торранс, поедешь со мной. Возьми во дворе машину.

Комиссариат Первого округа находился недалеко, на улице Прувер. Мегрэ прошел в кабинет комиссара Аскана.

— Сейчас я вам покажу самое поразительное зрелище из всех, что мне доводилось видеть. Ничего рассказывать не буду. Здравствуй, Торранс… Машину лучше оставить здесь. Это в двух шагах.

Они обогнули рынок, от которого в такую жару изрядно пованивало; торговля шла вовсю — как-никак август. Потом прошли по узким улочкам с какими-то подозрительными домами и лавчонками. Увидели несколько клошаров, а одна нищенка, вдребезги пьяная, привалилась к стене, чтобы не упасть.

— Сюда.

Они шли теперь по улице Гранд-Трюандери, и Аскан сворачивал в тупик, такой узкий, что по нему вряд ли проехал бы грузовик.

— Тупик Вье-Фур, — объявил Аскан.

Домов тут было всего с дюжину, да и то вместо одного, снесенного, зияла пустота. Остальные тоже предназначались на снос, и жильцы из них были выселены.

Стены некоторых домов, угрожавшие обвалиться, были подперты бревнами.

В окнах дома, возле которого остановился комиссар Аскан, не было стекол, а кое-где даже рам. Входная дверь забита досками, но Аскан отодвинул две из них (они оказались приставленными, а не прибитыми), и все вошли в просторный коридор.

— Осторожней на лестнице. Нескольких ступенек нет; те, что остались, тоже не очень прочны.

Пахло пылью, затхлостью, но все перебивала вонь, долетавшая с рынка.

Они поднялись на третий этаж. У потрескавшейся стены сидел мальчик лет двенадцати; увидев троих мужчин, он вскочил, глаза у него засверкали.

— Вы комиссар Мегрэ?

— Да.

— Вот не думал, что когда-нибудь увижу вас вот так. Я вырезаю из газет все ваши фотографии и наклеиваю в тетрадку.

Аскан объяснил:

— Это малыш Николье… Тебя зовут Жан, да?

— Да, мсье.

— Его отец мясник с улицы Сен-Дени. Единственный из всего квартала не закрыл в августе лавку. Жан, расскажи…

— Все было, как я вам уже говорил. Почти все мои товарищи на море. Играть мне не с кем, вот я и брожу. Я тут разведал такие места, которых совсем не знал, хоть и родился в этом квартале. Сегодня утром я обратил внимание на этот дом. Подергал доски, которыми забита дверь. Оказалось, они не прибиты. Крикнул: «Эй, кто тут есть?» В ответ только эхо. Я тут ничего не искал. Пошел наверх, просто так, из любопытства. Толкнул сломанную дверь, вот эту, справа, и увидел человека. Я вниз по лестнице и в комиссариат. Мне нужно будет еще заходить в эту комнату?

— Думаю, что нет.

— Оставаться здесь?

— Да.

Мегрэ открыл дверь, прогнившую до такой степени, что она не пошла бы даже на дрова, и застыл на пороге. Он понял, почему комиссар Аскан хотел сделать ему сюрприз.

Довольно большая комната, два окна без стекол — они закрыты картоном и плотной бумагой. На покоробившемся полу с огромными щелями между половицами — невообразимые кучи бесполезного хлама.

На железной кровати с изодранным матрасом лежал мужчина в одежде — он-то и привлек взгляд Мегрэ. Было ясно, что этот человек мертв. На груди пятна засохшей крови, но лицо спокойное.

Одежда, обычная дня клошара, совершенно не вязалась с лицом и руками убитого. Он был довольно стар, длинные серебристые седые волосы отливали голубизной. Глаза тоже голубые, но Мегрэ их закрыл: от пристального взгляда мертвеца ему стало не по себе.

У покойника были слегка закрученные вверх седые усы и бородка а la Ришелье. За этим исключением лицо было чисто выбрито. Но больше всего Мегрэ поразился, обнаружив, что убитый делал маникюр.