Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али - Страница 26

Прошло шесть веков, прежде чем этот вопрос был поднят вновь. Новым борцом за права женщин стал молодой египтянин Рифаа ат-Тахтави (1801–1873). Он вырос в Египте в правление Мухаммеда Али, наместника султана Османской империи, который добился независимости и хотел модернизировать страну. В состав миссии, которую Мухаммед Али послал учиться во Францию, входил и ат-Тахтави. Здесь он изучал французский язык, труды философов эпохи Просвещения и был крайне впечатлен той степенью свободы, которой пользовались французские женщины. По возвращении он опубликовал две книги об условиях жизни египетских женщин. Как и Ибн-Рушд, он требовал, чтобы мусульманским женщинам было предоставлено равенство с мужчинами в социальной, экономической и политической сферах. Он объявил гарем тюрьмой, которую нужно разрушить, и заявил, что нужно запретить детские браки и дать женщинам возможность получать образование.

Более полувека спустя эстафету ат-Тахтави подхватил египетский судья Кассим Амин, книги которого «Освобождение женщин» (1899) и «Новая женщина» (1901)[32] стали основополагающими текстами арабского феминизма. До победы национализма оставалось несколько десятилетий, еще была возможность последовать примеру Европы и пойти путем прогресса, не компрометируя ислам.

Двадцатый век ознаменовался зарождением и развитием движений за права женщин в арабском мире, а также в Юго-Восточной Азии. Они двигались в одном направлении с развивающимся антиколониальным движением, а позднее как с националистической, так и социалистической разновидностью антиимпериализма. В отношении «женского вопроса» эти движения развивались нестабильно. В начальной фазе развития они требовали для женщин равных политических прав, но не бросали вызов сводам религиозных законов, регулирующих семейную жизнь.

Впоследствии, в постколониальной фазе движения, в большинстве исламских стран женщинам было даровано социальное равноправие, однако исламскому закону — шариату — нигде, за исключением кемалистской Турции и Туниса, вызов брошен не был. Женщины потребовали права учиться, работать и голосовать. В Египте, Ираке и Сирии возможность учиться и работать была им дарована, но поскольку это были однопартийные государства, в голосовании, как женщин, так и мужчин, смысла никакого не было. Несмотря на то что женщины бок о бок с мужчинами боролись за свободу, как только была завоевана независимость, их требования реформировать гражданские кодексы, регулирующие семейные отношения, были полностью проигнорированы. Сохранение этих реакционных мер стало в постколониальный период краеугольным камнем в исламских обществах. Пакистан и Бангладеш даже выбирали на должность премьер-министра женщин, но и они должны были подчиняться законам, по которым женщины являются гражданами второго сорта.

К концу XX века, с угасанием в исламском мире импульсов светских, модернистских и социалистических движений в глобальном масштабе, мир захлестнула волна религиозного фундаментализма. Некоторые завоеванные женщинами права оказались под угрозой в США, Польше, России и бывшей Восточной Германии. Победа религиозной партии в Иране, поражение левых в Афганистане, сохранение ваххабитского режима в Саудовской Аравии, возвышение фундаменталистских политических группировок в Египет и Алжире, постмодернистская защита релятивизма, все это, кажется, снова привело к краху надежд женщин. В век глобализации единственным, что еще защищают, осталась только первичная общность. Но какая именно общность защищается и чьи интересы соблюдаются при этом?

Многие лидеры феминистского движения в мусульманском мире, которые когда-то храбро противостояли и муллам, и военной диктатуре, склонились перед лицом фундаментализма. Нам иногда говорят, что браки по договоренности между родителями и чадра для женщин намного лучше западных браков и постоянного адюльтера, как будто все браки в мусульманском мире заключаются по договоренности между родственниками будущих супругов, а адюльтера там и вовсе нет. Если правители Османской империи принадлежали к одной религиозной и культурной общности с большинством арабов, то почему же арабы объединились с язычниками против османов?

Думаю, что история еще сможет нас удивить. В Иране и Саудовской Аравии, где господствует жесткая религиозная диктатура, вполне может подняться новая волна протеста, поскольку самым лучшим учителем по-прежнему является опыт.

Часть II

Столетие рабства

8

Памятная весна

Апрель 1969 года. Лахор. Прекрасный весенний день, и не только потому, что зацвела джакаранда. Военная диктатура, которую поддерживал Вашингтон, свергнута студентами и рабочими в результате борьбы, которая продолжалась пять месяцев[33].

Народ добился этого сам, без помощи какой-либо иностранной державы. И Вашингтон, и Пекин старались сохранить у власти в Пакистане полевого командира Айюб-хана, но им это не удалось. Требования студентов и рабочих установить демократию и социализм завоевали поддержку миллионов. Религиозные фундаменталисты были полностью разгромлены.

После выступлений на митингах в разных концах страны я вернулся в Лахор, чтобы прочитать на «Национальном форуме мыслителей» лекцию о советском вторжении в Чехословакию, выступить против танков, которые раздавили «социализм с человеческим лицом», потому что он обещал демократию. Зал заполняли в основном студенты, хотя были там и про-московски настроенные коммунисты, и весьма энергичные, несмотря на старость, сторонники председателя Мао. В то время я активно работал в троцкистском Четвертом интернационале, программа которого в Юго-Восточной Азии была не особенно популярной. Были предприняты попытки настроить этот митинг на определенный тон. Маоисты наняли некоего рифмоплета, который должен был сочинить несколько строчек, прославляющих убийство Троцкого. Я проигнорировал эту провокацию, хотя аудитория была ошеломлена.

Моя критика советского вторжения в Чехословакию была воспринята хорошо. Я противопоставил чешских студентов китайским студентам — красной гвардии (хунвэйбинам) — времен «культурной революции».