Колодец с живой водой - Мартин Чарльз - Страница 72

Проработав подобным образом часов шесть, я почувствовал, что вымотался до предела. На ладонях выступили волдыри, ремни подвесной системы врезались в бедра и помышки, легкие пылали от недостатка воздуха. Я давно потерял счет отправленным наверх ведрам и надеялся только, что их не будет слишком мало и что Лина не сможет сказать, что я-де отдыхал в тени и прохладе, пока они жарились на солнцепеке.

Когда, по моим расчетам, настало время ужина, я дважды дернул за веревку, и Пауло начал не спеша поднимать меня наверх. Я со своей стороны старался облегчить ему работу, упираясь руками и ногами в крошечные ступеньки, вырубленные в стене. Наконец моя голова показалась над краем колодца, и я с удивлением обнаружил, что на поляне собралось уже человек пятьдесят, причем не только детей, но и взрослых. Разумеется, я с головы до ног перепачкался в земле, поэтому многие, увидев меня, засмеялись. Несколько малышей в страхе бросились под прикрытие деревьев, а один мальчик лет десяти – самый храбрый или самый любопытный, – напротив, подошел поближе, чтобы потрогать меня и убедиться, что я – живой человек, а не порождение земных недр.

– Хорошо? – спросил Пауло.

Я кивнул, и он похлопал меня по бицепсу.

– Ты хорошо копать. Bueno. Очень сильный.

С другой стороны к нам подошла Лина:

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. А если помоюсь, буду чувствовать себя еще лучше.

Она засмеялась:

– Женщины в городах платят большие деньги за грязевые маски.

Я посмотрел на веревку, которую Пауло снова сматывал аккуратными кольцами.

– На какую глубину я опускался?

– Двести футов.

– А сколько прокопал?

– Шесть футов. Может, восемь.

Я знал, что работа только началась, но все равно почувствовал себя разочарованным.

– Всего-то?.. А мне казалось – футов пятьдесят. Особенно если судить по приложенным усилиям.

Потом Лина села на мотоцикл, чтобы отвезти Пауло и Изабеллу к тому месту, где стоял пикап. Оттуда они поехали в поселок, а Лина вернулась за мной. Когда мы добрались до дома, Пауло уже поставил для меня за пластиковой занавеской два ведра воды, хотя обычно я обходился половиной. Похоже, он хотел мне этим что-то сказать, но что, я так и не понял. Зачерпнув полный ковш воды (она оказалась теплой – похоже, Пауло добавил в ведра кипятка из чайника), я с наслаждением вылил ее себе на голову.

Минут за двадцать я отмылся до первоначального состояния. Глядя на бурую от глины воду, стекавшую по грубому бетонному желобу, я вдруг подумал, что стал чище не только в буквальном смысле. Что-то изменилось и в моей душе, но почему? Неужели все дело в тяжелой, грязной работе, которую я делал на дне колодца?

Горячий рис с бобами я проглотил в два счета, закусив двумя жареными бананами. Кроме этого, я съел, наверно, дюжину лепешек, запив их водой. Я как раз заканчивал ужинать, когда Лина, заглянув в кухню, поманила меня согнутым пальцем. Выйдя вслед за ней на улицу, я увидел, что она показывает мне на парусиновый гамак, повешенный между стволом манго и еще каким-то деревом.

– Ты должен научиться лежать в гамаке, – сказала она.

– Ты это серьезно? – удивился я. – По-моему, это довольно просто. Или ты опять шутишь?

– Нисколько. – Лина улыбнулась. – Ну-ка, попробуй.

Больше всего мне хотелось добраться до своего курятника и рухнуть на топчан, но я все же сел в гамак, потом лег. Лина сказала правду – ощущение было божественное, а она к тому же села рядом на пластиковый стул и стала потихоньку меня раскачивать. От этого ощущение тяжести и боль в натруженных мускулах сразу куда-то пропали, и я почувствовал себя так, словно я, невесомый, парю между небом и землей в упругих и теплых воздушных струях. Мои глаза закрывались сами собой, но я усилием воли заставил себя не спать, думая о грязной посуде и другой домашней работе, которую я мог бы помочь сделать.

– Э-э-э… разве нам не нужно заниматься делами? – сонно пробормотал я.

Усмехнувшись, Лина закинула одну ногу на край гамака.

– Мы ими и занимаемся, – ответила она.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Никогда в жизни я не уставал так, как сегодня, и никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо.

Глава 20

Лина разбудила меня ставшим уже привычным способом, поднеся к моему носу чашку с ароматным кофе. Я сразу открыл глаза, и она поставила кофе на стол рядом с гамаком.

– Изабелла в школе, а Пауло уже уехал, – сказала она. – Нам тоже пора.

Я посмотрел на часы. Ого!.. Похоже, я проспал больше десяти часов.

Я быстро проглотил кофе, и мы снова сели на мотоцикл, чтобы возобновить наши поиски. Несмотря на целебное действие гамака, мои руки и плечи ныли после тяжелой работы, а спина вообще не сгибалась, однако к тому моменту, когда мы добрались до побережья, я немного разошелся и чувствовал себя почти нормально. Наш сегодняшний маршрут пролегал главным образом по грунтовым дорогам, тянувшимся параллельно прибрежным дюнам, так что мы постоянно слышали шум прибоя и вдыхали свежий морской воздух. Останавливались мы у каждого бара или кафе, на каждой заправке и во всех других местах, где мог «засветиться» Сэл, но, как и вчера, ничего нового не узнали. Каждому, с кем мы разговаривали, я предъявлял фото парня, но его, похоже, никто не видел.

В полдень позвонил Пауло. Он сказал, что разговаривал с владельцем небольшого прибрежного отеля, заявившим, будто накануне он буквально вышвырнул пятерых молодых людей, которые разгромили два его лучших номера и разбили несколько бутылок на площадке возле бассейна. По его словам, вся компания путешествовала в старом «Шевроле» со складывающимся верхом. Владелец отеля добавил, что один из пятерки был порядком избит: ему запомнился заплывший глаз и повязка на лбу. Судя по приметам, которые он перечислил Пауло, это был Сэл.

Мы с Линой перекусили на границе дюн, в тени дочиста обобранного мангового дерева. Теплый ветер с океана был настолько приятным, что я даже ненадолго задремал. Открыв глаза, я обнаружил, что Лина с блаженным видом по щиколотку в воде бродит вдоль берега. О том, что нам пора возвращаться, моя спутница даже не заикнулась, и я подумал, что в последний раз она проделывала нечто подобное очень давно. Это – и еще тот факт, что Изабелла не умела плавать, – говорило о многом, и я попытался представить, какой была жизнь Лины в последние десять лет, но не смог.

Потом я почему-то подумал о том, что Лина не носила никаких украшений, как, впрочем, и большинство местных женщин. Это было понятно: любая бижутерия, даже самая дешевая, стоила денег, которых у ее соотечественниц было слишком мало, чтобы тратить на мишуру. У меня, однако, сложилось ощущение, что отсутствие украшений объясняется какой-то местной традицией.

У Лины, правда, висела на шее тонкая золотая цепочка, но она по большей части была совершенно незаметна в вырезе платья, и я решил, что это, скорее, какой-то талисман, нежели украшение, поскольку, чтобы ее заметить, нужно было смотреть достаточно внимательно. А я, должен признаться, часто ловил себя на том, что непроизвольно разглядываю Лину. Для меня она оставалась загадкой, возбуждавшей естественное любопытство. Так, во всяком случае, я объяснял себе свой интерес.

Пожалуй, единственным украшением, которое могли позволить себе местные женщины, были длинные волосы. Днем они обычно собирали их в пучок на затылке, но никогда не стригли, поэтому у многих волосы спускались до талии и ниже. За волосами женщины старательно ухаживали – регулярно мыли в травяных отварах, а перед сном долго и тщательно расчесывали. Такие же длинные и очень красивые волосы были и у Лины, и, когда она вернулась в тень под манговое дерево, я спросил, почему местные женщины никогда не стригутся.

– У нас считается, что волосы женщины – это корона, которой ее венчает сам Бог, – ответила она.

– Тогда почему вы стягиваете их в такой тугой пучок, что за ушами трещит? – поинтересовался я, и Лина рассмеялась:

– Потому что распущенные волосы быстрее пачкаются и за все цепляются. Кроме того, у нас в Никарагуа и так достаточно жарко, а если распустить волосы, то будет совсем невмоготу.