Изгнанница (СИ) - Булгакова Ирина - Страница 73

-Придушу, гадину, - он задыхался, хотя горло было сжато у нее. - Хотел подождать, пока что-нибудь про тебя узнаю, но теперь вижу, Тьма с выкупом, легче придушить тебя, чтоб заткнулась ты навсегда.

Лорисс не издавала ни звука. Сопротивленье бесполезно. Единственное, что она могла себе позволить: в предсмертной судороге выцарапать ему глаза. Это в лучшем случае. Перед глазами расплывалось белое лицо Елизара. Тонкие дрожащие губы, крупный нос, бесцветные глаза, все сливалось в одно бесформенное пятно. Пламя факела ослепительно вспыхнуло и на миг заслонило и Елизара, и каменные стены.

-Мразь, - Елизар швырнул ее на войлочную подстилку. - Руки марать не хочется. Сдохнешь здесь, как собака.

Лихорадочно хватая ртом воздух, Лорисс растирала руками сдавленную шею. Но болело не снаружи, а внутри. Шумно дыша, она не могла поверить в то, что осталась жива. Странным был мгновенный укол разочарования, тотчас сменившийся усталостью. Горло саднило. Она старательно откашлялась, но стало еще хуже. Несколько глотков воды, безусловно, смягчили бы сухую, болезненную гортань, но не было этих глотков. И тем мучительнее хотелось пить.

Когда она открыла глаза, в комнате стояла темнота. И тишина. Но на этот раз вместо страха, она принесла с собой спокойствие.

7

Долгое время Лорисс сидела, бессмысленно таращась в темноту. Разницы между открытыми и закрытыми глазами не было. Но для чего-то важно было осознавать, что она не лишилась такого важного органа, а вполне способна хотя бы моргать веками. Весь мир со всем его многообразием, с великими и малыми реками, с вековыми лесами и горами, уходящими вершинами за облака, океаном без берегов, таинственными восточными землями, словом, все - сузилось до размера игольного ушка. Игольного ушка, в котором без труда разместилась подземная комната. Может быть там - но Лорисс не поручилась бы за это - за широкими каменными стенами сейчас близился рассвет. Или ярко светил Гелион. Или… Или ничего подобного там не было вовсе.

Холод пронизывал тело до костей. Льняная рубаха, жалкое подобие одежды. Сколько угодно можно кутаться в войлочную подстилку, теплее не становилось. Интересно, сколько человек может терпеть холод, голод, темноту и тишину? И что будет там, где терпенье кончается?

Словно услышав ее мысли, в углу затихли до того возившиеся крысы. Установилась глубокая тишина. Настолько глубокая, что закладывало уши. Лорисс шумно дышала, время от времени ворочалась на подстилке, чтобы разрушить тягостное ощущение. Тишина рождала звуки, которых, скорее всего, не существовало в действительности. Нет. С большим удовольствием она пришла бы к другому выводу: что вой собаки, который ей вдруг почудился, на самом деле не плод ее больного воображения.

Собака выла так пронзительно, так жалобно и бесконечно, что даже такая любительница животных, которой считала себя Лорисс, дай ей волю, способна была пойти на крайние меры. Кровожадные меры.

Собака выла. На одной ноте и практически без пауз. Как Лорисс не ворочалась, это не помогало. И уже невозможно было разобрать - снаружи она воет или внутри головы. Лорисс пробовала говорить вслух, петь песню, все без толку. Даже крысы - палочка-выручалочка - и те угомонились. Впору было самой завыть, как той собаке!

Закрыв уши руками, Лорисс вжалась в стену, стараясь слиться с камнями, которым уж точно никакого дела не было до мучительного воя.

Собака выла, подавляя волю, вытесняя иные чувства и замещая их неумолчным, нескончаемым воем. Огненная пелена встала перед глазами, разрывая душу на части, лишая сознания и осознания себя, как человеческого существа. Уже не отдавая себе отчета в поступках, стиснув до боли голову, Лорисс качалась на каменном ложе, подвывая собаке. И в тот самый момент, когда мятущееся сознание готовилось отступить в небытие, вой прекратился.

Некоторое время Лорисс сидела, еще не веря в неожиданный подарок. Но стояла тишина - упоительная после изматывающего душу воя. Слыша только свое дыхание, Лорисс улыбалась, с грустью понимая: единственное, что способно порадовать ее больше долгожданной тишины - глоток воды. Горло непроизвольно дернулось, но глотать было нечего.

