Приёмыш на заклание - Куин (Квин) Эллери - Страница 4

Старик помахал рукой, чтобы привлечь ее внимание. Женщина растерянно взглянула в его сторону.

— Нельзя ли купить здесь немного бензина? — крикнул он.

Женщина энергично затрясла головой, предостерегающе показывая в сторону коляски. Квин выбрался на пристань и направился к ней, шагая по песку. Песок был отличный, чистый, словно свежевыстиранная скатерть, и у старика возникло чувство неловкости, что он портит его, оставляя на нем свои следы.

— Извините, — сказал он, снимая шляпу. — Я разбудил ребенка?

Нянька осторожно склонилась над коляской и тут же выпрямилась с улыбкой.

— Нет, нет. Он спит как сурок.

Ричард Квин подумал, что никогда прежде не видел более приятной улыбки. Женщина была довольно крупная, пышущая здоровьем: красивый носик шелушился от загара. «Ей около пятидесяти», — решил он. У него был богатый опыт в определении возраста; на вид же ей нельзя было дать больше сорока.

Она отошла с ним в сторону от коляски.

— Не хватило горючего?

— Да, забыл проверить бак. Это не мой катер, — извиняющимся тоном произнес он, — да и сам я не ахти какой мореплаватель. Едва добрался до вашей пристани — и тут увидел вас...

— Вы — нарушитель границы, — сказала она с усмешкой. — Это частное владение.

— Знаю, остров Нэр, — кивнул он. — Но я в отчаянии. Вы не разрешите мне купить немного соку для этой адской машины?

— Вам следует спросить об этом хозяина, мистера Хамфри, но уверена, что это ни к чему не приведет. Он даже может вызвать полицию из Таугуса.

— А он дома?

Старик усмехнулся при мысли о том, как будет мчаться сюда Эйб Перл для того, чтобы взять его под стражу.

— Нет. — Она рассмеялась, словно разгадав его мысли. — Они отправились катером в Ларчмонт — посмотреть на гонки яхт.

— Значит, если я сам помогу себе, никто не узнает?

— Кроме меня.

— Позвольте мне взять несколько галлонов. Я пришлю мистеру Хамфри чек.

— Вы поставите меня в неловкое положение.

— Я даже не упомяну вашего имени, — торжественно произнес он. — Кстати, как вас зовут?

— Шервуд. Джесси Шервуд.

— А меня — Ричард Квин, миссис Шервуд.

— Мисс Шервуд, — поправила она.

— О, — протянул он. — Рад познакомиться с вами.

— Я — тоже, — отвечала она.

Они улыбнулись друг другу. Ласково грело солнце. Голубое небо, солнечные блики на воде, ветерок, пахнущий солью.

— У меня нет никаких дел, мисс Шервуд, — сказал он. — Почему бы нам не посидеть и не поболтать вдвоем?

Улыбка исчезла с ее лица.

— Если мистеру и миссис Хамфри станет известно, что я встречаюсь с посторонними людьми в то время, как нянчу ребенка, меня мигом уволят и будут совершенно правы. А я очень привязана к маленькому Майклу. Боюсь, что не смогу принять ваше предложение, мистер Квин.

«Какая милая женщина», — подумал он.

— Виноват, — произнес Квин, — простите, но я подумал... Я — старинный приятель начальника таугусской полиции Перла. Я живу в их доме на взморье.

— Я, конечно, уверена, что мистер Хамфри не будет возражать, — сказала она. — Но он так беспокоится за ребенка!

— Это их первенец?

— Да.

— Что ж, тогда понятно. Родители никогда не могут быть излишне осторожны в отношении своих детей, особенно, если они богаты.

— Хамфри — мультимиллионеры.

— Начальник полиции говорил мне, что на острове Нэр живут богачи. Помню одно дело о похищении, которое расследовал несколько лет назад...

— Разве вы — полицейский офицер, мистер Квин?

— Был, — сказал он. — В Нью-Йорке. Но меня уволили в отставку.

— В отставку? Вас? В вашем возрасте?

— А сколько, вы думаете, мне лет? — воззрился он на нее.

— Лет пятьдесят пять?

— Ну, это вы говорите просто так.

— Я никогда ничего не говорю «просто так».

— Что ж, процитирую вам параграф 434-а тире 21, пункт «с» Административного кодекса города Нью-Йорка, — мрачно сказал он. — Там говорится буквально следующее: «Ни один из сотрудников полицейских сил, за исключением полицейских хирургов... » и так далее... «достигший возраста 63 лет, не может продолжать службу в полиции и должен быть уволен в отставку с зачислением на пенсию». — Он выложил все это одним духом и затем добавил: — Видите, я выучил это наизусть.

