ЗРЕЛОСТЬ - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 36

Иногда ты влюбляешься в мужчину или женщину и внезапно чувствуешь себя интегрированным, внезапно чувствуешь, что впервые стал единым. Твои глаза горят, твое лицо сияет, и интеллект более не притуплен. Что-то начинает ярко гореть в твоем существе; возникает песня, и в твоей походке теперь есть качество танца. Ты – совершенно другое существо. Но это редкие мгновения – потому что мы не узнали секрет. Вот этот секрет: пусть будет что-то, чем ты начал наслаждаться. Вот и весь секрет. Художник может быть голоден, но продолжать рисовать, и все же ты видишь на его лице такую удовлетворенность. Поэт может быть беден, но когда он поет свою песню, он богатейший человек в мире. Никто не богаче его. В чем его секрет? Секрет в том, что он наслаждается этим мгновением. Когда ты чем-то наслаждаешься, ты сонастроен с самим собой и сонастроен со вселенной – потому что твой центр это центр всего.

Поэтому пусть это небольшое прозрение будет твоим климатом: делай только то, чем наслаждаешься, иначе – прекрати. Ты читаешь газету и на середине внезапно осознаешь, что не наслаждаешься этим: тогда нет необходимости продолжать. Зачем тогда ты читаешь? Остановись сейчас же. Если ты с кем-то говоришь и посреди разговора чувствуешь, что не наслаждаешься, даже на середине предложения, остановись сейчас же. Ты не наслаждаешься, ты не обязан продолжать. Поначалу это будет выглядеть немного странно. Но не думай, что это какая-то проблема. Ты можешь это практиковать.

За несколько дней произойдет несколько контактов с центром, и тогда ты поймешь, что я имею в виду, когда снова и снова повторяю: то, что ты ищешь, уже в тебе. Это не в будущем. Это не имеет ничего общего с будущим. Это уже здесь и сейчас, это уже так.

Когда рождение И смерть становятся Одним

Древнее дерево у моего дома танцевало на ветру, и старые листья падали с такой грацией и красотой. Не только дерево танцевало с дождем и ветром, но танцевали и старые листья; было празднование.

Кроме человека, во всем существовании никто не страдает от старости; фактически, существование ничего не знает о старости. Оно знает плодоношение; оно знает созревание. Оно знает, что есть время танцевать, жить так интенсивно и тотально, как это только возможно, и есть время отдыхать.

Эти старые листья на миндальном дереве у моего дома не умирают; они просто идут отдохнуть, слиться и сплавиться с той же самой землей, из которой возникли. Нет ни печали, ни скорби, но безмерный покой, когда они падают отдыхать в вечность. Может быть однажды, в другое время, они вернутся снова, в какой-то другой форме, на каком-то другом дереве. Снова они будут танцевать; снова они будут петь; они будут наслаждаться мгновением.

Существование знает только кругообразную перемену от рождения к смерти, от смерти к рождению, и это вечный процесс. Каждое рождение подразумевает смерть, и каждая смерть подразумевает рождение. Каждому рождению предшествует смерть, и за каждой смертью следует рождение. Поэтому существование не боится. Нет страха нигде, кроме как в уме человека.

Человек кажется единственным больным видом во всем космосе. Где эта болезнь? Должно быть наоборот... человек должен наслаждаться больше, любить больше, жить больше в каждое мгновение. Детство ли это, молодость или старость, рождение ли это или смерть, это совершенно неважно. Ты трансцендентален ко всем этим небольшим эпизодам.

Тысячи рождений случились с тобой и тысячи смертей. И те, кто может видеть ясно, могут понять еще более глубоко, как будто это происходит каждое мгновение. Что-то в тебе умирает в каждое мгновение, и что-то рождается заново. Жизнь и смерть не отдельны, не отделены друг от друга семьюдесятью годами. Жизнь и смерть точно как два крыла птицы, случающиеся одновременно. Ни жизнь не может существовать без смерти, ни смерть без жизни. Очевидно, они не противоположны; очевидно, они комплементарны. Они нужны друг другу для существования, они взаимозависимы. Они – части одного космического целого.

Но поскольку человек так неосознан, так крепко спит, он не способен увидеть этот простой и очевидный факт. Лишь немного осознанности, немного, и ты можешь увидеть, что меняешься в каждое мгновение. И перемена означает, что что-то умирает – что-то рождается. Тогда рождение и смерть становятся одним; тогда детство с его невинностью становится одним со старостью и ее невинностью.

Есть разница, но в то же время нет противоречия. Невинность ребенка на самом деле бедна, почти синонимична невежеству. Старик, зрелый в годах, который прошел через все опыты темноты и света, любви и ненависти, радости и боли, который приобретал зрелость в жизни в разных ситуациях, пришел к точке, где он больше не участвует ни в каком опыте. Приходит боль... он наблюдает. Приходит счастье, и он наблюдает. Он стал наблюдателем на холме. Все проходит в темных долинах, но он остается на освещенной солнцем вершине горы, просто наблюдая в полном молчании.

Невинность старости богата. Она богата опытом; она богата неудачами, успехами; она богата правильными и неправильными действиями; всеми неудачами, всеми успехами; она богата многомерно. Ее невинность не может быть равнозначна невежеству. Ее невинность может быть равнозначной только мудрости.

Оба невинны, ребенок и старик. Но у их невинностей есть качественная разница. Ребенок невинен, потому что он еще не вошел в темную ночь души; старик невинен – он вышел из туннеля. Один входит в туннель, другой выходит из туннеля. Один будет много страдать; другой уже страдал достаточно. Одному не избежать предстоящего ему ада; другой оставил этот ад позади.

Знает он об этом или нет, в сердце каждого человеческого существа есть дрожь: ты состаришься, и за старостью – наводнение, за старостью – смерть. И многие века тебя заставляли так бояться смерти, что сама эта идея глубоко укоренилась в твоем бессознательном; она проникла глубоко тебе в кровь, в кости, в мозг костей. Само слово пугает тебя – не потому, что ты знаешь, что такое смерть, но только из-за тысяч лет обусловленности, что смерть это конец жизни, ты боишься.