Всему свое время - Быстрова Ирина - Страница 26

Маруся

Я уже все распланировала. Главное – план, так ведь? Сначала закреплюсь в РЭУ, начну получать зарплату. Какую-нибудь ведь все равно получу. Когда разговаривала с начальником, не очень сообразила, какую именно, а переспрашивать постеснялась. У них как-то сложновато все рассчитывается. Или он так непонятно объяснял? Как бы то ни было, я стану зарабатывать свои собственные деньги. Смогу покупать на них книжки. И может быть, хватит даже на курсы.

Получиться нужно, как же без этого? Тем более, что бухгалтерию совершенно не помню. Даром что у нас ее читали целых полтора года. Да и Лариса говорит, что с тех пор все сильно изменилось. Новые правида, новые законы. Понятно, что от обычного бухгалтера, на должность которого меня берут в РЭУ, многого не требуется. Сиди себе в уголке, вороши бумажки, считай. Сводить все это будут другие. У кого и опыта побольше, и знаний. Вот до них мне и не мешало бы доучиться. Так что, как только освоюсь, сразу же на курсы. Надо бы найти такие, где занятия днем. Чтобы вечером, когда все будут дома, я тоже была.

Так и буду потихоньку двигаться вперед. Конечно, хотелось бы побыстрее… Просто распирает. Хочется посмотреть, как станет реагировать Петя на мои подвиги.

Так я думала те несколько дней, что оставались до момента выхода на работу. Предвкушала, как будет забавно возвращаться с работы, как все другие нормальные люди, как за ужином буду рассказывать о прошедшем дне – словом, в радужных красках все рисовалось.

И потому все, что случилось в понедельник, было точно обухом по голове.

Я еле дождалась, когда Петя закончит свой традиционный рассказ о том, как у него прошел день. Он всегда подробно докладывал о своем бизнесе. О сделках, партнерах, каких-то офисных мелочах. Не знаю, зачем ему все это. Может, чтоб ребятишки были в курсе? Он же наверняка будет передавать им свое дело. Я лично его рассказы всегда мимо ушей пропускала. Многое просто было непонятно, а многое – неинтересно. А вот Антошка, бывало, задавал вопросы. Да и вообще, всегда слушал довольно внимательно. Леночку это меньше интересовало. Конечно, девочка же. Но тоже – отца не перебивала, его речи терпеливо выслушивала до конца.

Вот и в тот понедельник все было как всегда. Сели. Приступили к еде. Петя начал вещать о своем. Дети кивали, что-то спрашивали. Я же не прислушивалась к разговору. Потому что все силы потратила на то, чтобы сдержать свое желание перебить Петю и выложить свои впечатления первого трудового дня.

А впечатлений море. Столько узнала нового. И о том, что придется делать, и о жизни вообще.

Но вот Петя умолк. Я сбегала за чайными приборами, разлила по чашкам чай.

– А вот у меня сегодня… – И трещала, не переставая, несколько минут.

Наверное, то была самая длинная моя речь за все годы семейной жизни.

Но что это? Все как будто меня не слышат. Лена включила телевизор, принялась рыскать по каналам. Антошка вытащил мобильник и шлет кому-то эсэмэски, Петя со скучающим видом пьет чай и, похоже, думает о чем-то своем. А я… я изливаюсь в пустоту.

Закончила. Тишина. Все молчат, каждый занят своим. Никаких вопросов или хотя бы комментариев вроде «Ну, ты, мама, даешь!» или «Молодец». А я аж запыхалась, пока рассказывала. С непривычки и от волнения. Как выяснилось, зря.

Обида спазмом сжала горло. Почему? Почему Петю слушали, а меня нет? Как будто я на экране телевизора, у которого выключили звук.

Я, правда, удержалась от слез. Поняла, что если дам слабину и расплачусь, то лишь еще больше подпорчу себе.

Петя пожелал секса в эту ночь. Честно сказать, хотела отказать ему, но потом побоялась. Он бы спросил почему, а мне что ответить? Потому что вы меня не слушали? Вроде как детский сад какой-то. Или так и надо было сделать? Я ничего уже не понимаю. Как все было просто до того. До той девушки в самолете…

Все остальные дни той недели происходило то же, что и в первый день. Меня распирало от новостей, я вываливала их на своих домочадцев, а они будто отгораживались от меня стеклянной стеной. Никак, никак не реагировали.

