Левая политика, № 23 2015. Россия, Украина, Новороссия - Кагарлицкий Борис Юльевич - Страница 9

Некоторое пренебрежение демократией сочетается с очевидной приверженностью опрошенных идее социального государства. За тезис «образование и медицина должны быть качественными и равнодоступными всем гражданам страны независимо от дохода и социального положения» высказалось 44 % в анкете. Убеждение, что «увеличение социальных расходов государства приводит к снижению эффективности экономики, росту иждивенчества граждан» разделили лишь 3,2 % заполнявших анкеты. При этом около 40 % респондентов категорически против социального неравенства, более четверти опрошенных считает, что «государство обязано сдерживать рост социального неравенства, обеспечивать равные правовые, политические и экономические условия для социального развития и благополучия граждан». Сторонниками сильного социального государства проявили себя почти все мои собеседники в интервью.

Сочетание верности идее социальных прав с невысокой оценкой демократии в качестве механизма их реализации отражает основное противоречие протестного движения Юго-Востока. Оно формируется вокруг идеи социальной защищённости в ситуации силового давления, препятствующего скрупулёзной последовательной работе по организации масс, по созданию консолидированного, солидарного, демократически построенного движения. А влиятельных политических сил, способных к такой работе, до обострения противостояния Юго-Востока с центральной властью Украины не существовало. Борьбу за свои права участники протестного движения на Юго-Востоке отождествляют с борьбой за выживание, в таких условиях защищённость и уверенность в будущем кажутся важнее демократии.

В современном мире репутация демократии серьёзно подпорчена её наиболее рьяными защитниками, нередко отождествляющими свободу личности со свободой капитала. Действующие сегодня институты буржуазной демократии ни в одной стране не гарантируют в полной мере ни свободы, ни народного представительства, ни социальной защищённости. И потому демократия вполне может восприниматься восставшими массами как синоним капиталистического произвола, как игрушка для богатых или бюрократическая ловушка. Работающие государственные институты широкого народного представительства, обеспечивающие адекватное преобразование интересов и потребностей народа в эффективные стратегии социально-экономического развития, ещё ни разу в истории нигде не были созданы. Их только предстоит создать, и политическим инструментом для этого может быть только подлинная демократия. А она в силу исторического опыта и обстоятельств так мало популярна сегодня в протестных движениях, даже самых широких и низовых. И это противоречие, общее для политических процессов всех стран, наиболее тугим узлом завязалось сегодня на украинском Юго-Востоке. Его протест не мог родиться с идеей демократии, но он и не сможет выжить, не приняв её, не сделав своей кровной, главной идеей. Это один из вызовов украинской революции, брошенный, в первую очередь, России.

«Щупать больной зуб», — так называл Карл Маркс дебаты о национальном вопросе. Разговоры об Украине и украинских событиях сегодня для россиян ещё болезненнее, это уже называется «бередить свежую рану». Это и понятно: почти каждый россиянин через родственные или дружеские связи, через общую историю и культуру связан с Украиной. А там сегодня ежедневные индивидуальные трагедии сливаются в одну общенациональную катастрофу. Но есть и другое. О чём бы сегодня ни спорила Россия: о действиях украинского правительства или государств Запада, о целях ополченцев или о судьбе беженцев, о Майдане или Новороссии, она в то же время спорит и о себе. Спорит, открывая всё новые и новые проблемы своего общества и своей истории, щупая свои собственные больные зубы.

Стоит обратить внимание на то, что первые семь мест в рейтинге политических деятелей мои респонденты отдали тем, кто в наибольшей степени (исключая де Голля, может быть) насолил «свободному миру». Это, как и отсутствие в рейтинге современных политиков официальных лидеров Запада, показывает более чем скептическое отношение поднявшегося Юго-Востока к «западным ценностям». Это отношение полностью проявилось и в интервью, и в беседах, и в дискуссиях на лекциях. Однако мои респонденты под «западными ценностями» понимают не их официальное, широко декларируемое содержание — свободу, демократию, верховенство закона, а ту реальную роль, которую Запад сыграл в украинской трагедии, поддерживая политику киевской власти. Контраст между провозглашаемыми идеалами и реальными действиями западных политиков породил устойчивое отвращение украинских повстанцев к словосочетанию «западные ценности». Что отнюдь не означает, будто они являются последовательными противниками свободы, демократии и закона. Просто в их стране и на их глазах всё это попирается как раз под лозунгом защиты ценностей «свободного Запада».

Справедливости ради нужно признать, что мои респонденты и собеседники высказывали довольно консервативные взгляды на семью и брак, гендерные отношения и сек-

суальное поведение. Однако сегодня эти люди делают для торжества исходных западных ценностей — Просвещения, Демократии и Прогресса намного больше, чем защитники сексуальных меньшинств. Именно эти ценности являются всеобщими, остальное может быть вопросом культурного выбора. И этот выбор должен делать сам народ. И делать его самостоятельно, ища баланс между индивидуальной свободой и общественными интересами, а не оборачиваясь на официальных носителей «ценностей прогрессивной Европы».

Вызов Украины обращён не только к России, он брошен всему миру. Украина своей трагедией заслужила право стать стимулом к самопознанию для многих стран. Европейская страна, стоящая между двух миров — первым и третьим, неся в себе наследие второго, исчезнувшего просоветского мира, Украина соединила тенденции и проблемы разной природы, разных обществ и политических режимов. Такой платоновский идеал национальной катастрофы. Проблемы и противоречия революции в Украине, ставшие для её граждан вопросами жизни и смерти, являются в то же время и ключевыми вопросами теории и практики революционного преобразования современного мира, не справляющегося со своими проблемами.

Политика должна стать полем действия народа, способом выражения интересов большинства Сегодня это не благое пожелание, а вопрос выживания человечества.

Народ на Украине сегодня пытается решать самостоятельно свою судьбу, он под пулями осваивает роль подлинного субъекта истории. Вся политическая и пропагандистская машина — и на Украине, и на Западе, и в России — мешает ему в этом. Но главным врагом эффективного социального действия становится пассивность в обществе — что украинском, что российском или западном. Пассивность, изображающая себя политической позицией в ритуальных акциях и баталиях в социальных сетях. Путь к своей исторической субъектности должны пройти все современные общества, многие — заново, после череды политических поражений. Народ сегодня может восстать, но часто оказывается неспособным консолидироваться вокруг прогрессивной стратегии и эффективной тактики, сформировать и последовательно продвигать свою повестку дня.

Единственным историческим шансом человечества сегодня является подлинная демократия, участие в управлении государством широких масс. Позади рывок двадцатого столетия, когда демократия как работающий политический институт стала реальностью. Но и по масштабу политических репрессий двадцатый век превзошёл все исторические «достижения». Мало того, институты демократии даже там, где они вроде бы раз и навсегда отлажены, не только не могут обеспечить реализацию социальных интересов большинства, а напротив, помогают эффективнее это большинство эксплуатировать. Феномен социализации убытков в период экономических кризисов, который так хорошо знаком гражданам в признанных лидерах демократии — Европе и США, наглядное тому подтверждение. Бюрократизированные демократические институты раз за разом выдают решения, вызывающие у граждан в лучшем случае изумление, в худшем — отвращение и ненависть. Война с мирным населением под лозунгами защиты демократии для нашей эпохи почти повседневность. Демократия как политический инструмент всё больше теряет популярность, что только усиливает политическую апатию. Но ни одно движение за социальные права и свободы не будет успешным, не став подлинно демократичным. Мы должны заново изобрести демократию, заново научиться ей.