Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв - Хаймз Честер - Страница 62

— Сюда, — сказала она. — Быстрее!

Я обошел вокруг кровати к тому месту, где, вытянувшись на боку, лежал большой пес. Несомненно, он тоже был в ужасном состоянии; нельзя было дотронуться до вен и артерий без того, чтобы не испачкаться кровью. Тем не менее она протирала его голову. Вероятно, именно потому, что она за ним ухаживала, она не обращала внимания ни на что другое. Когда мы вошли, он попытался приподнять голову. Кончик его длинного хвоста пришел в движение. Я видел разные выкрутасы, которые он им проделывал, но впервые этот дурацкий обезьяний хвост вилял, как у настоящего пса. Он считал, что поступил очень хорошо. Он не спускал с нас глаз, ведь если ты пес, то никогда не можешь быть уверен, что эти странные люди одобрят твой поступок.

Мойра встала на колени и положила узкую серую морду себе на колени. Пасть открылась, и я смог увидеть и впервые реально оценить… эту длинную, грозную своей эффективностью пасть и эти большие белые зубы, способные убить леопарда. Пес начал лизать руку Мойры. Я стоял, ничего не предпринимая. Не представляю, как можно извиниться перед псом?

— Легче, Шейх, легче, — сказала Мойра. Она жалобно подняла на меня глаза: — Что ты скажешь?

Я наклонился и оглядел его сверху. Он получил по меньшей мере три пули: одну издали в спину, которая прошила его насквозь, предположительно, когда он занимался первым мужчиной, другая прошла через грудную клетку по диагонали, а третья ударила в грудную клетку в упор, оставив на шерсти следы от ожога порохом, когда он бросился на второго мужчину, прямо на дуло револьвера.

— Что ты скажешь? — прошептала Мойра. — Можем ли мы что-нибудь для него сделать?

Не было никакого смысла пытаться ее обмануть.

— Только одно, — сказал я. — Тебе лучше выйти в другую комнату.

Ее глаза возмущенно расширились, она заговорила:

— Уйти… ты считаешь, что я его покину? За кого ты меня принимаешь? — Она опустила глаза вниз и нежно погладила голову пса с длинными опущенными ушами, как у большинства охотничьих собак. Он не сводил глаз с ее лица. Она заговорила снова, не поднимая головы: — Делай, будь ты проклят! Что ты ждешь? Быстрее, прежде чем он пошевелится и сделает себе еще больнее!

Я сделал это, неважно как. Она немного мешала, тем что сидела здесь, держа его морду, но в таких вопросах я хорошо разбирался и сделал все чисто и умело. Она не двигалась с места еще некоторое время, не снимая его морды с колен. Она беспомощно плакала, слезы неудержимо текли по ее щекам. Вслед за тем я прошел в ванную комнату и пустил душ. Затем я вернулся, поднял ее, отвел в ванную и толкнул под душ, прямо в нижнем белье. Сентиментальность, конечно, очень хорошая вещь, но она могла бы продолжать предаваться горю, не напоминая при этом раненого.

Я достал из аптечки аспирин, проглотил три таблетки, запив их водой, и подождал, чтобы убедиться, что с ней там все в порядке. Через короткий промежуток времени через дверь душа с матовым стеклом, едва меня не задев, перелетело мокрое белье. Если на это у нее хватило сил, то она будет жить, я нашел губку и вытер то, что натекло на ковер в гостиной. В спальне, превратившейся теперь в склеп, где почти все требовалось обновлять, ничего не надо было делать, и я просто закрыл в нее дверь.

Когда я вернулся в ванную, она все еще была под душем. В туалете я, насколько это было возможно, с помощью воды и мыла привел себя в порядок. Бритва была очень кстати, и станок у нее был, но я не смог найти запасных лезвий, а я был женат слишком долго, чтобы доверить свое лицо лезвию, которым женщина брила волосы на ногах и под мышками. Я пошел на кухню, чтобы приняться за завтрак. Мое поведение могло показаться бессердечным, но ситуацию требовалось серьезно обдумать, а я не мог как следует думать на голодный желудок. Я полагал, что пищеварительный процесс у крошки был бесповоротно заторможен горем и ужасом.

