Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али - Страница 121

Ясно, что проблема состоит в том, был ли когда-либо у израильтян шанс установить просто нормальные отношения с арабами? Был ли у них вообще выбор? До какой степени последняя война является результатом длинной цепи необратимых событий?

Да, до некоторой степени настоящая ситуация определена всем ходом арабо-израильских отношений со Второй мировой войны, может быть, даже с Первой мировой воины. Однако я верю, что у израильтян был определенный выбор. Позвольте мне процитировать притчу, при помощи которой я однажды попытался представить эту проблему израильской аудитории.

Однажды человек спрыгнул с верхнего этажа горящего дома, в котором уже погибли многие из членов его семьи. Он сумел спастись, но, в то время как он падал на землю, он попал на человека, стоявшего внизу, сломав тому ноги и руки. У падающего человека не было выбора, но для человека со сломанными конечностями именно он был причиной его несчастья. Если бы оба вели себя более рационально, они не стали бы врагами. Если бы человек, спасавшийся из горящего дома, выздоровев, пытался помочь и утешить другого пострадавшего, и последний мог бы понять, что он являлся жертвой обстоятельств, которые никто не мог контролировать.

Однако вот что получается, когда эти люди ведут себя иррационально. Покалеченный человек обвиняет другого в своем несчастье и клянется, что отплатит ему за это. Другой, опасаясь мести калеки, оскорбляет его и бьет каждый раз, когда они встречаются. Побитый калека опять клянется, что отмстит, а его снова бьют и наказывают. Ненавистник, вначале обиженный и несчастный, постепенно закаляется своей ненавистью, омрачает существование обоих и отравляет их умы. Я уверен, что вы узнаете себя (сказал я моей израильской аудитории).

Европейские евреи в Израиле — это человек, прыгавший из горящего дома. Другой персонаж — олицетворение палестинских арабов, более миллиона из которых потеряли свои земли и дома. Они возмущены, они глядят через границы на родные места, ставшие чужими, нападают украдкой и клянутся отомстить. Вы бьете их беспощадно. Но какой в этом смысл? И какая у нас всех перспектива?

Ответственность за трагедию европейских евреев — Освенцим, Майданек и кровавые гетто — лежит целиком на нашей западной буржуазной «цивилизации», чьим законным потомком, хотя и уродливым, является нацизм. Однако за преступления Запада, совершенные по отношению к евреям, заплатили арабы. Их все еще заставляют платить, так как «нечистая совесть» Запада, конечно, заставляет великие державы принимать произраильскую и антиарабскую позицию. И как легко Израиль позволил подкупить себя и одурачить фальшивым «возмещением ущерба».

Рациональные отношения между израильтянами и арабами возможны, если Израиль по крайней мере попытается их установить, если человек, выпрыгнувший из горящего дома, попытается подружиться с невинной жертвой его падения и возместить ей ущерб. Этого не происходит. Израиль никогда не признавал обиду арабов. С самого начала сионизм работал над созданием чисто еврейского государства и был рад избавить страну от арабов. Израильское правительство никогда серьезно не рассматривало возможность устранить или смягчить обиду, нанесенную арабам. Они отказывались даже от рассмотрения судьбы огромной массы беженцев, пока арабские государства не признали Израиль, пока арабы не сдались политически. Возможно, это могло бы быть оправдано как переговорная тактика. Катастрофическое ухудшение арабо-израильских отношений произошло после Суэцкой войны, когда Израиль бесстыдно действовал как авангард обанкротившегося европейского империализма в его последнем выпаде против антиколониализма на Ближнем Востоке. Израильтянам не надо было присоединяться к «Суэцкой компании». Все «за» и «против» были очевидны, и здесь не шла речь о смеси справедливого и несправедливого в позиции любой из сторон. Израильтяне были совершенно не правы, и морально, и физически. На первый взгляд, арабо-израильский конфликт — это лишь столкновение двух соперничающих «национализмов», каждый из которых движется по порочному кругу самодовольных и кичливых амбиций. С точки зрения абстрактного интернационализма нет ничего проще, чем освободиться от обоих как одинаково реакционных и бесполезных. Однако такой взгляд игнорировал бы социальные и политические реалии сложившейся ситуации. Национализм народа в полуколониальных или колониальных странах, сражающихся за свою независимость, не должен ставиться на один морально-политический уровень с национализмом завоевателей и угнетателей. Первый имеет свое историческое оправдание и прогрессивный аспект. Ясно, что арабский национализм, в отличие от израильского, пока еще принадлежит к первой категории.