— Шестьдесят три... — Скептическое выражение появилось на ее лице.

— Исполнилось в последний день моего рождения.

— Никогда бы не поверила, — покачала она головой.

Послышался пронзительный плач.

Няня кинулась к коляске, и он последовал за ней. Он не мог не заметить, как округлы ее бедра, молоды плечи, красивы ноги.

Оказалось, что ребенок просто заплакал во сне.

— Скоро он проснется и будет просить есть, — нежно проговорила няня, поправляя полог. — Вы гостите здесь вместе с женой?

— Я — вдовец почти столько лет, сколько вам от роду, мисс Шервуд.

— Вы — душка! В январе мне исполнится пятьдесят. Вот уже двадцать пять лет, как я имею диплом медсестры.

— О, вы, должно быть, очень опытная медсестра! А разве ребенок болен?

— Боже мой, нет! Это здоровущий маленький поросенок!..

Именно таким он и был. У него были пухлые ручки и ножки, крепкая грудка и розовые щечки. Он спал, закрыв ручками голову, в смешной позе самозащиты и беспомощности; его шелковистые бровки были сдвинуты, словно он хмурился. Ричард Квин подумал: он выглядит, как... как... Но не смог найти нужного слова. Для выражения некоторых чувств не существует слов. Он был удивлен, что эти чувства все еще владеют им.

— Миссис Хамфри... Она так беспокоится за ребенка, что не хочет доверить его обыкновенной няне, — продолжала Джесси Шервуд. — А я почти все эти годы была педиатрической сестрой в родильном отделении. Обычно я не соглашаюсь на такую работу, как эта — совершенно здоровый ребенок! Я могла бы ухаживать за кем-нибудь, кто действительно нуждается в моей помощи. Но в последние годы я переутомилась и решила отдохнуть. А мистер Хамфри так щедр...

Она внезапно замолчала. Почему она говорит все это совершенно постороннему, незнакомому человеку?

— И вы никогда не были замужем? — как бы между прочим спросил Квин.

Выражение ее лица изменилось.

— Была помолвлена. Во время войны.

Глаза ее сузились, но на этот раз не от улыбки.

— Он был врач. Его убили в Нормандии.

Старик кивнул. Он стоял рядом с ней над коляской, глядя сквозь полог на спящего ребенка.

«О чем ты думаешь? — сказал он себе. — Энергичная, привлекательная женщина... А ты? Высушенный старый глупец».

Он принялся застегивать куртку.

— Не могу выразить, как мне было приятно собеседовать с вами, мисс Шервуд.

— Уже уходите?

— Да, мне пора, Бекки... — я хочу сказать: миссис Перл — будет нервничать, если я опоздаю к ленчу. Она пытается нарастить немного мяса на моих костях.

— Не понимаю, зачем? — удивилась Джесси Шервуд. — Мне кажется, вы прекрасно сложены...

— Для человека моего возраста? — Он улыбнулся. — Надеюсь, мы еще встретимся.

— Да, — сказала она, понизив голос. — Я не знаю здесь ни одной живой души. По четвергам я просто с ума схожу. Это мой выходной...

— Я понимаю вас, — просто сказал он. Улыбка застыла у него на лице. — Что ж, до свидания, мисс Шервуд. Еще раз спасибо.

— До свидания, — ответила Джесси.

... Он даже не помахал ей на прощание рукой, когда катер отошел от пристани.

Четвертое июля пришлось на понедельник и стало одним из самых шумных празднований Дня независимости, которые когда-либо знала медсестра Шервуд. Несмотря на запрет, фейерверки вспыхивали, свистели, шипели и пронзительно завывали в небе над островом Нэр весь день и вечер напролет, отчего маленький Майкл все время капризничал. Его настроение передалось всем обитателям дома. Миссис Хамфри заламывала руки и не находила себе места; миссис Шарбедо, повариха, пережарила телятину и яростно переругивалась с миссис Ленихэн, экономкой. Миссис Ленихэн придиралась к Розе Хили, горничной верхнего этажа, и унижала Марию Томкинс, горничную нижнего этажа. Даже старый садовник Столлингс, невозмутимейший из людей, грозился расквасить нос шоферу Генри Каллэму, если тот будет осаживать машину на газон.