Скверные девчонки. Книга 1 - Томас Рози - Страница 46

— Дай-ка я поставлю сумки. У меня есть для вас подарки.

Возвращение Феликса, более свободного и общительного, заставило девушек понять, как им не хватало его. Они провели великолепную рождественскую ночь втроем, и больше — никого. Три дня после Рождества Мэтти ходила на репетиции, Джордж Трессидер закрыл фирму на неделю, Блисс уехал домой, в Леди-Хилл, объясняя это семейным праздником. Феликс был счастлив оказаться на любимой кухне. Джулия во всем ему помогала.

— Во Флоренции мне негде было готовить, — объяснял он. — Только комната для сна. Я придумывал разные блюда. Пора бы подумать о работе. Чем бы заняться, Джулия?

— Ты можешь заняться всем чем угодно.

Наступил день генеральной репетиции. Мэтти дрожала от страха.

— Я провалюсь, — твердила она. — Я больше ничего не знаю, не знаю, что должна делать. Я была уверена…

Ее лицо побледнело.

— Можно я выпью?

Джулия принесла джин, но как только Мэтти глотнула, ее стало тошнить.

— Ты больна? Может, позвонить им и сказать, что ты больна?

Мэтти покачала головой.

— Я не больна. Я просто боюсь. Я так напугана, что ничего не могу делать, меня парализовало.

Джулия успокаивала ее:

— Все будет очень хорошо. Тебя ждет большой успех. Сенсация!

— Пожалуйста, нет, — просила Мэтти.

— Мне поехать с тобой? Если ты будешь знать, что я рядом…

— Нет. Я не хочу, чтобы ты смотрела. Я вообще не хочу, чтобы кто-нибудь из близких присутствовал там.

Билеты на премьеру лежали в ящике у Джулии. Все, кого они знали, были приглашены, даже Блисс.

Она погладила Мэтти по голове.

— Все хорошо. Если ты не хочешь, мы не поедем. Послушай, это же только генеральная репетиция. Тебе пора идти, иначе ты опоздаешь. Ты пройдешь через это, справишься. Что здесь страшного?

Мэтти кивнула.

Джулия помогла ей надеть пальто, а Феликс поймал такси и посадил ее. Друзья стояли и смотрели вслед удаляющейся машине. Джулия вздохнула. Они были похожи на обеспокоенных родителей, провожавших свое чадо на экзамен.

— Она сделает это, правда?

— Конечно, я уверен.

Феликс и Джулия решили прогуляться. День был морозный. Шум машин возрастал в тишине. Джулия ухватилась за железную ограду, разглядывая сад. Трава в саду еще сохраняла свой цвет. Ее голые руки, казалось, примерзли к металлу. Чувство волнения за Мэтти перемешалось с чувством уверенности в силах физического мира.

Рука Феликса коснулась ее плеча.

— Не знал, что ты сентиментальная.

«Не совсем, — хотела ответить Джулия. — Я была такой, но без Джоша…»

Она снова почувствовала, что становится взрослее, почувствовала сердцем и холодными руками.

Они вернулись домой.

Феликс ходил по комнате матери, рассмотрел фотографии, поправил тяжелые шторы. Джулия наблюдала за ним. Она скучала по нему, и вот он здесь. Она села на диван, подобрала ноги под себя и положила подбородок на колени. Ей хотелось прижаться к нему, ощутить его тепло. Джулия понимала, что Феликс скрывал свои чувства еще тщательнее, чем раньше.

— Расскажи мне о том, что ты делал, — попросила она.

Феликс резко повернулся. В тишине он слышал, как падали иголки с рождественской елки. Джулия не позволила убрать ее.

Феликс ждал этого вопроса и хотел на него ответить. Он никогда не говорил об этом с Джесси, и в каком-то смысле то, что он скажет Джулии, предназначалось и для матери.

— Джулия, ты знала, что я гомосексуалист?

Она не шевельнулась, продолжая смотреть тем же взглядом. Он любил ее, и она знала это.

— Да, я предполагала, но не была уверена.

— Я хотел удостовериться. То, что случилось между нами…

Она кивнула. Они оба вспомнили день похорон, лепестки цветов, приклеившиеся к асфальту, вечер, который Феликс хотел устроить для Джесси после похорон, досаду, что остались одни пустые бутылки, комнату Феликса с портретами Мэтти, Джоша и ее.

