Маленький оборвыш - Гринвуд Джеймс - Страница 10

VI

Товарищество «Рипстон, Моулди и К°»

Я спал крепким сном, когда «подушка» вывернулась из-под меня, и голова моя ударилась о дно повозки.

Я протер глаза и заметил, что Моулди уже встал. Кругом было полутемно; мне казалось, что полицейский осветил нас фонарем всего минут пять тому назад.

Я чувствовал себя усталым и измученным, как будто совсем не спал, и потому без дальних рассуждений опять свернулся в углу, подложив себе руку под голову.

– Чего же ты, Смитфилд? – вскричал Рипстон. – Поворачивайся! Разве ты намерен целый день сидеть здесь?

– Да теперь еще не день, – проворчал я. – Какой же день, когда так темно!

– Глупости ты мелешь! Вставай и смотри, как светло! Солнце уже взошло; полезай сюда, так сам увидишь!

Кругом все было темно; но там, куда указывал Рипстон, видно было что-то, с первого взгляда похожее на блестящий серебряный шар. Присмотревшись лучше, я понял, что это просто круглое отверстие, в которое врываются солнечные лучи. Через это светлое отверстие видна была вода реки, подернутая мелкою рябью и сверкавшая под лучами солнца. Виден был клочок голубого неба и нагруженная сеном барка, медленно двигавшаяся по течению.

– Пойдем,– сказал я, перекидывая ногу за стенку фуры, – пойдем туда, где светит солнце. Чего нам сидеть здесь в темноте!

– Всякий идет, куда ему дорога, – ворчливо ответил Моулди. – Иди туда, если хочется!

– А вы с Рипстоном разве не пойдете?

– Мы пойдем туда, куда всегда ходим, – в Ковентгарден. Что нам делать около реки?

– Может быть, он идет собирать кости, – заметил Рипстон.

– Хорошее дело! Получать по медному грошу за фунт, да еще когда наберешь этот фунт? А барочники приколотят. Они думают, что всякий идет на берег воровать уголь. Ты за костями, что ли, Смитфилд?

– Нет, я этого дела не знаю.

– Так что же ты думаешь делать?

– Мне все равно. Мне надо только что-нибудь заработать себе на хлеб. Я думал взяться за «лаянье». Ведь это хорошо, а?

Оба мальчика переглянулись и засмеялись.

– С чего это ты вздумал? – спросил Моулди. – Разве ты уж у кого-нибудь лаял?

– Нет, я так только – пробовал, учился. Помните, вчера на рынке?

– В самом деле? Э, да у тебя славный голос!

Мне было очень приятно слышать эту похвалу.

– Значит, ты думаешь, – спросил я у Моулди, – мне удастся найти себе хозяина и заработать этим хлеб?

– Хозяина ты, может быть, найдешь, – отвечал Моулди, – а уж насчет хлеба… – Он сделал выразительный жест рукою. – Мы попробовали это дело, да и многие наши знакомые мальчики пробовали, – ничего в нем хорошего нет. Правда, Рип?

– Еще бы, – подтвердил Рипстон. – Что за жизнь? Встанешь поутру, еще совсем темно, должен везти тележку на базар, потом присматривать за тележкой, пока хозяин закупает разные разности. Если он торгует овощами, надо их мыть и раскладывать, а потом шляться целый день и кричать по улицам.

– Вечером, – подхватил Моулди, – весь товар сложат в одну корзину, и опять надо бегать с ним да орать, пока не погаснут огни во всех домах. И за все это что ты получишь? Только что покормят!

– И кормят-то не всегда, – прибавил Рипстон.

Это было далеко не утешительно. Я надеялся сделаться «лаятелем», и эта надежда заставила меня бросить отцовский дом и потом идти за Рипстоном и Моулди к Ковентгардену. А вот теперь оказывается, что двое мальчиков уже пробовали заниматься лаянием и бросили это дело, так как оно оказалось невыгодным.

– Чем же вы добываете себе хлеб? – спросил я у своих товарищей.

– Чем добываем? Разными разностями, – отвечал Моулди.

В это время мы все трое шли по тому узкому проходу, через который вошли вчера ночью.

– Мы глядим в оба и что попало, то и хватаем, – пояснил Рипстон.

– Значит, у вас ничего нет определенного?

– Э, нам нельзя быть разборчивыми! – сказал Моулди. – Иной раз так хорошо, что сидим себе да поедаем жареную сйинину, а другой раз куска хлеба не достанем. Все дело счастья.

