Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али - Страница 6

Что объединяет всех лояльных к Империи, так это непоколебимая вера в то, что, несмотря на определенные недостатки, военная и экономическая мощь Соединенных Штатов направлена исключительно на реализацию идеи освобождения от тирании, и по этой причине необходимо поддерживать США в борьбе против всех, кто бросает вызов их мощи. Немногие предпочитают Бушу Клинтона, однако они признают, что это тривиальное самооправдание. В глубине души они понимают, что Империя всегда превыше своих лидеров.

А вот о чем они забывают, так это о том, что империи всегда действуют в своих собственных эгоистических интересах. Британская империя умно эксплуатировала антирабовладельческое движение, чтобы колонизировать Африку, точно так же как Вашингтон гуманно выкручивает руки неправительственным организациям (НПО), чтобы распространить сегодня свои новые войны. Однако чрезмерно ретивые сторонники США в континентальной Европе начинают раздражать Чейни и Рамсфилда. В Вашингтоне смеются, когда слышат, как европейские политики рассуждают о реанимации Организации Объединенных Наций.

Империя укрепляет свою мощь, создавая сатрапов, которые принимают ее экономические приоритеты и стратегический контроль. Неолиберальная экономика, навязанная жрецами Международного валютного фонда, довела страны на всех континентах до нужды, а их население — до грани отчаяния. Социальной демократии, которая казалась такой привлекательной во время «холодной войны», больше не существует. Бессилие демократических парламентов и политиков, которые обитают в них с тем, чтобы что-то изменить, дискредитировали демократию. Дружище капитализм может выжить и без нее.

В то время когда большая часть мира — самыми яркими примерами являются Латинская Америка и Южная Корея — начинает уставать от американского «освобождения», множество либералов словно онемели. Историю не столько переписывают, сколько игнорируют ее существование. Как раз то самое, чего я делать никогда не мог. Даже будучи подростком, я жадно интересовался историей и обнаруживал ее воздействие во всех сферах жизни.

Интересное явление нарушало порядок моих первых визитов в Соединенные Штаты: меня преследовали видения. В отличие от тех, которые являлись Жанне д’Арк, мои видения были призрачного, а не божественного происхождения. Один образ преследовал меня особенно настойчиво. Я смотрел вниз из иллюминатора самолета на обширные пространства и представлял себе тысячи коренных американцев, занятых повседневными делами. Чаще всего они сидели на лошадях, они охотились, или белые захватчики охотились за ними.

Иногда я представлял себе их, спорящих друг с другом в своих селениях о том, как лучше всего дать отпор белым пришельцам.

В первый раз это случилось в конце зимы 1969 года. Я летел из Нью-Йорка в Миннеаполис. Подо мной лежал толстый ковер слоистого снега, перечеркнутый неправильными линиями деревьев, которые напоминали виселицы. Внезапно я увидел беспорядочную толпу темнокожих мужчин, женщин и детей, их тела были одетые в меха и буйволовые шкуры; солдаты в форме гнали их, как пастухи стадо. Я отвернулся от окна и углубился в недочитанный роман, лежавший у меня на коленях. Когда я ближе познакомился с Соединенными Штатами, эти видения начали блекнуть и вскоре исчезли навсегда. От них остались живые воспоминания, но я больше не вижу их во время путешествий.

Почему эти видения посещали меня? Боюсь, по самой банальной причине. Это был кумулятивный эффект всех вестернов, которые я смотрел во время моей напрасно растраченной в Лахоре юности. Это было в пятидесятые годы. Происходила смена «имперской гвардии». Юнион Джек[4] убрался домой. Постколониальный Пакистан стал реципиентом предметов потребления со звездно-полосатой маркировкой. Эти предметы являлись символами жесткой или мягкой власти: Голливуд, Элвис Пресли, кока-кола и военное оборудование.