«Что сказала бы Джесси? — размышляла Джулия. — Это был бы положительный ответ. Джесси предоставила бы Феликсу возможность быть самим собой и предложила бы ему свое материнское понимание». Джулия улыбнулась. Феликс сел рядом, и она взяла его за руку.

— Поделись со мной. Ты всегда знал об этом?

— Нет. Если бы знал, то не скрывал бы, наверное.

«Это ничего не меняет. Я не могу скрывать от тебя, не могу сказать, что, занимаясь с тобой любовью, думал о Джоше. Хотел его».

Джулия не могла расшифровать его мысли. Она могла предложить ему только то, в чем он нуждался.

— Расскажи мне, если хочешь.

«Они обе изменились, и Джулия, и Мэтти. Между нами возникла какая-то невидимая стена. Они стали женщинами», — подумал Феликс.

Он рассказал, что произошло. Не все, только небольшую часть, но правду.

Феликсу нравилось служить в армии. Потом он понял, что ему было намного легче жить в военных условиях, чем другим солдатам в полку. Он был немного старше, сдержаннее (ему приходилось быть сдержанным), более умелый и ловкий.

Феликс натирал туалеты до блеска, он был чемпионом по «горячей ложке» — это был единственный способ удаления «прыщиков» с кожаной поверхности стандартных солдатских ботинок. Он мог, изучая газету, одновременно разложить вытрясенное барахло из вещевого мешка в заданном порядке.

В свободное от службы время солдаты вели разговоры о сексе, особенно много историй они рассказывали после воскресенья, побывав в увольнении. В повествовании не упускали ни единой детали.

— Пошли с нами в следующее воскресенье, найдем тебе малышку, — предложил один из солдат. — А может, у тебя есть кто-нибудь?

— Да, есть, — ответил Феликс.

— Как ее зовут, в таком случае?

— Джулия.

Джулия рассмеялась.

— Мне нужно было послать свое фото.

— Одно фото мисс Матильды произвело бы большее впечатление.

Самым позорным в армии считалось быть гомосексуалистом. Это было наиболее страшное обвинение. На солдатском жаргоне оно звучало как «вонючий гомик». Феликс слышал подобные слова.

Большинство солдат предпочитали вести себя развязно и нагло только потому, чтобы их не называли женоподобными или слабаками.

Среди военнослужащих был один парень, которого прозвали Мэси. Он любил острить и сумел наградить кличкой и прозвищем почти весь офицерский состав. Феликс раз или два наблюдал за ним, чтобы понять, как он выживал в этом обществе, если сам был гомосексуалистом. Он был невысокого роста, с красным одутловатым лицом и коротко подстриженными волосами.

Однажды в воскресенье Феликс брился в ванной комнате. Почти все солдаты ушли в увольнение. Лагерь был пустой. Феликс обычно оставался. Уединение было редкостью в переполненном людьми бараке, поэтому он любил в такие минуты почитать и порисовать.

Феликс согрел воды и принес ее в ванную. Он брился, используя холодную воду, но по воскресеньям у него появлялась возможность побаловать себя горячей. Он тщательно намылил лицо и приступил к бритью. Вдруг в зеркале показалось лицо капрала, который стоял у двери. Он медленно закрыл дверь и осмотрелся. В бараке никого не было, кроме Феликса. Он подошел и стал рядом, возле другого умывальника, разглядывая намыленное лицо Феликса.

— Самое классное время недели?

Феликс кивнул.

Потом Мэси подошел и дотронулся рукой до его спины.

Этот жест был таким естественным, что Феликс едва не ответил на него. Он отложил бритву и посмотрел в глаза Мэси. Они умоляли. Мужская рука двигалась ниже и ниже, к ягодицам Феликса. Тот посмотрел вниз. Он знал каждую трещинку на кирпичном полу. Он оттирал каждый кирпичик, когда готовил ванную к проверке. Его взгляд скользнул на стену, необъяснимая дрожь прошлась по его телу. Он вытер лицо бумажным полотенцем и подался к двери. Сзади раздался голос Мэси:

— Кого ты пытаешься обмануть? Как ясный день видно твое вонючее лицо, леди!

Феликс не оглянулся.

Он добрался до кровати и сел, начал тереть лицо полотенцем. «Неужели действительно это так очевидно?»

Пока Феликс пытался ответить на этот вопрос, он впервые до конца понял всю свою сущность. Долгое время он сидел на кровати, не двигаясь. Феликс знал, что Мэси не станет здесь его искать. Когда мысли пришли в порядок и страх исчез, Феликс остался с последним, непрошеным чувством…