Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики - Коллектив авторов - Страница 29

Рассмотренные ниже примеры относятся к бушменским племенам!ко и Г/уи из пустыни Калахари (Африка), одному тибетскому монастырю, непальской касте невари, южноамериканским индейцам яномами из бассейна р. Ориноко (Венесуэла), папуасам медлпа с побережья острова Новая Гвинея и папуасам эйпо из внутренних нагорных областей Новой Гвинеи (см. также гл. 2).

Бушмены!ко из пустыни Калахари (Ботсвана): танец медоеда Медоед-небольшое местное млекопитающее. Он настолько свиреп, что иметь с ним дело избегают даже львы и леопарды. Танец медоеда — это, по-видимому, символический ритуал, которым танцующие как бы бросают вызов агрессивному зверьку. Исполняется он с огромным воодушевлением и очень весело. Один из танцующих (а их бывает 10 или 11) изображает самого медоеда: время от времени он делает угрожающие выпады в сторону своих «врагов». Враги же то и дело к нему подскакивают, пробегают у него перед носом и часто перепрыгивают через него по- лягушачьи.

Мы наблюдали этот танец в видеозаписи, начатой уже тогда, когда танцоры приступили к исполнению. Издавая что-то вроде приглушенного похрюкивания, они обозначали джазоподобный ритм (J j J^ j)

все время в одном и том же темпе. Через 59 с после начала записи исполнявшаяся часть танца завершилась, и в последующие 1 мин 57 с танцоры отдыхали. Затем они возобновили пляску. Так это продолжалось с полчаса, хотя на ленте запечатлен всего лишь десятиминутный отрывок.

Темп определялся описанным выше способом — путем измерения длины магнитной ленты. Мы измерили два темпа: сначала перед самым перерывом, а затем сразу после возобновления пляски. Оказалось, что и до, и после перерыва на один такт приходилось 0,641 с. Темп остался тем же самым с точностью до 1 мс. Словом, соотношение темпов составило 1: 1, и никакого отклонения не было.

Примечательно еще и то, что в продолжение всего почти двухминутного (1 мин 57 с) перерыва исполнители не выказывали никаких внешних признаков продолжения ритма. Они не притопывали, не напевали и вообще ничего подобного не делали, а просто отдыхали, лежа на земле, и обменивались шутками. «Руководитель» (он же деревенский староста) проявлял неудовольствие: ему казалось, что молодежь отплясывала не так, как надо. Остальные отвечали на это смехом, и в конце концов спор уладился. Кто-то предложил возобновить пляску, что и было сделано. Видимо, руководящий ритм танцоры сохраняли «в себе».

Тибет: культовая музыка

Следующий пример — тибетского происхождения. Позаимствован он в монастыре Дхарамсала, находящемся в непальской провинции Хима-чал на границе с Тибетом. Стоит монастырь на земле Непала, но по всем своим культовым отправлениям он сугубо тибетский. Монастырь, между прочим, тот самый, где пребывает в изгнании далай-лама. Туда выезжала сотрудница Института им. Макса Планка (г. Зеевизен) Аннет Хейне-ман; сделанные ею музыкальные записи она предоставила в наше распоряжение.

Музыка — явно ритуального свойства — записана во время религиозной службы, когда все ее участники сидели. Это весьма существенно, так как позволяет предположить полное или почти полное отсутствие внешнего ритмического воздействия. Имеются в виду всякого рода телодвижения, помогающие поддерживать заданный темп. И их действительно не было: это подтверждает сама г-жа Хейнеман. Исполнение было начато группой мужских голосов баритональной высоты. Отсчета ритма в их распеве не было никакого — ни отбиваемого, ни ощущаемого, ни согласуемого как-либо иначе. Через 29 с такого пения вступил оркестрик, состоявший из гонгов и цимбал. Его музыка была отчетливо ритмична, метрическая единица легко поддавалась измерению. Когда лента прокрутилась на 42 с, отбивка ритма, прекратилась. Возобновилось пение, сходное с прежним, но хор на этот раз состоял из детей и молодых женщин. И опять невозможно было уловить никакого ритма. Спустя двадцать секунд снова вступили цимбалы и барабаны.

При первом вступлении ударных инструментов продолжительность одного «такта» составляла 0,472 с, а при втором — 0,231 с. Отношение этих величин 0,472:0,231 составляло 2,043. Это не что иное как 2: 1 с отклонением в 5 мс, т. е. на 2,1 %. Пять миллисекунд — это намного ниже установленного нами порога восприятия, а 2,1 % — намного ниже коэффициента Вебера, так что отклонение от 2: 1 несущественно.