Мы отчаянно хотели быть современными (а в моем случае еще и антиимпериалистами) и поэтому т. н. мягкая власть жадно потреблялась. Другое дело — как она переваривалась. Я был потрясен, увидев, как много «красных индейцев» регулярно и хладнокровно убивают на экранах кинотеатров «Регал» и «Плаза» в центре Лахора. Они не были для нас «бандитами», и я всегда хотел, чтобы они победили, хотя это и не соответствовало бы исторической правде. Эти видения часто посещали меня. Они вызвали у меня всепоглощающий интерес к истории американских индейцев. Я постоянно выискивал названия их племен в разных энциклопедиях; бродил по букинистическим магазинам и библиотекам, отыскивая все, что было там в наличии. Я очень много думал о них. Позже я прочел, что на языке индейцев сиу «черная гора» звучит как «паха сапа». На моем родном пенджабском языке слово «гора» звучит как «пахар», а «черная» — «сиах». Довольно похоже. Как же эти слова пересекли Сибирский ледяной мост бог знает сколько лет назад? Являются ли они вообще индейскими? Вестерны вызвали множество вопросов, на которые Голливуд никогда не смог бы ответить.

Эти давние мысли о первых обитателях обеих Америк хранились в одной из ячеек моей памяти и вновь впервые изверглись оттуда, когда я посетил США. Чему они научили, эти бесконечные дни, проведенные внутри кинематографической реконструкции жестокого прошлого, истории о когда-то расширявшейся границе? Какую бы сторону вы ни поддерживали, один факт неопровержим. Власть, установленная поселенцами над коренными обитателями Америки, стала результатом чистого принуждения. Согласия не искали и не желали.

Протестантский фундаментализм подогревал стремление первых поселенцев к перемене мест, и эта идеология, вкупе с более совершенной технологией и ремеслами, стала краеугольным камнем в фундаменте колоний в Новом Свете: «Так Господь повелел своему народу изгонять язычников». В 1637 году фанатики предали огню поселение индейского племени пектоов в Коннектикуте. Четыреста человек из этого племени были сожжены заживо, хотя и пытались спастись. Один из колонистов писал: «Это было страшное зрелище — видеть, как они горят в огне… и ужасны были смрад и вонь; но эта победа стоила такой жертвы, и они вознесли за нее хвалу Господу».

Протестанты не ставили себе целью «цивилизовать» язычников. Этой слабости были подвержены католики — испанцы и португальцы, — которые захватили Южный континент. Оба континента были названы «Америка» в честь флорентийского путешественника Америго Веспуччи, который приплыл с испанской экспедицией в Венесуэлу в 1499 году, а впоследствии с португальцами спустился к побережью будущей Бразилии. Они тоже в больших количествах убивали коренных жителей, но тех было около 57 миллионов, а рабочей силы не хватало. Некоторых пришлось обратить в «истинную веру». После этой очистительной процедуры многократно возросло число смешанных браков. Протестанты, которые остались на Северном континенте, были пуританами и придерживались буквальной интерпретации Ветхого Завета. Они искренне верили, что истребление является самым простым и милосердным решением в отношении инакомыслящих. Такова была Божья воля. Уверенность в своей правоте, которой были отмечены имперские авантюры Америки, присутствовала с самого начала.

Через двести лет после массового убийства в поселении племени пекотов некоторые из самых утонченных поэтов, писателей и интеллектуалов Америки создали произведения в таком же ветхозаветном духе. Послушайте, как великий здравомыслящий ум, Оливер Венделл Холмс с важным видом разглагольствует о ценностях цивилизации! Он называл коренных американцев «наброском, сделанным красным карандашом на холсте перед тем, как изобразить на нем в красках настоящее человечество… Негодные, сэр, негодные! Временная раса, сэр, и ничего более… уходящая со сцены в соответствии с программой».

Пишущий в патриотическом духе Уолт Уитмен, как и многие другие граждане «демократии с крепкими мускулами», восхищался расширением границ новой республики.

Что делать Мексике, бесполезной Мексике, с ее предрассудками, ее пародией на свободу, ее тиранией немногих, что ей делать с великой миссией заселения этого нового мира благородной расой? Это нам выполнять эту миссию… Мы со своей стороны взялись увеличить нашу территорию и мощь не с сомнением, а с верой христианина в божественное таинство.