Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Том 6. Одна любовь. Небо голубое. Соборный благовест

Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников"

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Том 6. Одна любовь. Небо голубое. Соборный благовест - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 33

Изменить размер шрифта:

«У правительства – нагайки, пулемёты и штыки…»

У правительства – нагайки, пулемёты и штыки.

Что же могут эти средства? Так, немножко, пустяки.

А у нас иное средство, им орудуем мы ловко,

Лютый враг его боится. Это средство – забастовка.

Рядом с ловкой забастовкой очень весело идёт

Хоть и маленький, но тоже удалой и злой бойкот.

Земле

В блаженном пламени восстанья

Моей тоски не утоля,

Спешу сказать мои желанья

Тебе, моя земля.

Производительница хлеба,

Разбей оковы древних меж,

И нас, детей святого неба,

Простором вольности утешь.

Дыханьем бури беспощадной,

Пожаром ярым уничтожь

Заклятья собственности жадной,

Заветов хитрых злую ложь.

Идущего за тяжким плугом

Спаси от долга и от клятв,

И озари его досугом

За торжествами братских жатв.

И засияют светлой волей

Труда и сил твои поля

Во всей безгранности раздолий

Твоих, моя земля.

«День безумный, день кровавый…»

День безумный, день кровавый

Отгорел и отзвучал.

Не победой, только славой

Он героев увенчал.

Кто-то плачет, одинокий,

Над кровавой грудой тел.

Враг народа, враг жестокий

В битве снова одолел.

Издеваясь над любовью,

Хищный вскормленник могил,

Он святою братской кровью

Щедро землю напоил.

Но в ответ победным крикам

Восстаёт, могуч и яр,

В шуме пламенном и диком

Торжествующий пожар.

Грозно пламя заметалось,

Выметая, словно сор,

Всё, что дерзко возвышалось,

Что сулило нам позор.

В гневном пламени проклятья

Умирает старый мир.

Славьте, други, славьте, братья,

Разрушенья вольный пир!

Искали дочь

Печаль в груди была остра,

Безумна ночь, –

И мы блуждали до утра,

Искали дочь.

Нам запомнилась навеки

Жутких улиц тишина,

Хрупкий снег, немые реки,

Дым костров, штыки, луна.

Чернели тени на огне

Ночных костров.

Звучали в мёртвой тишине

Шаги врагов.

Там, где били и рубили,

У застав и у палат,

Что-то чутко сторожили

Цепи хмурые солдат.

Всю ночь мерещилась нам дочь,

Ещё жива,

И нам нашёптывала ночь

Её слова.

По участкам, по больницам

(Где пускали, где и нет)

Мы склоняли к многим лицам

Тусклых свеч неровный свет.

Бросали груды страшных тел

В подвал сырой.

Туда пустить нас не хотел

Городовой.

Скорби пламенной язык ли,

Деньги ль дверь открыли нам, –

Рано утром мы проникли

В тьму, к поверженным телам.

Ступени скользкие вели

В сырую мглу, –

Под грудой тел мы дочь нашли

Там, на полу.

«Четыре офицера…»

Четыре офицера

В редакцию пришли,

Четыре револьвера

С собою принесли.

Они сказали грозно,

Схватившись за мечи:

«Пока ещё не поздно,

Покайся, „Русь“, молчи.

Писаньями обижен

Полковник храбрых, Мин,

Который столь приближен

К вершинам из вершин.

Коснулися вы чести

Геройского полка,

Так страшной бойтесь мести,

Отложенной пока.

Наш храбрый полк, писаки,

Достоин русских войск, –

В Гороховой атаке

Был дух его геройск.

Был сразу враг сконфужен,

Чуть щёлкнули курки,

И даже стал не нужен

Лихой удар в штыки.

Итак, не сочиняйте

Про славу наших рот:

Казённый „Вестник“, знайте,

Достаточно наврёт.

А если правды слово

Прочтём о нас в „Руси“,

Поступим так сурово,

Что Боже упаси.

Возьмём крутые меры,

И сами вчетвером

Не только револьверы,

И пушку принесём».

Умолкли все четыре.

Свершивши этот акт,

И, грудь расправив шире,

Ушли, шагая в такт.

Спутник

По безмолвию ночному,

Побеждая страх и сон,

От собратьев шёл я к дому.

А за мной следил шпион;

И четою неразлучной

Жуткий город обходя,

Мы внимали песне скучной

Неумолчного дождя.

В темноте мой путь я путал

На углах, на площадях,

И лицо я шарфом кутал,

И таился в воротах.

Спутник чутко-терпеливый,

Чуждый, близкий, странно-злой,

Шёл за мною под дождливой

Колыхающейся мглой.

Утомясь теряться в звуке

Повторяемых шагов,

Наконец тюремной скуке

Я предаться был готов.

За углом я стал. Я слышал

Каждый шорох, каждый шаг.

Затаился. Выждал. Вышел.

Задрожал от страха враг.

«Барин, ты меня не трогай, –

Он сказал, дрожа как лист, –

Я иду своей дорогой.

Я и сам социалист».

Сердце тяжко, больно билось,

А в руке дрожал кинжал.

Что случилось, как свершилось,

Я не помню. Враг лежал.