Странствия Шута (ЛП) - Хобб Робин - Страница 59

Моему животу не нравилась их пища, но подтереться было нечем. Я собралась с духом, взяла горсть снега и отерлась перед тем, как натянуть леггинсы обратно. Шун бесстрастно наблюдала за мной без малейшего намека на уважение к моей личной жизни.

– Это все тот коричневый суп, – сказала она.

 – Что?

 – Ты можешь сказать что-нибудь еще, кроме «что» да «кто»? Коричневый суп, который нам дают. Он воздействует прямо на тебя. Я стала притворяться, что пью его, еще вчера. Тогда я не заснула сразу же. В него что-то добавляют, что заставляет нас спать, чтобы днем они могли отдохнуть и не следить за нами.

 – Откуда ты все это узнала?

 – Обучение, – коротко ответила та. – Перед тем, как я пришла к тебе, меня кое-чему научили. Лорд Чейд предусмотрел это. Он прислал эту свою ужасную старуху Квивер, чтобы обучить меня всякого рода вещам. Как бросать нож. Куда бить, если тебя схватили. Чейд сказал, что она готовила меня в убийцы. Не думаю, что она в этом преуспела, но я знаю, как себя защитить. – Она вдруг оборвала себя, на лице проступило уныние.  – Немного, – поправила она себя.

Я не стала указывать ей на то, что она не слишком преуспела в этом тогда в поместье. Не было смысла в уязвлении ее гордости. Мне хотелось узнать побольше, но я услышала, как Двалия звала одну из своих помощниц и указывала на нас.

 – Сделай вид, что хочешь спать. Прикрой глаза и медленно иди за мной. И не пытайся говорить со мной, пока я с тобой первая не заговорю. Нельзя, чтобы они узнали.

Я кивнула, плотно сжав губы. Я хотела сказать, что могу быть такой же внимательной и настороженной, как и она, такой же умной и знающей, когда нам можно разговаривать. Но Шун уже нацепила ту маску отчужденности, которую носила с тех пор, как ее затащили в сани. Мне стало интересно, притворялась ли она все это время. Во мне поднялась волна паники. Я не была такой же проницательной, как она. Я слышала, что они говорили, будто я – мальчик, но у меня не было сил переживать, что они ошибаются. Также как бояться, что они узнают, что я не была той или тем, кем они меня считали. Раньше я не боялась того, что произойдет, если правда раскроется. Но не теперь. Сердце колотилось и скакало. Коричневый суп пытался заставить меня заснуть, а страх – продолжать бодрствовать. Как можно было выглядеть сонной, когда я едва могла отдышаться?

Шун споткнулась или сделала вид, чтобы натолкнуться на меня. Врезавшись в мое плечо, она больно ущипнула меня. 

– Сонная, – предупредила она на одном дыхании. Ее губы едва двигались.

 – Шайсим, ты в порядке? Твой кишечник вел себя удовлетворительно? – Одесса говорила так, будто бы болтовня о моем кишечнике была такой же светской, как разговор о погоде.

Я покачала головой и положила руки на живот. Мне было плохо от страха. Возможно, я могла бы выдать страх за дискомфорт.

– Я просто хочу спать, – ответила я.

 – Да, это хорошая идея. Да. Я сообщу Двалии о твоих проблемах с кишечником. Она даст тебе масло.

Мне не хотелось, чтобы она мне что-то давала. Я нагнула голову и пошла, слегка согнувшись, чтобы никто не видел моего лица. Палатки ждали нас. Их пологи из отбеленного холста закруглялись полукружьями, и, полагаю, с расстояния их  можно было принять за снежные холмы. Все же мы не озаботились необходимостью уйти достаточно далеко от дороги, а стреноженные лошади перебирали снег в поисках замерзшей травы. Идущий мимо путник определенно заметил бы их и ярко разукрашенные сани. И палатки солдат, коричневые и заостренные, и их разномастных лошадей. Так зачем беспокоиться и маскировать наши палатки? Что-то в этом меня беспокоило, но потом, по мере приближения к палаткам, волна сонливости накрыла меня. Я широко зевнула. Хорошо бы отдохнуть. Забраться под свои теплые одеяла и заснуть.

