Этот прекрасный сон - Макгвайр Джейми - Страница 8

– Вот этот парень, – уточнил я. – И он почему-то не напился до бесчувствия, не выставил себя полным идиотом и не завалился в спячку на целые сутки.

– Видно, просто не старался. – Наградив меня кривой ухмылкой, Куинн прошлепал на кухню и открыл холодильник. – Надо бы подкупить жратвы, приятель. Кто же так принимает гостей?

– Ты не гость. Кстати, если бы я жил у матери в подвале, то позаботился бы о собственных продуктовых запасах.

– Я просто живу с ней в одном доме. И ни в каком не в подвале.

– Она стирает твои трусы?

– Вопрос неуместен.

– Ну и фиг с тобой. Сейчас я переоденусь, а потом мы пойдем в «Тутиз» и купим яиц.

– На твои деньги?

Стиснув зубы, я бросил в корзину для грязного белья рубашку с кофейным пятном.

– Просто пошевеливайся, и все.

– Ладно, ладно, – ответил Куинн, натягивая джинсы. – Какой ты злобный!

Я вздохнул:

– Постарайся сегодня не говорить глупостей особям женского пола.

– А, так ты все еще сердишься из-за Джейкобс?

Я выдернул из петель ремень, сложил его вдвое и грозно уставился на Куинна. Он поднял руки:

– О’кей. Ты прав. Я облажался. Просто разнервничался и решил глотнуть жидкой храбрости.

– Ты глотнул ее столько, что превратился в жидкого осла.

– Ну, не так уж я был плох.

– Сначала ты утверждал, что Эйвери – с севера, а потом выблевал на асфальт суши и изюм.

Куинн повертел головой, пытаясь припомнить события прошлой ночи:

– Черт!

– Вот и я о том же. – Мне вспомнилось, какое у Эйвери было лицо, когда она распрощалась со мной в больничном коридоре. Ей удалось взять верх, и она это знала. – Одевайся давай.

Слопал я столько, что хватило бы на небольшую деревню. Теперь я хотел только спать. Куинн не вернулся ко мне, а затащил меня к своей матери, чтобы задобрить яблочным пирогом. Мы помогли ей поднять на третий этаж спальный гарнитур, который она купила в магазине подержанной мебели.

– Старик, с тобой точно все в порядке? – Прислонясь к кухонной столешнице, Куинн уминал здоровенный кусок пирога.

– Жить буду.

Мой приятель только покачал головой. Он знал, что няньки мне не нужны. Несмотря на частые проколы, Куинн был хорошим парнем.

– Какие планы на вечер, мальчики? – спросила его мать, протягивая ему салфетку и стакан молока.

Я чуть не прыснул со смеху: в присутствии мамочки, вспыльчивой итальянки, Куинн становился совершенным размазней.

– У меня есть кое-какие дела. – Я махнул рукой и направился к двери. – Спасибо за пирог, миссис Чиприани.

Мой друг кивнул, не отрываясь от процесса поглощения пищи.

Чуть не валясь с ног от усталости, я вышел из старого кирпичного многоквартирного дома и поплелся в «Зуб за зуб» – маленький тату-салон, который видел каждый день по дороге на работу и надеялся, что долго не появится повод посетить это заведение. Однако имелось у меня что-то вроде суеверия, ритуала. Звякнув дверным колокольчиком, я вошел; сквозь очки в темной хипстерской оправе на меня глянул человек с ирокезом на голове. Рисунков и надписей на нем было не меньше, чем на газетном листе.

– Парень, я уже заканчиваю. Скоро освобожусь. Выбери пока, что будем набивать.

Он провел полотенцем по руке клиентки, размазав капельку чернил по молочно-белой коже. Я кивнул и подошел к стене, на которой, как в картинной галерее, висели рисунки, традиционные и более современные. Но мне не хотелось ничего особенно креативного. Для меня татуировки были как отметки на информационной доске. Я делал их, когда мне удавалось ускользнуть от смерти.

Поглубже засунув руки в карманы, я стал бродить по холлу, наблюдать. Увидел обнаженную женскую грудь – посетительница демонстрировала ее сотрудникам салона, беспокоясь, не подхватила ли она инфекцию, когда в сосок вдевали кольцо.

Касса захлопнулась, и татуировщик пригласил меня:

– Извини, что пришлось ждать.

Я развернулся и подошел к столу. Под стеклянной крышкой были разложены всякие стразы, цепочки и тому подобные безвкусные побрякушки.

– Выбрал образец?

– Сейчас покажу. – Я завел руки за голову и стянул с себя футболку. Монетка на цепочке упала мне на грудь. – Вот. – Я показал девять тигриных полос на ребрах. – Пора сделать еще одну полоску.

Мастер обошел стол и наклонился ко мне, чтобы лучше рассмотреть рисунок. Когда он снова выпрямился, я заметил, что он гораздо худощавее меня, но на несколько дюймов выше, хотя и мой рост – шесть футов.

– Надеюсь, ты не убитых считаешь? В таких случаях обычно выбирают слезу или несколько точек.

Татуировщик кивком указал на свое рабочее место.

Я рассмеялся:

– Нет, я считаю случаи, когда сам оказался на волосок от смерти.

– А я думал, только у кошек девять жизней. Видно, любишь ты искушать судьбу. Садись и расскажи.

Я плюхнулся в черное кресло, похожее на те, что стоят у зубных врачей, и описал случай с Эйвери. Конечно, я бывал и в более опасных передрягах. На этот раз все, в общем-то, вышли из воды сухими, но я боялся, что будет продолжение. Я содрогнулся при мысли о том, как Эйвери на моих глазах чуть не рассталась с жизнью. Это воспоминание мучило меня – как будто мне мало было картинок того дня, когда погибла моя сестра. Казалось, я с детства притягивал несчастья, и на меня накатывало чувство вины, когда я думал о том, как это эгоистично – всюду ходить за Эйвери. Ведь мое присутствие могло навлечь на нее новую беду.

Свою первую полоску я заработал в семь лет, хотя татуировку сделал в семнадцать. Мое проклятие заявило о себе, отняв у меня одного из самых дорогих мне людей. После этого моя жизнь стала нелепой и бесцельной.

– Можно, я возьму Кейлу с собой на рыбалку? – спросил я у мамы, когда она месила тесто для праздничного пирога: моей сестричке исполнялось три года, и наши родственники должны были съехаться на ужин со всего округа Либерти.

– Кейла! – крикнула мама и провела по лбу тыльной стороной руки, оставив на нем мучной след.

Сестренка показалась из своей комнаты и, топая, стала спускаться по лестнице. Ее маленькая ручка сжимала лапу желтого плюшевого медведя Оливера.

– Ты дашь мне пирога?

– Попозже, милая. Я позову тебя, когда он будет готов. А пока иди поиграй с братом. Джош, приглядывай за ней как следует.

Кивнув в ответ на мамин строгий взгляд, я взял Кейлу за свободную руку и повел к задней двери. Мне не нужно было напоминать, чтобы я смотрел за сестрой.

Выйдя во двор, мы оба во весь опор побежали к лодочным мосткам (наш участок в Джорджии выходил на пруд). Кейла остановилась, как только носки ее теннисных туфель коснулись первой доски.

– Давай, ты уже большая девочка и можешь рыбачить. Учить тебя буду я, потому что папа занят.

Я взял две палочки, над которыми трудился целый день. К концу каждой была привязана старая леска и пластиковая наживка. Одну я протянул сестренке, и она улыбнулась от уха до уха.

– Идем, – позвал я и зашагал по мосткам.

За моей спиной раздавались мелкие частые шажки.

Мы сели, свесив ноги над водой. Жарко светило южное солнце. Поймать нам ничего не удалось: я знал, что мама рассердилась бы, если бы я взял для своих удочек отцовские крючки. Но сестренке это не было известно, и она все равно осталась довольна.

– Хочу есть, – сказала Кейла, надув губки.

Теплый ветер растрепал по ее лицу темные кудряшки, доходившие до плеч. Я обернулся: наш дом стоял совсем близко, за деревьями. Малышка могла пару минут посидеть одна, а я бы быстро сбегал в кладовую и обратно.

– Присмотри за моей удочкой, а я принесу нам крекеров.

Кейла кивнула. Передав ей свою палку, я встал и отряхнул штаны.

– Только сиди спокойно. Не танцуй и не прыгай, пока я не вернусь. Просто держи удочки.

Кивнув еще раз, она подняла на меня большие сияющие глаза. Ее личико, уже слегка порозовевшее от солнца, казалось очень счастливым.