Assassin's Creed. Тайный крестовый поход - Боуден Оливер - Страница 33

Альтаир быстро сбежал по ступеням башни и вышел во двор. На заборе сидел Аббас. Альтаир почувствовал на себе его взгляд и повернулся. Их глаза встретились. Альтаир хотел что-то сказать, но что именно – сам не знал. Благоразумие одержало верх. Сейчас надо думать о задании Аль-Муалима. А старые раны – это всего лишь старые раны. Однако подсознательно его рука потянулась к мечу.

28

Узнав от Альтаира правду о своем отце, Аббас еще больше замкнулся в себе. И все попытки разговорить его на следующее после разговора утро были тщетны. Аббас словно не видел и не слышал Альтаира. Они молча позавтракали, молча прошли обычный осмотр у воспитательниц, потом так же молча отправились в кабинет Аль-Муалима и заняли места на полу.

Если Аль-Муалим и заметил разницу в поведении учеников, то ничего не сказал. Возможно, даже обрадовался, что сегодня мальчишки меньше отвлекаются и хихикают у него за спиной. А может, объяснил себе эту перемену обычной ссорой.

Однако Альтаиру было не по себе. У него бурлило в животе, но еще сильнее бурлили его мысли. Почему Аббас ничего не сказал? Почему никак не отозвался на его слова?

Ответ Альтаир получил в тот же день, когда они с Аббасом пошли во двор упражняться. Они ежедневно устраивали учебные поединки на мечах. Но сегодня Аббас сказал, что ему надоело сражаться на маленьких деревянных мечах и он хочет провести поединок настоящим оружием. Мальчишки уже давно мечтали об этом.

Лабиб, их инструктор, был доволен.

– Хорошо, хорошо, – сказал он, хлопнув в ладоши. – Но помните, что пролитая кровь вам ничего не даст. Мы не будем беспокоить лекарей. Ваш поединок должен стать проверкой на умение сдерживаться и проявлять тактическую хитрость.

– Хитрость, – повторил Аббас. – Тебе, Альтаир, это должно понравиться. Ты хитер и вероломен.

Это были первые слова за весь день, которые услышал от него Альтаир. В глазах Аббаса он увидел столько презрения и ненависти, что понял: их отношения уже никогда не будут прежними. Альтаир повернулся к Лабибу, желая убедить учителя не давать им настоящее оружие, однако тот уже перепрыгнул через невысокое ограждение, окружавшее прямоугольную площадку. Похоже, Лабибу самому было интересно взглянуть на серьезный поединок.

Они заняли свои позиции. Альтаир сглотнул. Аббас не сводил с него глаз.

– Брат, – начал Альтаир, – то, что я сказал тебе прошлой ночью…

– Не называй меня братом!!! – звонко выкрикнул Аббас, и его голос разнесся по всему двору.

С непривычной яростью он бросился на бывшего друга. Таким Альтаир его еще не видел. Зубы Аббаса были свирепо оскалены, однако в уголках глаз блестели слезы. Альтаир понимал: эти слезы – не только от гнева.

– Аббас, остановись! – крикнул Альтаир, вынужденный защищаться.

Оглянувшись вбок, он увидел недоумевающее лицо Лабиба. Тот не понимал, чем вызван этот выплеск Аббаса и внезапная вражда, которая вспыхнула между ними. К площадке подошли еще двое ассасинов, наверняка слышавших крик Аббаса. В окне оборонительной башни у входа в цитадель появились лица новых зрителей. Может, и Наставник тоже смотрит на их поединок?

Аббас рванулся вперед, норовя ударить Альтаира мечом, – тот был вынужден отпрыгнуть вбок.

– Аббас, не забывайся, – упрекнул того Лабиб.

– Учитель, он хочет меня убить, – крикнул Альтаир.

– Не преувеличивай, дитя. – В голосе инструктора сквозила неуверенность. – Тебе стоит поучиться у своего брата решимости.

– Я… ему… не… брат, – возразил Аббас, сопровождая каждое слово яростным выпадом.

– Я тебе рассказал, желая помочь, – крикнул Альтаир.

– Нет! Ты мне соврал!

Громко лязгнули лезвия схлестнувшихся мечей. Альтаира отбросило назад. Он споткнулся об ограду и едва не упал. Число зрителей увеличилось. У кого-то поединок мальчишек вызывал тревогу, а кого-то это забавляло.

– Защищайся, Альтаир, защищайся! – орал Лабиб, радостно хлопая в ладоши.

Альтаир перешел в контратаку и заставил Аббаса вернуться на середину площадки.

