Адвокат - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 41

— Доброго утречка.

— И вам того же. — Я улыбнулся и завозился с замком.

— Вы юрист?

— Да, мэм.

— Для таких, как я?

Мне стало ясно: дома у женщины нет. Это было все, о чем мы спрашивали у человека, обратившегося к нам впервые.

— Да, мэм. Прошу вас. — Я распахнул дверь.

Внутри оказалось холоднее, чем на улице. Я покрутил регулятор температуры на батарее. Похоже, она висела под окном ради собственного удовольствия. Я отправился варить кофе. Предложенный черствый пончик дама съела в мгновение ока.

Мы расположились в большой комнате, по соседству со столом Софии. Два высоких картонных стаканчика согревали нам руки. Женщина склонилась над кофе, будто пыталась каждой клеткой вобрать последнее в своей жизни тепло.

— Как вас зовут? — спросил я ее. Зная имя, куда проще общаться.

— Руби.

— Я Майкл. Где вы живете, Руби?

— Да где придется.

Ее одежда состояла из лыжного костюма серого цвета, толстых коричневых носков и грязно-белых кроссовок неизвестного производства. Худа, как щепка, глаза заметно косят. Возраст — лет тридцать-сорок.

— Руби, — улыбнулся я, — мне нужно знать, где вас при случае можно застать. В приюте?

— Жила одно время, но потом ушла. Меня там чуть не изнасиловали. Нашла машину.

Никакой машины у конторы я не заметил.

— У вас есть машина?

— Ну да.

— Вы водите ее?

— Она не для езды. Я в ней сплю.

Я предложил Руби перейти в мой кабинет, где батарея, слава Богу, подавала слабые признаки деятельности, и предусмотрительно закрыл дверь. Вот-вот с грохотом, как стихийное бедствие, должен был появиться Мордехай.

Руби уселась на краешек складного стула и водрузила стаканчик на стол.

— Чем я могу вам помочь, Руби? — Я вооружился блокнотом и ручкой.

— Они забрали у меня сына, Терренса. Ему всего шестнадцать.

— Кто забрал?

— Город. Опекуны.

— Где он сейчас?

— У них.

Резкий голос, быстрые ответы. Я понял, нервы у Руби напряжены до предела.

— Успокойтесь. Расскажите о Терренсе поподробнее.

Не глядя мне в глаза, сложив ладони домиком над дымящимся кофе, Руби поведала свою незамысловатую историю.

Несколько лет назад, Терренсу было около десяти, они жили в скромной квартирке. За торговлю наркотиками Руби на четыре месяца угодила в тюрьму, сын отправился к тетке.

Выйдя на свободу, Руби забрала Терренса. Снимать квартиру было не на что. Пришлось ночевать в машинах, брошенных зданиях или, когда тепло, под мостами; зимой мать с сыном иногда устраивались в приюте. Терренсу чудом удавалось посещать школу. Руби просила деньги у прохожих, торговала собой (на ее языке это называлось «пошалить»), украдкой сбывала знакомым пакетик-другой крэка. Она не чуралась никакого заработка, лишь бы сын не голодал, был более или менее прилично одет и не бросал учебу.

Не выходило у Руби одно — победить привычку к зелью.

Она забеременела, ребенка, родившегося с серьезнейшими дефектами, город ей не оставил.

Никаких материнских чувств к потерянному младенцу Руби не испытывала, главным был Терренс. Когда органы опеки несовершеннолетних заинтересовались его судьбой, она решила спрятать сына. Некогда Руби служила у Роулэндов. Дети еще не старой супружеской пары разъехались по стране. Муж и жена занимали небольшой особняк неподалеку от Университета Говарда. Руби предложила пятьдесят долларов в месяц, чтобы они позволили Терренсу жить в крошечной спальне над задним крыльцом. Поколебавшись, Роулэнды согласились — тогда, по словам моей клиентки, они были людьми добрыми. Раз в сутки Руби разрешалось видеться с сыном — вечером, один час. Школьные учителя стали чаще хвалить мальчика, и мать имела основание гордиться собой.

Руби перебралась поближе к Роулэндам: нашла общественную кухню и приют, присмотрела новый сквер и брошенный в переулке автомобиль. Ежемесячно она откладывала небольшую сумму и не пропускала свидания с сыном.

