Левая политика, № 23 2015. Россия, Украина, Новороссия - Кагарлицкий Борис Юльевич - Страница 25

К маршам унионистов привыкли. Они вызывают раздражение, провоцируют всплеск эмоций в прессе, а потом всё затихает до следующей демонстрации. И это понятно. Главный провал агрессивной прорумын-ской риторики и политики случился давным-давно, ещё в дни кровавого приднестровского конфликта 1992 года. С тех пор унионисты отвоёвывают не более 7 процентов парламентских мест и исправно исполняют роль пугала, которым друг друга стращают и левые, и правые. Но на этот раз у многих экспертов и наблюдателей сложилось отчётливое впечатление, что дела в Молдавии необратимо сдвинулись именно в этом направлении, в сторону скорой утраты государственности. Причём очень скорой. И дело вовсе не в том, что в последнем марше было больше участников, чем прежде, что среди лозунгов преобладали вполне справедливые, а потому популярные требования избавиться от «воровской власти» и «олигархического режима». Просто как-то вдруг выяснилось, что избавление от воровской власти путём отказа от государственности, путём объединения с другой страной стало единственным, простым и внятным сценарием «светлого будущего для солнечной Молдавии».

И такое может случиться. В стране, в которой абсолютное большинство титульного населения не считает себя румынами и продолжает, согласно всем переписям и опросам, именоваться молдаванами. В стране, в которой рейтинг доверия России и Таможенному союзу выше показателей доверия Европейскому союзу, а симпатии к Румынии занимают стабильное третье место — после России и ЕС. В стране, в которой ещё за неделю до марша унионистов, в день 9 мая, на улицы и площади Кишинёва под красными знамёнами вышло более 100 тысяч человек. Такое может случиться, когда у меньшинства есть ясный план, а большинство страдает от отсутствия такого же доступного представления о дне грядущем. Такое может случиться, когда у меньшинства есть мощные союзники, а у большинства нет ничего, кроме апатии, и разочарования, и всякий раз не сбывающихся надежд.

Ну, допустим, исчезнет Молдавия! Жалко — не жалко? Нет никаких особых эмоций на сей счёт. Ну да ведь ещё и Солженицын четверть века назад написал про это: мол, пусть Молдавия уходит, «если её к Румынии больше тянет». К тому же вон сколько новых государств появляется буквально на глазах. Только за последние пятнадцать лет — Косово, Осетия, Абхазия, Черногория, Южный Судан, Восточный Тимор. Одним государством больше, одним меньше — показатели совокупной геополитической бухгалтерии не пострадают. Не очень ясно, какими неприятностями сулит провал «молдавского проекта» в более прагматическом плане. Для России? Для Украины? Для Европейского союза?

Для самой Молдавии?

Основные перипетии молдавской политической жизни — не в топе новостных потоков последних лет. Приднестровская война, неподписанный меморандум Козака и сожжённый в 2009 году Парламент — кажется, это первое и последнее, что всплывает в коллективной памяти российской экспертной аудитории.

Ещё вспоминают, что недавно этой страной управляли «непонятные коммунисты», то ли пророссийские, то ли пронатовские, которые то ли предали Москву и отказались от российского плана воссоединения с Приднестровьем, то ли предали американцев, слишком увлёкшись «пророссийским вектором» в своей евромодернизации. И как бы именно за это негодующая либеральная общественность сожгла молдавский парламент.

Продвинутая часть экспертного сообщества в курсе, что последние пять лет в Молдавии практически единолично из тени правит олигарх Владимир Плахотнюк, являющийся одновременно гражданином Молдавии, России и Румынии. Ему удалось подчинить своему финансовому влиянию большинство политических партий, взять под личный контроль судебную систему, прокуратуру, силовиков, скупить и собрать воедино все СМИ, закрыть влиятельный оппозиционный канал и безоговорочно жёстко устремиться в сторону «европейских свобод и ценностей», НАТО и Румынии. При этом очередная «демократическая общественность» все последние годы устраивала под красными флагами демонстрации, на которых собирала десятки тысяч человек, требуя изгнания олигархов из власти, верховенства права, демонополизации СМИ, восстановления гражданских свобод и вступления Молдавии в Таможенный союз. Масштабы этих акций на порядок превосходили все унионистские марши вместе взятые, но в мировых СМИ о них не было почти никакой информации. Акции были демонстративно мирные.

А ещё известно, что совсем недавно из резервов Национального банка Молдавии сами власти украли миллиард евро — сумму, близкую к годовому бюджету этого трёхмиллионного государства, а главный партнёр Молдавии — Европейский союз — вместо того, чтобы ударить своих молдавских подопечных указкой по ладоням, называет её премьер-министра человеком, которым следует гордиться. Точнее, немного по-другому. Председатель Европейского союза Дональд Туск назвал премьер-министра Молдовы «самым многообещающим политиком Европы». И добавил: «Молодой, решительный, храбрый. Вы знаете, нам нужны мужественные люди и мужественные политики в это время». Этот знаковый и весьма редкий комплимент прозвучал не только в самый пик скандала с украденным миллиардом. Как раз за пару недель до визита Туска в Молдавию достоянием широкой публики стала ещё одна позорная история. Доподлинно выяснилось, что местный премьер-министр подделал диплом о высшем образовании и аттестат зрелости.

Путаная картина. Этакая Украина наоборот. Против диктатуры олигархов, против победившей коррупции, за восстановление «попранных демократических институтов» и хрестоматийных «европейских свобод» в Молдавии борется очень влиятельная левая, фактически пророссий-ская оппозиция. Но это ещё не всё. Очевидно, что «наоборот» — то есть зеркально иначе — в этой картине выглядят не только сама Молдавия, но и Россия с Западом. Если смотреть из Кишинёва, то кажется, что они тут как будто поменялись своими уже избитыми и подчас карикатурными имиджами. Европа всё отчётливее приобретает черты циничного надзирателя, а с Россией связывают надежды на перемены к лучшему.

Почти десять лет назад российский политолог Дмитрий Фурман по этому поводу тонко заметил: «Внимание экспертов прежде всего привлекают страны, играющие большую роль на мировой арене, а не те, что обладают редкими или даже уникальными свойствами. В противном случае работ о Молдове было бы, наверно, больше, чем о любой другой посткоммунистической либо постсоветской стране. Ибо Республика Молдова как раз и есть “полудинозавр-полуптица”». Но для такого странного образа, для столь необычного поведения, выходящего за рамки предсказуемых приличий, есть другое определение. Трикстер! — Слово из психоанализа, фольклористики и мифологии. «Джокер» — самый близкий его смысловой аналог, правда, из другой сферы.

Ни свой, ни чужой. Бескорыстный мошенник и отчаянный плут. Вероломный провокатор и находчивый ловкач. Скорее хитроумный, чем храбрый. Обманщик и сноровистый трюкач. Часто пьяный, а ещё чаще — кажущийся пьяным. И до комичности простоватый, если не принимать во внимание, что роль простака — одно из самых эффективных средств камуфляжа, особенно среди статусных персон, пафосно отслеживающих все оттенки собственного величия. Всегда разный, но никогда — не эпический герой, не великан, не силач и, конечно же, не воплощение безоговорочного зла в любом из его известных обличий!

Хотя и тут есть свои особенности. Все, кто так или иначе были вынуждены взаимодействовать с подобными персонажами, многократно убеждались, что приручить трикстера — дело не простое, а затевать с ними конфликты — гиблое. Трикстера бесполезно пороть. Как Труффальдино из Бергамо, он будет безоговорочно следовать исключительно своим представлениям о преимуществах положения «слуги двух господ», либо, подобно Одиссею, коварно ослепит циклопа, ну или, как «кот в сапогах», жестоко разыграет великана-людоеда. Можно лишь терпением и собственным благородством завоевать его доверие. Надёжного стратегического партнёра, исполненного высоких целей, из него может и не выйти, а вот нежданно-негаданный союзник, приходящий на помощь в самый непостижимый и критический момент, это как раз он — трикстер. Будь то в обличии пройдохи-лиса Ре-нара, того же Одиссея с его циничным розыгрышем благородных троянцев при помощи «дарёного коня», или многими любимого Саида, который обычно являлся только тогда, когда «стреляли».