– Я сказал правду, – прошипел он, когда они сблизились. – Я сказал тебе правду, чтобы прекратить твои страдания, как когда-то мечтал прекратить свои.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Ты соврал, чтобы меня опозорить, – ответил Аббас.

Отойдя на несколько шагов, он присел на корточки, отведя левую руку назад, как их учили. Лезвие его меча подрагивало.

– Нет! – крикнул Альтаир.

Ему снова пришлось отступить под бешеным натиском Аббаса. Меч бывшего друга задел его, и по ноге потекла теплая кровь. Умоляющими глазами Альтаир посмотрел на Лабиба, но тот лишь отмахнулся. Тогда Альтаир, обмазав пальцы в крови, показал их Аббасу.

– Аббас, опомнись, – умолял бывшего друга Альтаир. – Я сказал правду в надежде, что она принесет тебе утешение.

– Утешение, – повторил Аббас. Теперь он обращался к толпе зрителей. – Желая меня утешить, он говорит, что мой отец покончил с собой.

Над площадкой повисла гнетущая тишина. Альтаир смотрел то на Аббаса, то на зрителей, не в силах принять резкого поворота событий. Тайна, которую он поклялся хранить, стала известна всем.

Альтаир поднял голову к башне Аль-Муалима и увидел Наставника. Тот стоял с непроницаемым лицом, заложив руки за спину.

– Аббас! Альтаир! – крикнул Лабиб, наконец заподозривший что-то неладное.

Но мечи мальчишек опять схлестнулись. Альтаир, морщась от боли, был вынужден обороняться.

– Я думал… – начал он.

– Ты думал, как бы меня опозорить! – крикнул Аббас.

Лицо Аббаса было мокрым от слез. Он ходил кругами, потом снова ринулся в атаку, неистово размахивая мечом. Альтаир присел на корточки и вдруг увидел неприкрытое место под мышкой Аббаса. Он надеялся, что поединок на этом прервется, а если нет, у него будет время объяснить Аббасу, что к чему.

Аббас вскрикнул от боли. Но потом, издав боевой клич, прыгнул на своего противника. Альтаир сумел нагнуться, а затем плечом толкнул Аббаса, гася инерцию его удара. Они повалились на землю, перепачкав свои окровавленные одежды. Альтаир попытался расцепиться, но не успел. Бок снова обожгло болью. Теперь это был не меч, а большой палец Аббаса, который тот вдавил в рану и несколько раз повернул. Альтаир не успел опомниться, как тяжело дышащий Аббас уже сидел на нем, пригвождая к земле. Выхватив из-за пояса кинжал, Аббас приставил лезвие к горлу бывшего друга. Его безумные глаза застыли на Альтаире. Из них и сейчас текли слезы. Аббас тяжело дышал сквозь стиснутые зубы.

– Аббас! – окликнул кто-то. Это был не Лабиб и не кто-то из зрителей. Кричали из раскрытого окна в башне Наставника. – Немедленно убери кинжал, – громовым голосом потребовал Аль-Муалим.

– Не уберу, пока он не признает. – Голос Аббаса был тонким и звенел от злобы.

– Что я должен признать? – спросил Альтаир, безуспешно пытаясь выбраться из крепких, но отнюдь не дружеских объятий.

Лабиб вновь перескочил через забор и оказался на площадке.

– Аббас, это уже слишком, – крикнул он, примиряюще поднимая руки. – Наставник велел тебе убрать кинжал.

– Только подойди, и я вспорю ему горло, – прорычал Аббас.

Лабиб остановился:

– Одумайся, Аббас. Наставник бросит тебя в темницу. Такое поведение недопустимо в ордене. Посмотри, собрались деревенские жители. Они разнесут молву о тебе.

– Мне наплевать, – всхлипнул Аббас. – Он должен признаться. Сказать вслух, что соврал насчет моего отца.

– В чем соврал?

– Он сказал, что мой отец покончил с собой. Будто отец приходил к Альтаиру просить прощения, а потом сам перерезал себе горло. Но Альтаир врет. Мой отец никогда бы не покончил с собой. Отец покинул братство и этим искупил свою вину. А теперь признавайся, что ты мне соврал, – потребовал Аббас, упирая острие кинжала в горло Альтаира.

Показалась кровь.

– Аббас, немедленно прекрати! – загремел сверху Аль-Муалим.

– Альтаир, ты соврал Аббасу? – спросил Лабиб.

И снова над площадкой для упражнений повисла гнетущая тишина. Все ждали ответа Альтаира. Он поднял глаза на Аббаса: