Момент перелома - Михайловский Александр Борисович - Страница 5

– Ну вот и все, недолго музыка играла… – Карпенко, прищурившись, посмотрел на недавнего сержанта, а теперь подпоручика Ухова. – Товарищ поручик, берите своих ухорезов, и обшарьте мне эту посудину от киля до клотика. Будьте добры, найдите, в чем тут секрет, ведь, судя по курсу, они шли не в Сасебо или в Нагасаки, а напрямую в Чемульпо.

В этом походе в распоряжении Карпенко было отделение морской пехоты из две тысячи семнадцатого года, развернутое во взвод за счет прикомандированных на обучение матросов с эскадренного броненосца «Севастополь». Эти русские парни прошли краткий испытательный тест и были признаны пригодными для обучения «без отрыва от производства». На «Аскольде» и «Новике» тоже было по одному отделению инструкторов. На этих кораблях посмотреть на тренировки по рукопашному бою сходились все не находящиеся на вахте офицеры и свободные от работ матросы. Раньше подобное они могли видеть только в цирке, где на ковер выходили знаменитые бойцы. А здесь и сейчас чудеса проделывали обычные парни, на вид даже моложе большинства присутствующих. Ажиотаж привел к тому, что, например, на «Новике» то один, то другой мичман или молодой лейтенант выходили на общую тренировку. Некоторые не выдержали и бросили после пары занятий, но несколько особо упрямых офицеров упорно продолжали совершенствовать свое умение лишить жизни ближнего своего не только с помощью снарядов и самодвижущихся мин, но и с помощью голых рук и ног. Но на «Трибуце» дело обстояло немного не так, здесь пришельцы из двадцать первого века были дома, а местные уроженцы в гостях.

– Это ж удивительно, – говорил своим товарищам во время краткого перекура какой-нибудь матрос Василий Петров, – это ж что, нас здесь совсем за людей чтут? Почитай, мы тут неделю, а местные благородия и в морду никому не дали. А Леонид Петрович, тот вообще криком ни разу не кричит, а сначала все объяснит подробно, да еще картинку нарисует, чтоб понятней было…

– Ага, а кормят как! – подхватит его приятель, – а наказания, ну разве ж это наказания – отжаться. Ни тебе на шесть часов под винтовку, ни, опять же, по морде…

– Но, ты это кормежку зря вспомнил, – отзовется третий, попыхивая самокруткой. – у нас на «Севастополе» тоже недурно кормят; не так как тут, но недурно. Гнилья в котле, например, совершенно не бывает, не сравнить с некоторыми… Но все равно, когда ты не нижний чин, не быдло, а товарищ боец, так служить можно, ой как можно! Дайте мне микаду, паарву!

– Тревога, взвод, строиться в полном боевом! – доносится издалека крик дневального.

Это значит – все, цыгарки брошены в урны и все на выход. Только вот какое может быть полное боевое для матроса в тысяча девятьсот четвертом году? Ну, во-первых, винтовка Мосина со штыком – это раз. Два офицерских нагана с самовзводом – это два, пехотная лопатка в чехле – это три. Спасибо Леониду Петровичу – показал ее в деле; страшное оружие, а с виду и не подумаешь… И еще, на сладкое – пробковый жилет и поверх него самодельная разгрузка, с обоймами к мосинке.

И вот уже с борта парохода послушно спущен трап, и к нему причаливает катер с «Трибуца», полный вооруженных людей. А на палубе парохода… На палубе – «кино и немцы», то есть викторианские джентльмены в своих мундирах цвета хаки и пробковых шлемах.

– Что-то многовато здесь этих ископаемых… – пробормотал про себя Ухов и нажал на тангенту, выходя на связь с «Трибуцем». – Товарищ капитан первого ранга, тут это, британское офицерье, в большом количестве. Вы бы это, стволы пушек на них навели, а то мне как то не по себе, уж больно их много и все при оружии…

– Вижу, Леонид! – и на британский пароход нацелилось все, включая реактивный бомбомет подбойного борта.

Ситуация сложилась взрывоопаснейшая – британцы превосходили морпехов числом раз в шесть-семь. Но на противоположной стороне мощь семи автоматов, двух РПК и одного «печенега». Оружие взведено, снято с предохранителя и нацелено на группу британцев. На открытой палубе они порубят лимонников вместе с их «смит-и-вессонами» в котлетный фарш. Стоит прозвучать хоть одному выстрелу – и начнется кровавая вакханалия.