В чем дело? Может, Петя мстит мне за то, что я пошла работать? Тогда просто запретил бы, когда я впервые завела разговор об этом. И что? Я бы подчинилась? Я не знала.

«Я должна быть сильной» – так надо мне. Это как раз и отличает ту девушку из самолета от меня. Я должна быть сильной. Все пережить, стерпеть и добиться своего. Вот только ой как не просто это было.

Как можно быть сильной в одиночку? Без поддержки? Мы же все – часть какого-нибудь сообщества.

Вот я – часть семьи. Когда говорю «я», подразумеваю себя не как индивидуальность, а как составную часть чего-то большего. И это «большее» сейчас игнорировало мои планы и интересы, просто плевало на них, если уж говорить прямо. Почему? Неужели потому, что я осмелилась на собственное мнение?

Мне бы отмахнуться от этого и просто продолжать делать то, что я запланировала. В конце концов, покой в семье – это очень важно, ради этого стоит задвинуть подальше свои амбиции (а то, что со мной происходит, – это амбиции или нет?). Вот когда добьюсь больших успехов, можно будет и голос подать. Многие женщины так живут. На вид тихие мышки, а на самом деле – о-го-го! Но в меня будто бес какой-то вселился. Я не могла продолжать в том же духе. Мне нужно было любой ценой привлечь их внимание. В первую очередь Петино. Я ведь только ради этого и затеяла всю бодягу! Продиралась сейчас сквозь дебри цифр, в которых ровным счетом ничего не понимала, отношения налаживала с людьми очень разными, далеко не все из них мне нравились – ради чего? Ради этого самого. Ради того, чтоб Петя вновь взглянул на меня прежними глазами.

– А я записалась на курсы, – как-то сообщила ему.

– Угу, – кивнул он. И все.

– А у нас проверка, – поделилась я на следующий день. – Все трясутся.

– А… – Он продолжал перелистывать газету как ни в чем не бывало.

– Меня похвалили, – похвасталась спустя еще пару дней. – Сказали, что быстро осваиваюсь.

Петя подошел к плите и принялся накладывать себе гуляш, который я только что приготовила. Молча. Как будто я радио, болтающее о пустяках. Фон, который так привычен, что его не замечаешь. Он же не нарочно, вдруг мелькнула мысль. Он не специально это делает. Не наказывает меня. Он действительно не слышит меня. Он так привык за все эти годы.

Я застыла. Сидела за столом, смотрела на Петю и слушала, как колотится сердце. Он меня просто не слышит. Я для него – пустое место. Никогда не слышал, и ничто не заставит его изменить этой привычке.

– Ты слышишь? – дрожащим голосом спросила я.

– Что? – Петя обернулся ко мне.

– Ты слышал то, что я только что сказала? – Я почувствовала, как в душе нарастает злость.

– Я думал о своем, – буркнул Петя, поставил тарелку на стол, подошел к подоконнику, где стояла хлебница, взял хлеб.

Все медленно, спокойно, уверенно. Он всегда был таким. Редко выходил из себя. «Сейчас, – внезапно подумала я, – сейчас я встряхну тебя! Ты у меня запляшешь!» – и, не успев сообразить, что делаю, выпалила:

– Я знаю, у тебя есть любовница!

Петя дернулся, уставился на меня белесыми глазами, помолчал немного, потом взял разделочную доску и нож. Все так же молча отрезал кусок хлеба и достал из холодильника горчицу. Я тоже молчала, не из тактических соображений – какие у меня могут быть тактические соображения? – просто я сказала главное, на остальное у меня не осталось запала. Закружилась голова. Хоть бы не свалиться в обморок. Петя сел, взял вилку, но есть не стал, просто сидел, крутил вилку в руках и думал. Молчание становилось невыносимым.

– Ее зовут Алена, – еле слышно пробормотала я.

– Ну и дальше-то что? – спросил он.

– Как что? – растерялась я. – Ты изменяешь мне и еще спрашиваешь: «Дальше-то что?»

Он рассматривал меня, как будто увидел впервые. Сверлил глазами минут пять, не меньше, и все это время молчал, постукивая вилкой о край стола. Потом пожал плечами: