Занавес молчания - Быстров Андрей - Страница 6

Даже в такой обстановке эвакуация из Пенемюнде готовилась тщательно. Фон Браун заботился о максимально полном демонтаже объектов – то, что не удастся увезти, предполагалось взорвать. Бензина не хватало войскам, но не ракетчикам: благодаря своевременному распоряжению рейхсфюрера они не испытывали недостатка в горючем. Две тысячи грузовиков и тысяча прицепов увозили двенадцать тысяч тонн грузов, включая узлы и детали ракет, научное оборудование, тонны документов, чертежей, рабочих журналов…

Среди нескольких тысяч эвакуируемых специалистов готовился к отъезду и Эберхард фон Шванебах. Он уезжал с тяжелым сердцем, и у него были на то причины.

6

Шпандоверхаген Январь 1945 года

В маленьком уютном домике Эберхарда фон Шва-небаха за полночь горел свет, и все окна были плотно зашторены в целях светомаскировки. Доктор любил этот дом, хотя чаще ночевал в одной из комнат подземного комплекса, но сейчас он сидел здесь в обществе ассистента Вольфганга Роде за столом, на котором дымился крепчайший кофе в чашках саксонского фарфора. Домработница, фрау Мюллер, давно ушла, никто не мешал беседе ученых.

– Куда я только не обращался! – сетовал доктор фон Шванебах, набивая обкуренную трубку. – Я дошел бы до самого рейхсфюрера, если бы меня подпустили к нему! А Кальтенбруннер меня просто вы­смеял. Невежда, солдафон! Для него мы что-то вроде шутов. Конечно, после провала программы «Кугельблиц»…

– Программа «Кугельблиц» вовсе не провалилась, – живо возразил Роде, и стекла его очков обиженно блеснули.

– Да, да, да… С нашей точки зрения. Но как оружие аппараты «Кугельблиц» оказались малоэффективными, и мы…

– Оружие! – фыркнул Роде. – А базовые технологии, а характеристики аппаратов? Радарная невидимость, мгновенные ускорения, электромагнитно-импульсные…

Фон Шванебах с досадой щелкнул ногтем по трубке и отложил ее, вместо того чтобы закурить.

– Не нужно перечислений, Вольфганг. Вот если бы можно было создать боевой самолет на основе этих технологий, тогда… Хорошо, я могу построить самолет – через полгода. И кому это будет нужно? Мы не сумели устроить эффектное представление, мы не убедили фюрера, скорее всего, он нас и не помнит… Неудача с программой «Кугельблиц» похоронила главное – программу «Левензанн». Теперь меня никто не слушает, никто не верит. Ракеты фон Брауна куда убедительнее! А намного ли они приблизили победу?

Злая усмешка промелькнула на лице Вольфганга Роде.

– Фон Браун – обыкновенный оппортунист, – заявил он. – Ему наплевать на победу и на Германию. Строить космические корабли – вот и все, чего он хочет. Он использовал доверие фюрера так же, как потом использует покровительство американцев. Чтобы добраться до Луны, он заключит союз хоть с дья­волом.

– Тем не менее, – вздохнул доктор, – все для фон Брауна. Транспорт – ему, бензин – ему, рабочих – ему… А у нас ничего нет.

– Кое-что есть, – не согласился Роде.

– Слишком мало! Мы не можем вывезти основную конструкцию, а без нее будет трудно продолжать работу по программе «Левензанн». Кроме того, меня беспокоит, что она достанется русским.

– Но она будет взорвана.

– Взорвана, ха! Хотел бы я увидеть взрывное устройство, способное полностью уничтожить ее! Да еще в теперешней спешке… Нет, Вольфганг, что-то да уцелеет.

– Не принимайте близко к сердцу, доктор. Мы уже сняли с нее все что возможно. Мы увозим также фотографии, чертежи, результаты анализов… А русские получат обгорелый скелет.

– Нет, Вольфганг, это не дает мне покоя. Настоящему ученому довольно и…

– У русских нет ученых, это дикари.

– Вы верите Геббельсу? – удивился фон Шване-бах. – Не ожидал от вас. Такие, как Геббельс, виновны в поражении рейха. Это такие, как он, придумали блицкриг и сбили фюрера с толку, а все гораздо серьезнее! Самый обидный парадокс заключается в том, что мы могли бы еще победить, если бы мне дали карт-бланш на завершение программы «Левензанн». Даже небольшая группа людей, владеющая секретами «Левензанна», могла бы покорить мир.