В ожидании, пока пища будет готова, я бросил взгляд на первую страницу газеты, которую мы принесли. Одна из колонок была озаглавлена «Второй случай радиоактивного облучения в Лос-Аламосе». Газета просто напоминала своим читателям, что в этой местности умер технический работник, и заявляла, что требуется провести расследование, чтобы выяснить, обращаются ли достаточно осторожно с опасными радиоактивными веществами. Я дочитал заметку до конца и решил, что это не лучший способ умереть, но затем, что такое? Я услышал, как меня позвала Мойра.

— Мэт, где ты?

Я отложил газету и вошел в гостиную. Она стояла в дверях второй спальни… ванная комната была расположена между спальнями… и вытирала волосы. Я подошел к ней. Она представляла из себя довольно привлекательное зрелище, чистая и красивая. Она взглянула на меня, перевела взгляд на себя и ухмыльнулась. Очень слабо, но это была настоящая ухмылка.

— Ничего не могу поделать! — сказала она с оправдывающейся интонацией. — Вся моя одежда там… и я просто не могу сама ее принести… — Ее ухмылка поблекла, а глаза внезапно увлажнились. — Бедный Шейх. Он был… такой красивый, и такой пугливый, и такой клоун. И такой смелый, когда он, действительно, понял, что кто-то делает мне больно.

Если она могла об этом говорить, можно было не сомневаться, что все будет в порядке. Я сказал:

— Если ты скажешь, что тебе надо и где что лежит, то я схожу туда и принесу…

Я умолк. Она меня не слушала. Она глядела в направлении входной двери. Я повернулся. Мы не слышали, чтобы открывали входную дверь. Они, должно быть, оставили ее слегка приоткрытой, когда тащили меня в дом. Теперь дверь была открыта, и на пороге стояла Бет.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Следует отдать крошке должное. Она не сделала никакого глупого самонадеянного фокуса с полотенцем. Она просто стояла и продолжала вытирать волосы. В конце концов, это был ее дом, и если она желает принимать джентльменов в гостиной раздетой, то это ее личное дело.

— Я буду признательна, — сказала она, — если вы, миссис Лоуган, закроете дверь. Либо снаружи, либо изнутри.

Бет сухо заметила:

— Мне понятно, почему тебя беспокоит легкий сквозняк, Мойра.

Она сделала шаг внутрь и толкнула дверь, закрыв ее за собой. Она выглядела стройной и элегантной, хотя, в действительности, не была одета изысканно. На ней была надета белая шелковая рубашка или блуза… Я никогда не умел их различать, на кармашке была монограмма: «Э» — от Элизабет. Для меня она была Бет, но я вспомнил, что для Лоугана она была Элизабет. Ее юбка была прекрасно скроена из какого-то чудесного хаки, или, может быть, он называется бумажным твидом, когда его носит аристократия. Ее ноги были обнажены, что всегда вызывало у меня чувство сожаления, но чулочная промышленность в этом краю, где всегда царило лето, бездействовала. Таким образом, они хорошо загорели, и аккуратные блестящие лодочки с кожаными союзками прекрасно на них смотрелись.

На голове у нее была белая шляпа фирмы Стетсон. В сочетании с практичным материалом ее юбки это был именно тот костюм, в котором выходят из дома на Западе. Вероятно, она довольно серьезно поработала над своей внешностью в недалеком прошлом, чтобы приобрести вид леди с ранчо. Меня не покидала мысль о том, что очень печально, что муж не мог отвезти ее в семейное имение или куда-нибудь в старую Англию, где у нее было бы множество забавных твидовых платьев, в которых она тоже прекрасно бы смотрелась.

— Зачем вы хотели меня видеть, миссис Лоуган? — спросила Мойра.

Бет ответила:

— Если бы я хотела тебя видеть, я выбрала бы более подходящее время, не так ли, дорогая? Чтобы увидеть тебя, я имею в виду… В настоящий момент я искала мистера Хелма. Я постучала, и дверь распахнулась…

— Есть звонок, дорогая, — сказала Мойра. — Вы знаете, электрический прибор, приводимый в действие маленькой белой кнопкой. Почему вы решили, что найдете здесь мистера Хелма?

Это был хороший вопрос. Бет не нашлась, что ответить. Я был потрясен, увидев, как она стоит как школьница, уличенная в бесстыдной лжи. Чтобы научиться лгать, требуется практика, а она никогда не уделяла этому предмету много внимания. Ей был задан щекотливый вопрос, и она, не подумав, быстро выдала неправильный ответ и была теперь в затруднительном положении. Очевидно, ей было не под силу придумать, как она узнала, что найдет меня здесь. Фактически она вовсе не знала, найдет ли она меня здесь или нет.