Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали - Кагарлицкий Борис Юльевич - Страница 94

Потеря личного влияния олигархов обернулась катастрофой для связанных с ними средств массовой информации. Телекомпания НТВ, основанная и контролировавшаяся Гусинским, перешла в руки корпорации Газпром. Захват НТВ был осуществлен совершенно легально и рыночными методами, поскольку Гусинский изрядно задолжал Газпрому. При Ельцине на такие мелочи можно было не обращать внимания, поскольку Газпром и созданный Гусинским «Медиа-Мост» были тесно связаны с властью. Если бы в 1999 г. владелец НТВ сделал правильную политическую ставку, вполне возможно, что долги были бы списаны. Но он совершил ошибку и теперь должен был платить, причем в буквальном смысле. Журналисты, пропагандировавшие ценности свободного рынка, столкнулись с реальностью капитализма.

Весной 2001 г. НТВ перешло в руки «Газпром-Медиа». Часть команды Гусинского перешла на новый канал ТВ-6, принадлежавший купленной Березовским компании МНВК. Но и этот канал был спустя некоторое время ликвидирован. Если с НТВ разобрался Газпром, то сомнительная честь уничтожения ТВ-6 досталась нефтяной компании ЛУКойл. Осенью 2001 г. созданный ею фонд «ЛУКойл-Гарант» инициировал судебный процесс о ликвидации ТВ-6 под предлогом ущемления им прав миноритарных акционеров. После того как вещание телеканала было отключено, его руководители основали некоммерческое партнерство «Медиасоциум» и канал ТВС. Однако теперь получилось, что на одни и те же частоты претендует две компании — «Медиасоциум» и МНВК. Дело было решено самым выгодным для властей образом: ТВС закрыли, а ТВ-6 восстановлен не был. Пустующие эфирные частоты отошли к новому спортивному каналу.

Президент Путин характеризовал произошедшее с ТВ-6 как «спор между абсолютно независимыми экономическими структурами, к которым государство не имеет практически никакого отношения»[322].

Часть старой команды НТВ продолжила работу в компании после смены собственника и в течение некоторого времени пользовалась известной творческой свободой. Но в 2003—2004 гг. Кремль начал использовать свое влияние на Газпром, треть акций которого принадлежала правительству, чтобы разобраться с неугодными журналистами. К концу 2004 г. почти все неугодные власти журналисты вынуждены были покинуть эфир, а их программы закрыты.

После падения Гусинского и Березовского рухнула годами строившаяся система негласной частной цензуры в средствах массовой информации, развалился тщательно отлаженный механизм взаимодействия между собственниками и журналистской элитой. Кремлевской власти пришлось прибегнуть к более грубым методам репрессий и контроля, чтобы удерживать эфир в подчинении. Вместо телевидения, которое, допуская критику власти по мелочам, пропагандировало те же ценности, что и правящая группировка, Кремль получил неэффективную пропагандистскую машину советского типа. А обиженные журналисты станут врагами власти.

Изгнание из эфира журналистов НТВ, сыгравших не последнюю роль в «пропаганде реформ», вызвало панику среди либеральной интеллигенции, не говоря уже о недовольстве большей части профессионалов от прессы, почувствовавших угрозу своим корпоративным интересам. Не меньшее возмущение в этой среде вызывала культурная политика власти, которая пыталась вернуть доверие населения, используя советские символы (например, восстановление советского гимна с новыми словами). Но неприязнь пишущей братии еще не была достаточно серьезным политическим фактором, которого Кремль мог бы опасаться, тем более что наиболее эффективным средством воздействия на массы оставалось телевидение, эффективно контролировавшееся людьми президента.

Война в Чечне — главный козырь, даже в известном смысле главный метод избирательной кампании, пока единственное найденное режимом средство консолидации общества. Но для эффективной консолидации нужно одно из двух: либо явная победа, либо враг у ворот. Ни того ни другого не получалось. Чеченцев разгромить не удалось, но и Басаев у стен Кремля не стоял. Шансы на быструю победу были упущены уже в октябре, когда федеральные войска, не подготовившись, ринулись в горную часть мятежной республики, но перевес сил на стороне федеральных войск был настолько велик, что так воевать можно было годами.

И все же надо было что-то с Чечней делать. Военное руководство, оказавшееся в 1999—2000 гг. не способно разгромить боевиков, тем более было не в состоянии управлять республикой и проводить в ней сколько-нибудь эффективную политику. В аналогичной ситуации, почувствовав, что война в Индокитае затягивается, американское руководство сделало ставку на «вьетнамизацию». Москва пошла таким же путем. Летом 2000 г. главой Чеченской республики был назначен Ахмат Кадыров, который в прошлом — сам один из лидеров боевиков. В качестве имама Чечни, Кадыров призывал к священной войне против русских захватчиков. Теперь, поссорившись с Масхадовым и Басаевым, он руководил про-московской администрацией.

Ставка на Кадырова была беспринципной, но по-своему эффективной. Под предлогом борьбы с сепаратизмом и бандитизмом новый глава республики окружил себя полукриминальными элементами из числа бывших боевиков, сформировал собственные силы безопасности, терроризировавшие местное население. Режим Кадырова был насквозь коррумпированным, жестоким и деспотическим, но, в отличие от федеральных начальников, новый лидер республики был в состоянии опереться на некоторые местные группировки. Одной из причин крушения второй чеченской независимости было то, что в разрушенной войной республике президент Масхадов не смог положить конец деятельности криминальных банд, значительная часть которых была организована бывшими борцами за свободу, не сумевшими найти легальных источников существования в новой жизни. После второго вторжения федералов часть таких группировок перешла на сторону Москвы, другие объявили себя борцами за свободу. Ни те ни другие, впрочем, не собирались отказываться от ставшего уже привычным бизнеса — контрабанда, похищения людей, рэкет, контроль над производством «самопального» бензина и т. д.

В известном смысле новая чеченская политика Кремля опиралась на опыт советской власти в Средней Азии. Выходец из спецслужб, политолог Антон Суриков так характеризовал происходящее: «В Чечне власть постепенно передается Кадырову, братьям Ямадаевым и другим уважаемым людям из числа соратников Дудаева — войны нет, идет типичный процесс «замирения», известный по Средней Азии конца 1920-х гг., когда руководители басмаческих банд назначались секретарями райкомов. А то, что приходится платить деньги и закрывать глаза на некоторые особенности местного менталитета, — это мелочи»[323].

Впрочем, между ситуацией в Средней Азии 1920-х гг. и Чечне 2000-х было и существенное различие. Советская власть не просто назначала бывших бандитов руководить партийными организациями. Она реально осуществляла социальные преобразования, создавала рабочие места, строила школы, промышленные предприятия, дороги. Даже в Афганистане за годы советской оккупации предпринимались усилия для того, чтобы модернизировать страну. А в путинско-кадыровской Чечне ни о социальном прогрессе, ни об экономическом развитии не шло и речи. Деньги, выделенные на восстановление республики, бессовестно разворовывались.

Разборки между соперничающими криминальными отрядами приняли теперь вид борьбы между сторонниками и противниками Кадырова. Режим, созданный в Чечне бывшим имамом, систематически и безжалостно расправлялся со своими противниками, но любой бандит или боевик, перешедший на его сторону, получал возможность легализоваться. Вооруженные формирования кадыровцев не отличались ни особой дисциплиной, ни готовностью сотрудничать с федеральными войсками. Между ними и российскими подразделениями существовала устойчивая взаимная неприязнь.

Демонстрируя лояльность по отношению лично к Путину, новый глава Чечни не проявлял особого желания сотрудничать с другими федеральными чиновниками, результатом чего стали постоянные смены премьер-министра республики. Подготовленная окружением Кадырова конституция республики оценивалась экспертами как сепаратистская. Со всем этим Кремлю приходилось мириться, поскольку лучшего решения чеченской проблемы у него не было.