– Программу никто не отменял, – заметил Роде. Доктор фон Шванебах раздраженно отмахнулся:

– Она имела бы смысл, будучи первой, а не сто семидесятой или какой там по значимости. Даже вывезти основную конструкцию нам не позволено! Хорошо, она слишком велика и разобрать ее нельзя, вывоз – сложнейшая инженерная задача… Но разрешимая, да, разрешимая! А мне никто не верит… Так красивы ракеты фон Брауна!

– Вы не говорили с самим фон Брауном.

– Говорил.

– Разве?

– Да.

– И что он сказал?

– А что он мог сказать? Вы только что дали точный его портрет. Кроме космоса, его ничто не занимает. Из наших разработок по программе «Кугельблиц» ему интересно лишь то, что может быть применено в космических ракетах – и все это уже у него. А «Левензанн»… Какое ему дело до «Левензанна»? Разумеется, он – не Кальтенбруннер. Он выслушал меня со вни­манием…

– И все же, что он сказал?

– А вот что. – Доктор заговорил, пародируя характерные для фон Брауна интонации: – «Все это любопытно, Эберхард, весьма любопытно. Но это сфера фундаментальных исследований, может быть, не на один десяток лет. Надеюсь, вы получите шанс продолжить вашу работу…»

– Ясно, – мрачно произнес Роде. – Он намекал на будущее под крылышком какого-нибудь американского научного центра.

– Вот именно. Я с самого начала знал, что бессмысленно идти к фон Брауну. Он уже все решил для себя.

Тягостная пауза последовала за этой репликой, потом разговор возобновился, снова и снова возвращаясь к тупости чиновников и солдафонству военных. Однако после двух чашек обжигающего кофе и трубки доктор фон Шванебах несколько воспрял духом и принялся обсуждать вещи более конкретные – что можно спасти для продолжения программы «Левензанн» и как это сделать. Доктор и его ассистент проговорили почти до утра.

Не так уж безразлично отнеслись военные к нуждам Эберхарда фон Шванебаха. Ему предоставили два грузовика, где помимо ящиков с документацией и части лабораторного оборудования уместились объекты, снятые с обреченной «основной конструкции». Вопреки собственному пессимизму фон Шванебах считал, что на этой базе ему удастся возобновить исследования по программе «Левензанн»… Но ему не повезло.

Колонна грузовиков попала под бомбежку близ Гюстрова. Большинство машин пострадало незначительно, включая и ту, где находился сам доктор фон Шванебах. А вот второй его грузовик, везший бумаги и демонтированные объекты, буквально разметало в клочья. Ничего не осталось, кроме покореженных металлических обломков и кружащихся над пламенем хлопьев черного пепла.

Фон Шванебах вышел из машины. Он смотрел на огонь и дым, смотрел на то, что еще недавно было грузовиком. Постаревший за эту минуту на десять лет, никем не слышимый, он пробормотал:

– Все погибло… Все кончено для программы «Левензанн»… Все кончено.

Человечество было бы счастливее, если бы фон Шванебах оказался прав, – но он ошибался.

7

Санкт –Петербург 20 мая 2001 года

Борис Кедров зачем-то позвонил в дверь. Никакой необходимости в этом не было – насколько он понял из странного, сумбурного телефонного разговора с Мариной, квартира пуста. Борис достал из кармана ключ, отпер замок и вошел.

Звонок Марины застал Бориса врасплох. Он сидел дома у телефона в ожидании другого звонка – из телестудии СПКТ, где он работал оператором в группе программы «Обыкновенные истории». Услышав голос бывшей жены, Борис хотел было в раздражении повесить трубку – если она намерена налаживать отношения, то сейчас не время… Точнее, НИКОГДА не время. Но первые же слова Марины заставили его насторожиться, а когда она передала просьбу дяди Саши, он не знал, что и подумать.

– Подожди, – произнес он растерянно. – А больше дядя Саша ничего не сказал?

– Нет, ничего. По-моему, он… Он очень торопился. Наверное, он сам тебе позвонит.