Шун брела рядом с нами. Когда мы подошли ближе к нашим палаткам, я заметила, что за нами наблюдают несколько солдат. Хоген, привлекательный насильник, все еще сидел верхом на своей лошади. Длинные золотистые волосы были гладко заплетены, усы и борода аккуратно причесаны. Он улыбался. В ушах у него были серебряные колечки, а на плаще – серебряная пряжка. Он стоял на часах? Он посмотрел на нас сверху вниз - хищник, наблюдающий за добычей, и что-то сказал вполголоса. Рядом с лошадью Хогена стоял воин с половиной бороды; его щека и подбородок с другой стороны были ссечены, как очищенная картошка, и ни единого волоска не росло со стороны гладкого шрама. Он улыбнулся шутке Хогена, но солдат с темными волосами цвета зрелого желудя только проследил за Шун собачьим взглядом. Я ненавидела их всех.

Рык вырвался из моего горла. Одесса резко обернулась ко мне, и я заставила себя издать отрыжку. 

– Прошу прощения, – сказала я, стараясь казаться сонной, смущенной и не в своей тарелке.

 – Двалия может помочь тебе, Шайсим, – успокоила она меня.

Шун, минуя нас, вошла в палатку, пытаясь двигаться так, будто она была все еще мертва для всего в этом мире, но я заметила, как напрягались ее плечи, когда таращившие глаза солдаты заговаривали. Она была маленькой кошечкой, смело разгуливающей среди принюхивающихся собак. К тому времени, как я стояла у входа в палатку, стягивая с себя усыпанные снегом сапоги, Шун уже зарылась в одеяла, спрятавшись ото всех.

Я была совершенно уверена, что не хочу помощи от Двалии в чем бы то ни было. Эта женщина ужасала меня. У нее было нестареющее лицо, круглое и в то же время тонко очерченное. Ей могло быть тридцать или она могла быть старше моего отца. Я не могла определить. Она была пухлой, как откормленная курица, даже ее руки были мягкими. Если бы я ее встретила в качестве гостьи в моем доме, то приняла бы за чью-нибудь благородную матушку или бабушку, женщину, которая редко прибегала к физическому труду. Каждое сказанное ею и предназначавшееся мне слово говорилось доброжелательным голосом, и даже когда она отчитала при мне своих последователей, то делала это так, будто была скорее расстроена их неудачей, чем рассержена.

Тем не менее, я боялась ее. Все в ней заставляло Волка-Отца рычать. Не громкое рычание, а тихо оскаленные зубы, от которых волосы на моем затылке встают дыбом. С той ночи, когда они меня забрали, даже в моменты забытья я чувствовала, что Волк-Отец со мной. Он не мог ничем мне помочь, но он был рядом. Он был тем, кто посоветовал молчать, кто сказал мне копить силы, наблюдать и выжидать. Мне придется помочь себе самой, но он рядом. Когда единственным утешением остается слабое утешение, то за него все равно цепляешься.

Странно говорить такое, но, несмотря на слова, прошептанные Шун, я все равно чувствовала себя более способной лучше справиться с нашей ситуацией. Ее слова открыли мне глаза на опасность, которую я не брала в расчет, но не дали мне уверенности в том, что она собирается нас спасти. Если нас вообще кто-либо может спасти. Нет. Напротив, ее слова показались мне хвастовством, не для того, чтобы впечатлить меня, а чтобы поддержать ее собственные надежды. Обучение убийцы. Я заметила в ней мало похожего на это в течение совместно проведенных недель в Ивовом Лесу. Вместо этого я видела в ней тщеславную пустышку, сосредоточенную на получении стольких красивых вещей и легкомысленных развлечений, сколько можно купить за деньги. Я видела ее плачущей и рыдающей из-за стенаний так называемого призрака, который на самом деле оказался запертым котом. И я видела, как она флиртовала с Фитц Виджилантом, и ее попытки проделать то же самое с Риддлом и даже, я чувствовала, с моим отцом. Все ради получения того, что она хотела. Выставлять напоказ свою красоту, чтобы привлечь внимание.

А потом пришли мужчины и обернули ее же оружие против нее самой. Красота и шарм, красивая одежда, которые она использовала в своих целях, не смогли спасти ее от них. Наоборот – сделали ее мишенью. Теперь я размышляла, не были ли красивые женщины более уязвимыми, скорее выбранными такими мужчинами на роль жертв. Я прокрутила это в уме. Я знала, что изнасилование это и повреждения, и боль, и оскорбление. Я не знала всех подробностей, но не обязательно познавать тонкости искусства владения мечом, чтобы понимать, что такое колющая рана. Шун была ранена, и сильно. Так сильно, что была готова принять меня в качестве кого-то вроде союзника. Я думала, что помогаю ей, когда забирала ее той ночью. Теперь я засомневалась, а что если, в самом деле, я вытащила ее с раскаленной сковороды прямо в пламя огня вместе с собой.