– И мы никогда не знаем, когда подвернется счастье, вот хоть, например, вчера вечером. Целый день мы не добыли ничего. Не завтракали, не ужинали, – не ели ни крошки. Нашли в сорной куче несколько кочерыжек капусты, вот тебе и вся еда! Моулди уж рукой махнул. Говорит: «Пойдем под „Арки“ спать, что тут шляться!» А я говорю: «Попробуем еще немного; коли ничего не будет, пойдем». Только что я это сказал, вдруг, слышим, кто-то кричит: «Эй!» Видим, стоит какой-то джентльмен, хочет нанять карету. Моулди побежал, привел ему карету, джентльмен дал ему шесть пенсов да извозчик один пенс.

Вот мы и разбогатели: пять пенсов проели, а за два сходили в театр. Мы часто бываем в театре. А ты когда-нибудь видел представление, Смитфилд?

– Я видел только в балагане.

– О, это совсем не то! Мы ходим в настоящий театр, где дают славные пьесы: «Капитан-вампир», «Смерть разбойника», «Пират пустыни», «Окровавленный бандит»…

В это время мы вышли на набережную. Там было очень тихо, на часах только что пробило пять.

Моулди остановил нас.

– Слушай, – сказал он мне. – Прежде чем идти дальше, ты должен решить, пойдешь ты вниз к реке или в Ковентгарден со мной и Рипстоном?

– Да я бы лучше с вами пошел, если бы вы позволили.

– Чего тут позволять! Всякий может идти, куда хочет! Ты, главное, придумай, за какую работу ты возьмешься.

– Я не знаю никакой работы. Я совсем один, я не знаю, за что взяться, – отвечал я. – Я бы хотел идти с вами, чтобы вы меня научили!

– Да ты как хочешь? – спросил Рипстон. – Работать сам по себе или идти с нами в долю?

– Я бы лучше хотел идти к вам в долю, – с радостью ухватился я за это выгодное предложение.

– Ну, хорошо, так ты и во всем должен быть с нами в доле, – сказал Рипстон. – С нами и работать, и есть, и жить!

– Конечно.

– Значит, ты пойдешь с нами и будешь делать то же, что мы? – сказал Моулди.

– Все, что найдешь, все что получишь, все будешь отдавать нам, ничего не истратишь без нас?

– Никогда! Я знаю, что это нехорошо.

– И если тебя поймает полиция, ты не выдашь нас, чтобы самому вывернуться из беды?

– Ладно! Не выдам!

Я на все соглашался, хотя не вполне понимал, чего от меня требовали.

– Ты будешь нам верным товарищем, не струсишь, не изменишь?

– Никогда!

– Ну, так по рукам! Мы товарищи. Пойдем и примемся сейчас же за работу.

Судьба моя была решена. Целый день и целую ночь меня не было дома, теперь я и думать не смел о возвращении домой. Кроме того, жизнь, которую вели мои новые товарищи, казалась мне гораздо приятнее моей домашней жизни: их никто не бил, они делали, что хотели, ели иногда свинину, которой мне никогда не давала миссис Берк, и даже ходили в театр. Эти мысли занимали меня, пока мы дошли до Ковентгардена, Мы не вошли в крытую часть базара, а стали ходить по окраинам, где нагружались тележки и тачки. Мы долго ходили таким образом, и я уже хотел спросить, когда же начнется наша работа, как вдруг Рипстон отбежал от нас и кинулся к человеку, стоявшему с поднятым пальцем подле груды салата.

– Куда он пошел? – спросил я.

– На работу, – объяснил мне Моулди. – Ты видел этого человека, что стоял с поднятым пальцем? Это значит – ему нужен был мальчик. Eсли бы он поднял два пальца, – значит, работа для взрослого. Рипстонова работа даст нам кофе. Если мы с тобой что-нибудь добудем, мы купим булок, а то кофе без булки – плохой завтрак. Ты смотри в оба, Смитфилд!

Я смотрел во все стороны, но никто не поднимал пальца.

Минут через двадцать мы подошли к кофейной, недалеко от базара. Туда же пришел и Рипстон. Он заработал полтора пенса, и мы решили, не ожидая, пока добудем себе на хлеб, тотчас же напиться кофе. В кофейной нам дали по чашке слабого, но очень горячего кофе. Выпив его, мы почувствовали себя гораздо бодрее и пошли опять искать работы.

Наши поиски на этот раз оказались неудачными. Мы исходили овощной рынок вдоль и поперек, мы побывали во всех закоулках фруктового базара, но работы себе не нашли никакой. Я не унывал, видя, что Рипстон и Моулди спокойно и весело прохаживаются взад и вперед, нимало не огорчаясь нашим несчастием. Часов в десять утра мы оставили базар и пошли глухими улицами и задворками к Дрюри-Лейну.