Однако даже национализм угнетенных не должен восприниматься без продуктивной критики, поскольку в его развитии существуют различные фазы. В первой фазе превалируют прогрессивные стремления; во второй — на поверхность выходят реакционные тенденции. С момента, когда независимость завоевана или почти завоевана, национализм обычно отбрасывает революционный компонент и принимает ретроградную идеологию. Мы видели, как это происходило в Индии, Индонезии, Израиле и до определенной степени даже в Китае. Даже в революционной фазе каждый национализм обладает иррациональной чертой, склонностью к элитарности, национальному эгоизму и расизму. Арабский национализм, несмотря на все его исторические заслуги и прогрессивные функции, также не лишен подобной составляющей.

Июньский кризис открыл некоторые основные слабости арабской политической мысли: недостаток политической стратегии, склонность к излишней эмоциональности и чрезмерное использование националистической демагогии. Эти слабости были среди причин арабского поражения. Находя удовольствие в угрозах «стереть Израиль с лица земли» — а насколько пустыми были такие угрозы, ясно из полной военной неподготовленности арабов, — некоторые пропагандисты Египта и Иордании принесли большие дивиденды израильскому шовинизму, что позволило израильскому правительству довести народ до пароксизма страха и свирепости, которые затем обрушились на головы арабов.

Общеизвестно, что война является продолжением политики. Шестидневная война показала относительную незрелость современных арабских режимов. Израильтяне обязаны своим триумфом не только упреждающему удару, но также и более современной экономической, политической и военной организации. До определенной степени эта война вскрыла особенности развития арабских стран после Суэцкой войны и открыла его серьезнейшие недостатки. Модернизация социально-экономических структур Египта и других арабских государств, а также арабского политического мышления проходила гораздо медленнее, чем предполагал народ, склонный идеализировать правящие режимы арабских стран.

Сохранявшаяся отсталость, конечно, коренилась в социально-экономических условиях. Но идеология и методы организации уже сами по себе являлись ослабляющими факторами: однопартийная система, культ Насера и отсутствие свободы слова. Все это серьезно затрудняло политическое образование и социалистическое просвещение народных масс. Негативные результаты стали ощутимы на нескольких уровнях. Там, где важнейшие политические решения зависят от более или менее автократичного лидера, в мирное время нет ни подлинного народного участия в политическом процессе, ни бдительности, ни активной сознательности, ни инициативы снизу. Это имело множество последствий, в том числе и военных. Израильский упреждающий удар, нанесенный при помощи стандартного вооружения, не произвел бы такого опустошительного воздействия, если бы для вооруженных сил Египта было привычным опираться на инициативу отдельных офицеров и солдат. Местные командиры тогда бы приняли элементарные оборонительные меры предосторожности, не ожидая приказов сверху. Военная некомпетентность отразила социально-политическую слабость. Военно-бюрократические методы «насеризма» препятствовали также и политической интеграции арабского освободительного движения. Националистическая демагогия расцветает чересчур легко; но не является заменой подлинного импульса к национальному объединению и подлинной мобилизации народных сил против сеющих распри реакционных элементов. Мы увидели, как в критическом положении чрезвычайное доверие к единственному лидеру поставило судьбу арабских государств в зависимость от великодержавной интервенции и случайностей дипломатического маневра.