– Господа, предлагаю бросить оружие, гарантирую вам жизнь, – на неплохом английском языке прогремел многократно усиленный электроникой голос Карпенко, – в случае же оказания сопротивления вы будете уничтожены.

Англичане даже чуть присели под раскатами этого громового голоса, который, казалось, доносился с самих небес. Джентльмены не вынесли пристальных взглядов странных солдат в пятнистой одежде, с размалеванными, как у аборигенов Америки, лицами. Наведенные прямо в лицо стволы неизвестного оружия тоже не добавляли британцам уверенности в себе. А уж удлиненные магазины подсказывали британским офицерам, что это оружие наподобие винтовки Мадсена – еще и многозарядное, и, скорее всего, автоматическое. А вот у этой штуки сбоку свисает кончик пулеметной ленты – так это пулемет, что ли, такой маленький? Что будет, если у того Ивана, что держит его в руках, не выдержат нервы и он надавит пальцем на спуск, перечеркивая очередью толпу джентльменов от края и до края?

Вот на палубу брякнулся один револьвер, второй, третий… Обезоруженных британцев, наскоро обыскав, согнали к борту и оставили под охраной пулеметчика, пятерых матросов с «Севастополя» и прицелом скорострелок с «Трибуца», а в низы уже ринулись штурмовые группы. Несколько секунд спустя сухо треснул револьверный выстрел из «смит-и-вессона», в ответ грохнула двухпатронная очередь и выстрел из нагана. Отчаянно завизжала женщина, но потом крик внезапно оборвался. На этом попытка сопротивления была исчерпана. После обыска выяснилось, что в трюме парохода находилось с десяток пулеметов «Максим» новейшей модификации, сотня винтовок «Ли-Энфилда» со снайперскими прицелами и большое количество патронов британского образца. Также имелось восемь новых полевых трехфунтовых (в данном случае 76-мм) пушек с разнообразным набором боеприпасов. Согласно сопроводительным документам, все это вооружение направлялось в первую армию генерала Куроки для проведения испытаний в боевых условиях. А британские офицеры оказались волонтерами – то есть формально частными лицами, согласившимися добровольно принять участие в войне против России на стороне Японии. Рейценштейн, когда услышал о таком «подарке», молчал минут пять, потом спросил:

– Вы-то сами что думаете, Сергей Сергеевич?

– Пароход отпускать никак нельзя, Николай Карлович, – ответил Карпенко, – налицо самая наглая военная контрабанда. Да и другим будет пример нехороший.

– Пароход мы, конечно, арестуем, – после некоторого раздумья ответил Рейценштейн, – а что нам делать с британскими офицерами?

– А ничего, доставим их в Порт-Артур, и пусть решает его высокопревосходительство Наместник Алексеев. В конце концов, его именно для этого на должность и поставили, пусть думает. Все равно ничего страшного с ними не произойдет, в худшем случае их интернируют до конца войны, а в лучшем – просто вышлют обратно в Англию по железной дороге. Хотя я бы их, сукиных котов, покрошил бы у стенки из пулемета и не поморщился, они ведь наших русских солдат и офицеров собирались убивать. Воображали, наверное, чего-то, рыжие бестии, предвкушали…

– Экий вы злобный, Сергей Сергеевич, – вздохнул Рейценштейн, – ведь нельзя же так, это все же цивилизованная нация, европейцы.

– А вы, Николай Карлович, поинтересуйтесь, что эти цивилизованные делали с другими европейцами, с бурами, – огрызнулся Карпенко, – как женщин и детей насмерть в лагерях тысячами морили, чтоб вынудить их мужей и отцов сдаться. Только не поседейте раньше времени. Нет для англосаксов ни чести, ни совести, а только прибыль. И договор с вами они будут соблюдать, только пока это им выгодно – не то что мы, русские. Поэтому разговаривать с ними можно только глядя через прицел.

– Ладно, Сергей Сергеевич, – ответил Рейценштейн, – вы там заканчивайте, часа через три мы подойдем к вам с «Новиком» для высадки на эту «Веселую Марго» призовой команды. А потом давайте уж в Артур собираться, а то можем и к Пасхе опоздать.