Тут что-то случилось с глазами: Лорисс показалось, что в комнате стало темнее. Словно ее накрыла гигантская тень, еще более черная, чем окружающая темнота. Терпеливо объясняя себе, что там, где нет света, не может быть и тени, Лорисс тщетно пыталась успокоиться. Обнаженные нервы отказывались внимать голосу разума. Может, бесполезно доказывать себе прописные истины, если и несуществующие звуки, и неизвестно откуда возникающие тени, ни что иное, как первый шаг к безумию? Никто не рассказывал ей, как человек сходит с ума, но настала пора смириться: скоро она узнает это сама. Страх сжал грудь. Страх гнездился в каждой клетке измученного тела. Страх внушал разуму дикую мысль: лишь смерть сулит избавление. Если нет выхода и суждено просидеть в подземелье до конца своих дней, не проще ли разом покончить с обреченным на страдание телом и освободить душу? Страх подсказывал и возможные способы, начиная от сплетенной из рубахи веревки, перекинутой через кольцо для факела на стене и затянутой на шее, и заканчивая попыткой броситься на здоровяка Тигрия.

Как ни странно, но звук открывающейся двери помимо того, что показался для Лорисс равносильным грому, принес и облегчение. Но свет факела не проник в комнату из коридора. Пытаясь понять, что происходит и чем вызвано такое новшество, Лорисс напряженно вглядывалась в темноту, в провал открытой, судя по звуку, двери. И опять тень, более черная, чем сама темнота мелькнула перед усталыми глазами. Лорисс услышала сдавленный хрип, и на пол упало что-то тяжелое. После этого опять установилась тишина. Только на сей раз она не была столь глубокой. Лорисс ясно слышала, как где-то далеко капает вода, и еще шум, какой бывает от ветра, залетающего в открытое окно.

-Эй! - хрипло позвала Лорисс, но никто не отозвался. - Эй!

Стояла тишина, нарушаемая стуком далеких капель.

Лорисс поднялась с каменного ложа. Выставив руки перед собой, она медленно пошла к двери. У порога она осторожно повела ногой, проверяя, где лежит то, что упало. Нога натолкнулась на что-то громоздкое. Присев на корточки, Лорисс на ощупь определила размеры лежащего предмета и чуть не вскрикнула, попав рукой на теплую человеческую кожу. Судя по всему то, что она трогала, было мужчиной: борода, едва отросшая, не оставляла сомнений. Потом пальцы окунулись в горячую липкую влагу на шее, и Лорисс поспешно одернула руку, машинально вытирая ее о штаны. На пороге лежал человек. И он не дышал.

Подняв повыше ногу, чтобы не споткнуться, Лорисс осторожно переступила через тело. Плечом она задела тяжелую дверь и с другой стороны с оглушительным звоном упали ключи. Лорисс стремительно присела, подхватила ключи и прижала их к груди, как будто это могло приглушить только что произведенный шум.

По-прежнему стояла тишина. Но здесь оказалось светлее. В конце коридора с рядами дверей Лорисс разглядела лестницу - всего несколько ступеней. А дальше виднелся освещенный дверной проем. Из полуоткрытой двери падал колеблющийся свет, по всей видимости, от факела, закрепленного на стене.

Лорисс не представляла себе, куда ведет лестница. Когда ее вели, а точнее, несли в подземелье, она была без сознанья. Прижимая к груди ключи - на большом кольце Лорисс насчитала три больших ключа - она пошла по коридору к свету. Душа сжималась от страха, готовясь в любой момент услышать грозный окрик. С сильно бьющимся сердцем Лорисс поднялась по лестнице и осторожно заглянула в приоткрытую дверь, внутрь освещенного помещения.

Картина, представшая перед ее глазами, ужаснула в первый момент, а во второй подарила чувство глубокого удовлетворения.

У стола, прислонясь спиной к стене, полулежал здоровяк Тигрий. Теперь он не вызывал ни злости, ни страха. Из разорванного горла медленными толчками вытекала кровь. В широко открытых глазах застыло последнее выражение, такая степень крайнего удивления, что Лорисс невольно оглянулась. Но, как и следовало ожидать, за ее спиной ничего вызывающего удивленье не было.