Непал: музыка касты невари

Следующий пример — из Непала: это богослужебная музыка касты невари, исполняемая на ударных и двух флейтах. Она просто замечательна своим набором и соподчинением темпов. Все исполнение уложилось в 8 мин 8 с. Музыканты импровизировали вариации на простенькие мотивы. Проиграв очередной отрывок в неизменном темпе, они начинали ускорять игру. Моменты начала этих ускорений выделялись совершенно отчетливо, так же как и моменты окончания. После периода ускорения устанавливался новый темп, некоторое время сохранявший постоянство. Затем следовало еще одно ускорение (иногда — замедление), и происходил переход к следующему темпу. Было и несколько таких мест, где темп изменялся скачкообразно.

Всего за время исполнения устанавливались двенадцать темпов. Смежные темпы соответствовали отношениям между небольшими целыми числами: ни одно из отклонений не превысило порога восприятия. В самой середине исполнения произошел прелюбопытный сбой: темп как будто

«икнул» и изменился в соотношении 4:3,5 (т. е. 8:7). Звучание в этом месте оставляет впечатление, что музыканты собрались было изменить темп в соотношении 4:3, да что-то у них не получилось: перемена удалась только наполовину, и темп оказался выбит из фазы на полшага.

Но самое замечательное то, что начальный темп относился к конечному как 3:2 (точнее, 0,471 с: 0,325 с). Отклонение от идеала составило 11 мс, т. е. 3,5 %. И хотя в середине был «вывих», система темпов сработала с такой точностью, что между начальным темпом и конечным через разделявшие их 6,5 мин перекинулся мостик точного целочисленного соотношения. Отклонение не превысило установленных ранее пределов — абсолютного порога восприятия и коэффициента Вебера.

Бассейн реки Ориноко (Венесуэла): ритуал «химу» у индейцев племени яномами

У яномами есть ряд обычаев, смысл которых состоит в очень осторожном и тонком

«прощупывании» того, с кем вступаешь в контакт. Таков, например, обычай приветствия незнакомца, появляющегося в селении. Его обычно встречает где-нибудь на «околице» всеми уважаемый член общины и заводит с ним долгий разговор. Толкуют они до тех пор, покуда старожил не убеждается, что намерения у пришельца добрые; только тогда его привечают.

Еще один такой обычай— «химу». Его подробно изучил антрополог Кеннет Гуд, работавший раньше в Зеевизене и поживший среди яномами. «Химу» — это торг или, выражаясь точнее, межличностное взаимодействие, приводящее к заключению меновой сделки. Соглашению здесь тоже предшествуют продолжительные переговоры. Есть и своя психологическая подкладка, но она куда тоньше. А вдруг «продавец» заломит за свое добро столько, что «покупателю» оно окажется не по средствам и он вынужден будет в этом сознаться? А сознаваться неприятно. Вот и приходится заботиться о том, чтобы в ходе торга предполагаемый покупатель — свой же брат — соплеменник — не был обижен. Точно так же и покупатель был бы тогда вынужден обидеть продавца — пожаловаться, что запрошенная цена непомерна. До этого тоже доводить нельзя. В общем, как и при всяком торге, суть дела обставлена множеством околичностей, хотя в обсуждаемом случае все они соответствуют принятому ритуалу.

Ритуал этот очень длинный. «Химу», о котором здесь идет речь, записан Кеннетом Гудом в 1979 г. Торг продолжался более часа, но кассеты Гуда хватило лишь на 45 мин. Почти 38 мин этой записи были подробно изучены. «Химу» — обряд речевой, но в то же время и музыкальный, ибо слова III произносятся нараспев. Он, кстати, известен еще как «торговый напев» или «певучий торг». Пение идет попеременно: продавец запевает, и ему тут же отвечает покупатель. Чередование реплик продолжается очень долго, и ведет всегда продавец. В нашем случае его речь была на удивление музыкальна — и ритмом, и переменами тона она очень напоминала песню. Более того, в ней выделялись «строфы» — чаще всего тройные. Порой течение мыслей понуждало продавца отступать от принятого размера, но всякий раз ему удавалось очень быстро к нему вернуться. В итоге вся церемония приобрела музыкальный облик — произносившиеся речи звучали как песни. Действо было целиком подчинено своему «дирижеру», который оказался подлинным виртуозом: его распев поражал своим построением и интонациями.