Ледокол - Рощин Валерий Георгиевич - Страница 20

Благодарные «пациенты» слушали и согласно кивали головами.

Несмотря на бьющий ключом цинизм, Долгова в команде любили и уважали. Говорить он мог что угодно, но к своим обязанностям относился чрезвычайно серьезно — людей излечивал от недугов быстро и надолго. А в иных неотложных случаях даже виртуозно исполнял операции: вскрывал гнойные нарывы, удалял аппендикс, штопал ужасные рваные раны…

Полтора года назад Долгов вдруг почувствовал неладное со своим здоровьем: немотивированную общую слабость, длительную изжогу и приступы тошноты, депрессию, плохой сон, снижение аппетита. К тому же его вес стремительно стал уменьшаться.

Обследование в клинике показало: рак желудка с метастазами в пищевод, легкие и печень.

Он был однажды женат на красивой женщине, но давно развелся. Детей не имел. Ничто его не держало на берегу.

И тогда, легко раздобыв справку об отсутствии серьезных заболеваний, Долгов решил умереть в море…

«Михаил Громов» по-прежнему стоял посреди полностью замерзшей полыньи. Днем в ясную погоду солнце едва показывалось из-за горизонта; проплыв по его краю и пару часов подразнив пленников своим холодным блеском, оно опять исчезало.

В машинном отделении работал единственный вспомогательный дизель-генератор, обеспечивающий электроэнергией самых необходимых потребителей. В восемь вечера дежурный моторист снижал его обороты до минимальных и отрубал освещение в жилых и общественных помещениях. В работе оставались лишь радиостанции, бортовые огни, теплогенератор. Также без перебоев работало освещение мостика, машинного отделения, радиорубки, каюта капитана и еще нескольких важных помещений.

Покинув каюту Севченко, Долгов дошел по коридорам до своего жилища. Бросив в угол чемоданчик, он плюхнулся на кровать, устало провел ладонями по лицу…

Потом дотянулся до стоявшей на столе фотографии в красивой рамке. Взяв ее, он на пару минут задумался, рассматривая запечатленного человека.

Внезапно свет в каюте погас.

В темноте послышался тяжелый вздох…

В Ленинграде бушевала молодыми красками весна: светило яркое солнце, день становился длиннее, деревья шелестели молодой листвой, а люди сменили теплую одежду на болоньевые плащи и легкие куртки.

К зданию штаба Балтийского морского пароходства подошла беременная женщина с приятной внешностью, роскошными каштановыми волосами и красивым лицом с правильными чертами. Она была хорошо одета, а обтягивающая юбка подчеркивала стройность фигуры, если не считать выдающегося вперед живота.

Галине было сорок два — довольно опасный возраст для рождения ребенка. Тем не менее для нее и мужа это был последний шанс. Они давно ждали этого счастливого момента и серьезно к нему готовились.

Супруг много лет работал в пароходстве — ходил на современных ледоколах. Галина до беременности занимала одну из должностей в бухгалтерии пароходства, правда расположена она была в нескольких кварталах от штаба.

Оказавшись в холле, она прошла мимо десятка ожидавших людей, приблизилась к каморке, в которой сидел молодой вахтер, и протянула паспорт.

— Здравствуйте. Я к Борису Сергеевичу.

— Не принимает, — не удосужившись поднять глаза, ответил парень.

— У меня муж на «Михаиле Громове».

— Женщина, он не принимает!

— Да что же это такое?! — всхлипнула Галина. — Два месяца связи не дают! Даже не знаю: живой ли…

По всему было видно, что вахтер привык к подобному поведению посетителей. Нахмурив брови и отведя взгляд в сторону, он молчал.

Видя полное равнодушие, женщина схватила свой паспорт и, решительно проходя мимо конторки вахтера, бросила:

— Я жена и имею право знать!

Однако юркий паренек успел вскочить со стула и преградить ей путь.

— Вон сколько желающих! — указал он на стоящих в холле людей. — И все хотят знать.

