Леди Джейн - Джемисон Сесилия Витс - Страница 3

Мадам Жозен

Мадам Жозен была креолкой полуфранцузской-полуиспанской крови. Резкая в движениях, мускулистая, мадам была некрасива: большие черные глаза навыкате, нос клювом, узкие губы (когда она молчала, они казались обрывком красной ниточки). Однако она умела придать своему лицу привлекательное выражение, возводя, будто с мольбой, глаза к небу. Надо сказать, мадам довольно часто прибегала к этой уловке. Глядя в такую минуту на ее кроткие бархатистые глаза, никто бы не поверил, что характер у мадам прескверный. Впрочем, хватало одного взгляда на нижнюю часть лица – вас тут же охватывало чувство отвращения к старой креолке.

У мадам Жозен были две слабости: она очень любила негодяя сына и страстно желала, чтобы все знакомые хорошо отзывались о ней. Тому, что она упорно старалась составить себе репутацию уважаемой женщины, удивляться не стоит. Ведь на ее долю выпало много испытаний.

Когда она была молода, ей предрекали завидную будущность. Как же иначе? Она была единственной дочерью зажиточного местного булочника по фамилии Бержеро. В наследство от родителей ей досталось большое состояние. Выйдя за дурного, но смекалистого человека, увлеченного политикой, мадам Жозен в первый год замужества была довольно счастлива и все мечтала поскорее зажить как знатная дама. Увы, мечты ее не сбылись – у мужа оказался бешеный нрав. У них начались ссоры. И как-то в гневе муж столкнул ее с лестницы. Мадам Жозен сломала ногу и навсегда осталась калекой. Вскоре на нее обрушилось другое горе – мужа уличили в тяжких преступлениях и приговорили к пожизненному заключению. Через какое-то время он умер в тюрьме, оставив жену и маленького сына нищими. Ей пришлось работать ради куска хлеба. Из важной дамы она превратилась в прачку. Но стирала она тонкое белье и поэтому смогла снять приличную квартиру на окраине Нового Орлеана.

Как же горевала бедная вдова! Легко ли было мириться с таким положением? Муж окончил свои дни преступником, от состояния ничего не осталось, сама она, состарившаяся, хромая поденщица, нередко голодала целыми днями. А тут еще неприятности за неприятностями из-за Эраста, который, по-видимому, унаследовал от отца только пороки и считался в городском училище первым негодяем; товарищи и соседи старались держаться от него подальше. Из-за сына мадам пришлось переезжать – все дальше и дальше от районов, где жили зажиточные люди. И наконец она очутилась в беднейшем предместье – Грэтне.

Мадам Жозен занимала одноэтажный домик, где имелось всего две просторные комнаты и каморка, служившая кухней. Вход был прямо с улицы – в дом вели две ступеньки перед дверью, выкрашенной зеленой краской.

В тот вечер, о котором мы повествуем, мадам Жозен в черной юбке и белой кофте сидела у себя на крыльце и беседовала с соседками. Дом, где она жила, выходил на улицу, спускавшуюся к парому. Из-за хромоты мадам Жозен не могла пойти на пристань и посмотреть на пассажиров, а потому удовлетворяла свое любопытство, наблюдая за проходившими по улице приезжими со ступенек крыльца.

Июльский вечер был душным. Мадам Жозен чувствовала какую-то странную усталость, и настроение у нее было прескверное. В тот день ей не повезло: она не угодила жене богатого местного купца Жубера, отдавшей в стирку кружева; заказчица выбранила мадам Жозен и отказалась принять работу. А деньги были так нужны!

– Уж я тебя проучу, гордячка! – ворчала себе под нос мадам Жозен. – Кружева твои будут чистенькие, так и быть, но они расползутся, как только ты их наденешь!.. Ох, как я устала! Как хочется есть! А в доме, кроме кофе да холодного риса, ничего нет!

Соседки разошлись; оставшись одна, мадам принялась зевать. Она зевала, качала головой и сокрушалась – ну почему она хромая! А то бы сбегала на станцию, на людей бы посмотрела!

В эту минуту раздался гудок подъезжавшего поезда.

– Немного сегодня приехало, – проговорила мадам Жозен, наблюдая за небольшой группкой пассажиров, с дорожными мешками и узлами спешивших по улице, мимо ее дома, к перевозу.

Спустя несколько минут – уже стало темнеть – улица опустела.

– А это еще кто? – удивилась мадам Жозен, увидев даму в трауре и маленькую девочку, подходивших к ее дому. – Наверняка приезжие, но почему они не торопятся? Паром без них уйдет... Ведь опоздают!

Мать и дочь были в нескольких шагах от дома. Девочка тащила в одной руке высокую, узкую корзину, а другой крепко держалась за мамино платье. Обе путницы казались растерянными. Мать хотела было идти дальше, но девочка удержала ее.

– Остановимся здесь, мама, отдохнем! – сказала она умоляющим голосом.

Дама в трауре подняла вуаль и тут только заметила мадам Жозен, вперившую в нее взгляд.

– Позвольте нам отдохнуть здесь немного, я совсем без сил, мне дурно... – проговорила слабым голосом молодая женщина. – Не дадите ли мне стакан воды?

– Сейчас, милая, сейчас! – засуетилась мадам Жозен, забыв о своей хромоте. – Зайдите в дом, прошу вас, и сядьте в мою качалку. На перевоз вы уже опоздали.

Измученная молодая женщина охотно вошла в дом. В комнате – сразу за входной дверью – было тихо, прохладно; широкая кровать с безукоризненно чистой постелью так и манила к себе. Мадам Жозен особенно гордилась опрятностью своей спальни.

Молодая женщина почти упала в кресло-качалку, откинула голову на подушку и выпустила из рук чемодан. Девочка поставила корзину на ближайший стул и прижалась к матери, с испугом осматривая чужую комнату. Мадам Жозен, ковыляя, вернулась со стаканом воды и пузырьком нашатырного спирта. Она ловко сняла с головы гостьи шляпу, обвитую тяжелой траурной вуалью, освежила мокрым полотенцем горячий лоб и руки, дала понюхать спирта. Малышка, крепко державшаяся за платье матери, то и дело спрашивала вполголоса:

– Мама, мамочка, тебе лучше?

– Лучше, душенька! – ответила мать минуты через две и, обернувшись к мадам Жозен, тихо произнесла: – Как я вам благодарна!

– А вы издалека приехали? – поинтересовалась мадам Жозен, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно мягче.

– Из Сан-Антонио. Но я нездорова, – молодая женщина вновь закрыла глаза и откинулась на спинку кресла.

Мадам Жозен сразу сообразила, что это люди небедные, а значит, ей будет чем поживиться.

– Да, да, путь не близкий и не легкий, особенно для больного человека, – заметила она. – А вас никто не ждет по ту сторону перевоза? Не приедут сюда справиться, куда вы делись?

– Нет, нас никто не ждет; я направляюсь в Новый Орлеан. У нас есть знакомые на Джексон-стрит, я думала остановиться у них и отдохнуть дня два. Напрасно я вышла на этой станции. На ногах не держусь!..

– Не тревожьтесь, милая! – принялась успокаивать гостью мадам Жозен. – Поспите, а когда паром вернется, я вас разбужу и сама провожу до перевоза, тут всего несколько шагов. Хоть и ковыляю, а все равно доведу вас в лодку. А на той стороне вы найдете экипаж.

– Благодарю, вы так добры! – проговорила молодая женщина, опуская веки и вновь откидывая голову на подушку.

Мадам Жозен изучала ее с минуту каким-то особенно сосредоточенным взглядом, а потом, переменив выражение лица, с нежной улыбкой обратилась к девочке:

– Подойдите сюда, душенька, я сниму с вас шляпу. Вам, наверно, жарко?

– Нет, не надо, благодарю вас, я останусь возле мамы, – ответила девочка.

– Как хотите. Но только скажите мне, как вас зовут?

– Меня зовут леди Джейн, – с самым серьезным видом ответила малышка.

– Леди Джейн! Самое подходящее имя! Настоящая маленькая леди! Присядьте по крайней мере; ведь вы устали.

– Я очень проголодалась, мне бы хотелось поужинать! – откровенно заявила девочка.

Мадам Жозен нахмурилась, вспомнив, что буфет пустой; но, чтобы развлечь ребенка, продолжала болтать, не умолкая. Вдруг послышался сигнал парома. Молодая женщина встрепенулась и принялась торопливо надевать шляпу, а девочка схватила в одну руку чемодан, в другую корзинку и весело вскричала:

– Скорей, скорей! Мама, пойдем!