На сей раз ее посадили то ли за проституцию, то ли за сон на скамейке, она не помнила.

Руби очнулась в отделении для наркоманов в окружном госпитале, куда ее, потерявшую сознание, доставила вызванная кем-то из прохожих «скорая». Предстоял курс лечения, но, соскучившись по Терренсу, она сбежала из госпиталя.

Поневоле пропустив неделю, Руби пришла навестить сына. Терренс, уставившись на живот матери, спросил, беременна ли она. Да, похоже, вновь залетела, спокойно призналась Руби. От кого? Да кто ж его знает! Терренс принялся кричать и сыпать такими проклятиями, что прибежали Роулэнды и попросили Руби уйти.

Весь период ее беременности Терренс игнорировал мать.

Господи, какой пыткой это было: спать в брошенных машинах, просить милостыню на еду, считать часы до свидания, приходить и видеть, как мальчик, демонстративно не поднимая головы, готовит уроки!

Здесь Руби не выдержала и расплакалась. Решив, что слезы помогут ей снять напряжение, я делал записи в блокноте и слушал, как за стеной громко топающий Мордехай пытается спровоцировать Софию на традиционную перебранку.

Третьего ребенка у Руби тоже забрали, сразу после родов. Выйдя на четвертый день из палаты, она вернулась к привычным занятиям.

Учеба давалась Терренсу легко, он с интересом занимался математикой и испанским, неплохо играл на тромбоне и принимал участие в любительских спектаклях. По окончании школы мальчик надеялся поступить в военно-морскую академию. Мистер Роулэнд был когда-то военным.

Однажды вечером мать пришла на свидание с сыном в таком состоянии, что миссис Роулэнд не выдержала: либо Руби лечится, либо ей откажут от дома. В таком случае, заявила Руби, она забирает сына. Терренс ответил, что от Роулэндов он никуда не уйдет. На следующий день Руби ждал чиновник из органов опеки. Роулэнды заранее обратились в суд с просьбой об усыновлении мальчика, прожившего с ними три года. Матери отказали даже в праве видеться с Терренсом — пока она не избавится от наркомании.

С тех пор прошло три недели.

— Я хочу видеть сына. Мне плохо без него.

— Вы лечитесь? — спросил я.

Прикрыв глаза, она отрицательно покачала головой.

— Почему?

— Нет мест.

Я не имел ни малейшего понятия, как бездомные наркоманы попадают в лечебницы. Что ж, придется выяснить. Я вообразил Терренса в уютной теплой комнате, сытого, чисто одетого, готовящего уроки под присмотром мистера и миссис Роулэнд, любящих его почти так же, как Руби. Вот они завтракают, и мистер Роулэнд, забыв про утреннюю газету, гоняет мальчика по испанской грамматике. Да, у Терренса все складывается в высшей степени благополучно — в отличие от моей клиентки, чья жизнь превратилась в ад.

Теперь Руби хотела, чтобы я помог ей вернуть сына.

— Насчет мест я выясню, но на это потребуется время, — сказал я, не представляя, сколько именно. В городе, где не менее пятисот семей дожидаются очереди пожить в приютской клетушке, больничные койки для наркоманов наверняка наперечет. — Пока вы не забудете о зелье, Терренса вам не видать, — добавил я как можно мягче.

Руби молчала; в глазах у нее блестели слезы.

Мир, в котором она жила, я совершенно не знал. Где достают наркотики? Во что это обходится? Сколько раз в день Руби нужно принять дозу? Как долго длится лечение?

Есть ли вообще шанс избавиться от десятилетней привычки? Что делает город с детьми от наркоманов?

У Руби не было ни документов, ни адреса — ничего, кроме рвущей душу боли. Выговорившись, она спокойно сидела на стуле, а я гадал, как ей намекнуть, что у меня есть и другие дела. Кофе был выпит.

Проблему решил пронзительный голос Софии: я подумал, будто к нам ворвался какой-нибудь Мистер с пистолетом, и выскочил в большую комнату.

Пистолет в самом деле присутствовал, но не у Мистера.

Посреди комнаты стоял лейтенант Гэско собственной персоной. Трое его подручных в форме обступили стол Софии, которая онемела от возмущения. Двое других, в свитерах и джинсах, с интересом ждали развития событий поодаль. Вышел из своей каморки и Мордехай.