Галя повернулась и только теперь поняла, что все ожидавшие в холле люди тоже имеют отношение к «Михаилу Громову». Ближе всех стояла Людмила — супруга молодого капитана Петрова. Она, как и многие другие, с сочувствием смотрела на беременную женщину.

— Все, между прочим, родственники. Как и вы, — ворчал молодой вахтер. — А пустить не могу! Я приказ исполняю. Мне не велено…

Внезапно у Галины потемнело в глазах. Пытаясь удержаться, она взмахнула рукой, выронила документ и стала оседать.

— Женщина, что с вами?! — едва успел подхватить ее растерянный вахтер.

Подбежавшая Людмила помогла посадить Галю на стул конторки. И, не мешкая, распорядилась:

— Живо вызывайте «Скорую»!

Глава шестая

Антарктида; море Росса; борт ледокола «Михаил Громов» СССР; Ленинград; отделение гинекологии Центральной клиники Петроградского района Июнь 1985 года

Началась долгая антарктическая зима. Холодные воды условного Южного океана, в который входили южные области Атлантического, Индийского и Тихого океанов, замерзали и покрывались бесконечными ледяными полями. Если средняя летняя температура в Антарктиде колебалась от минус 50 до минус 30, то зимняя временами опускалась до минус 80.

Помимо полюса холода, в этом регионе находились точки самого сильного и продолжительного ветра, самой низкой относительной влажности воздуха. И даже самой мощной солнечной радиации.

Все эти компоненты в сумме не добавляли оптимизма людям, вынужденным дрейфовать на плененном льдами судне. В команде «Михаила Громова» не было ни одного человека, которому данный «круиз» доставлял бы удовольствие. Все так или иначе страдали от вынужденного безделья, от холода, от уменьшенного вдвое продуктового пайка. И все ждали помощи с Большой земли.

Капитан Севченко выходил из каюты четыре-пять раз в сутки. Сначала он неторопливо шествовал в рулевую рубку, привычно проверяя по пути чистоту коридоров, перил и трапов. Проведав вахту, спускался в кают-компанию и без аппетита съедал им же урезанную пайку. Прежде чем вернуться в каюту, Валентин Григорьевич выходил на палубу и минут 15 дышал свежим морозным воздухом, заодно осматривая окружавшие судно ледяные торосы.

В рулевой рубке торчали либо Банник, либо Еремеев. Оба не переносили друг друга. Впрочем, по канонам стояночной вахты присутствие на мостике сразу двух помощников не требовалось. Старпом во время дежурства, как правило, листал захваченные в плавание журналы. Сменявший его второй помощник первым делом зачеркивал на календаре очередной день дрейфа, после чего сооружал себе кружку чая и усаживался в капитанское кресло «любоваться» заснеженной пустыней.

У рулевого матроса Тихонова появилась новая обязанность. После того как отпала необходимость ворочать штурвал, кок упросил его носить с палубы снег и набивать им приготовленные емкости. Снег через некоторое время превращался в относительно чистую воду, которую Тимур использовал для приготовления пищи.

У самого Тимура задача была посложнее. Запасы провизии таяли с каждым днем, и ему приходилось изрядно напрягаться для изобретения сколько-нибудь приличных блюд. Каждый вечер он заходил в помещение продуктовой кладовой, подолгу смотрел на полупустые полки, что-то приговаривая на родном языке. Затем набирал необходимое количество консервных банок или упаковок и шел на камбуз «ваять» меню следующего дня…

Тимуру было под 40. Как и большинство уроженцев Кавказа, он имел на голове пышную шевелюру смоляного цвета. Справедливости ради надо отметить, что растительности доставало и на других участках тела — предплечья, грудь и даже спину также покрывала довольно густая курчавая шерсть.

Родился и вырос он в Осетии, там же выучился на кулинара и оттуда же призвался в ряды Военно-морского флота.

На флоте ему понравилось. Под конец службы он стал корабельным старшиной и хотел было остаться на сверхсрочную мичманом. Но внезапно выяснилось, что коками даже на самых больших и грозных военных кораблях ходят исключительно матросы срочной службы.